Оказалось все просто. Австро-венгерские полицейские в
непогоду носили короткий плащ без рукавов вроде пелерины, именовавшийся как раз
«мент». Постепенно это слово стало жаргонным прозвищем австрийских служителей
закона, а потом через польских воров перекочевало в западные губернии России
уже применительно к тамошним городовым и сыщикам…
Он прошел в столовую, где уже накрывала на стол приходящая
прислуга пани Янина – пожилая чопорная особа со следами былой красоты, похожая
скорее на классную даму или попечительницу женской гимназии. Добавить пенсне –
и сходство будет полное. Один бог ведает, где контора по найму прислуги ее
откопала, но манеры у старой дамы были столь безукоризненны, словно она прежде
служила у князя Виндишгреца или графа Тисы…
[42]
Под ее ледяным
взором Сабинин поневоле чувствовал себя тем, кем, собственно, и являлся, –
авантюристом, выскочкой, парвеню.
Завтрак преподнес еще одно тягостное испытание – Сабинин
боялся есть и пить. Дурманящее снадобье могло оказаться в любом положенном им в
рот куске…
Нет, не стоит паниковать излишне. Большинство из тех зелий,
которых он опасался, отнюдь не безвкусны, и человек опытный тщательно все
продумает…
А посему не нужно бояться ломтиков свежайшего хлеба и
горячих булочек, равно как и сыра с маслом – все это подается на общем блюде, в
общей корзиночке, общей масленке, заранее невозможно предугадать, кто какой кусок,
ломтик, булочку облюбует. Кофе… Нет, пани Янина разливает ароматную жидкость
опять-таки из кофейника, и Надя преспокойно пьет, а чашка Сабинина была сухой и
чистой, ничто не было в нее предварительно подсыпано. Господи, это ведь сущее
умственное расстройство, мания… нет, лучше лишний раз спраздновать труса,
опасаться всего и вся, чем попасться на уловку…
И все же он постарался покончить с завтраком как можно
быстрее, отговариваясь отсутствием аппетита, что, слава богу, не повлекло
повышенного внимания со стороны Нади, она с течением времени тоже становилась
все более напряженной, нервозной…
О поездке в Будапешт они и не говорили – все было обговорено
вчера, когда посыльный – то ли настоящий, то ли ряженый, что в данной ситуации
и не важно, – принес то самое письмо от Мирского, написанное на глазах
Сабинина под дулом браунинга. Читая его, он чувствовал напряженный взгляд Нади
– и выдержал нелегкое испытание с блеском, сначала изобразив хорошо разыгранную
досаду, а потом с печальным вздохом поведав любовнице, что Вася Мирский снова в
своем репертуаре, – несомненно, его вновь сбила с пути истинного некая
доступная красотка, что с ним регулярно происходило еще в родном отечестве…
Вставая из-за стола, он был напряжен, как натянутая тетива
лука. Перефразируя оперную арию – уж время близится, а снадобья все нет… Лишь
бы ошибиться, боже, как хочется ошибиться…
– Ну что, откупорим шампанское и займем места в ложе,
то бишь у окна? – безмятежно спросил он Надю. – Никогда не видел
столь близко ни одного монарха…
– Да, конечно… – рассеянно отозвалась она. –
Иди в спальню, хорошо? Хочу тебе кое-что сказать…
Он послушно направился в спальню – словно по тонкому льду,
способному в любой миг провалиться под ногами. Сердце тоскливо сжалось.
Надя вошла буквально через минуту, держа в руках два бокала,
почти до краев налитых белым вином, протянула ему один.
– Давай выпьем, а потом я тебе сообщу нечто радостное…
– Что?
– Это сюрприз, – улыбнулась она напряженно. –
Пей…
И пригубила из своего. Поднеся бокал к губам обычным движением,
не медленным и не быстрым, Сабинин лихорадочно искал выход. Обострившееся
звериное чутье вопило, что дело неладно: почему она принесла вот так бокалы в
спальню, именно в спальню, без бутылки и закуски на подносе? Никогда за все
время их знакомства так не делала. Если случится, то непременно сейчас…
Судя по аромату, в бокале – итальянский вермут, чей
резковатый запах и терпкий специфический вкус как раз и способны отбить
характерный привкус чего-то вроде лауданума. Еще несколько мгновений – и она
начнет беспокоиться… Что же, сослаться на полнейшее нежелание пить?
– Черт! – воскликнул он, так и не отпив из
бокала. – Вон там, у тебя за спиной! Мышь под столиком!
Надя отреагировала на эту новость так, как это и было всегда
свойственно особам ее пола, – не завизжала, правда, не стала вскакивать на
постель, но инстинктивно шарахнулась, посмотрела в ту сторону. Сабинин
находился вне поля ее зрения достаточно долго времени, чтобы выполнить
задуманное.
– Где? – обернулась она.
Сабинин отнимал от губ пустой бокал со столь безмятежным
видом, словно только что осушил его до донышка. Вытер губы тыльной стороной
ладони:
– Вон там пробежала, под столиком… Дать тебе браунинг?
– Глупости какие… – сказала она, но все же
отодвинулась подальше от столика с гнутыми точеными ножками.
– Так что за сюрприз ты мне приготовила?
– Сейчас… Что ты морщишься?
– Вино, по-моему, какое-то не такое… Привкус
странный, – произнес он и собрался было понюхать бокал.
Надя проворно забрала бокал у него из рук, отставила
подальше:
– Не мели вздора, отличное вино… Так вот, я решила
принять твое предложение.
– Милая! – проникновенно сказал Сабинин, шагнул к
ней и обнял.
Она не противилась, но в теле ощущалась та же напряженность.
Сабинин более не сомневался, теперь он знал. Что оказался прав, что предвидел
все наперед, что в его бокале был то ли яд, то ли сонная отрава. Она держится
странно, совсем не так, как подобает женщине, решившейся-таки бросить подполье
и бежать с богатым любовником за тридевять земель на поиски пиратской фортуны…
Что дальше? Знать бы, чего она в бокал набуровила, вдруг он изобразит
не те симптомы… А впрочем, нет, ведь не существует каких-то канонических
симптомов для сонной отравы, всякий человек реагирует, в общем, сугубо
индивидуально. Пожалуй, все-таки не яд – яд можно и открыть при вскрытии трупа,
а к чему им это?!
– Надюша, милая, – сказал он растроганно. –
Даже и не знаю, что тебе сказать… Как я рад… – Он отстранился, потер рукой
лоб: – То ли я сегодня не выспался, то ли… Не пойму, что со мной. Слабость
накатывается, голову туманит…
– Да, бледный ты какой-то… – ответила она, ничуть
не удивившись. – Присядь.
Он сделал два шага назад, присел на краешек постели, где за
его подушкой как раз и промокло покрывало от молниеносно выплеснутого туда содержимого
бокала.
Надя вела себя так, словно ничего экстраординарного и не
происходило, – стояла у постели, глядя на него с испытующим видом,
напоминавшим холодное научное любопытство ученого-вивисектора. Добросовестно
делая вид, что борется с неведомым недомоганием, Сабинин моргал, тер глаза,
проговорил что-то заплетающимся языком, склонил голову – и наконец виновато
улыбнулся:
