Но ведь не для этого он сюда проник?! «Грейтона» нужно
привести в любой из российских портов, крайне желательно вместе с этой отбритой
троицей. Вот только как этого добиться? Корабль, как и крепость, в одиночку не
захватишь. Подняться на мостик, приставить капитану дуло к виску и приказать
изменить курс? Троица боевиков, почуяв неладное, вмиг изрешетит из трех
стволов, а то и старший помощник подключится. Повязать предварительно господ
боевиков? Но как прикажете сделать это в одиночку?
Еще с первой ночи он строил разнообразнейшие планы, но все
они при вдумчивом рассмотрении оказывались невыполнимы. Это напоминало шутливую
гимназическую задачку о козе, волке и капусте…
Но ведь было решение у задачки! Как же и здесь придумать
что-то подобное?
Если бы знать, что происходит на суше! Донесение Багрецова
наверняка уже попало через Вену к полковнику Герасимову в Петербург, но что в
состоянии предпринять о н?! Невозможно же вывести в море весь Балтийский флот и
нацелить его на поиски определенного корабля, никто на это не пойдет даже ради
захвата транспорта оружия. При самом удачном обороте дела пошлют два-три
корабля, осведомят пограничную стражу… ищи иголку в стоге сена! Он уже на
собственном опыте убедился, каких трудов стоит обнаружить и перехватить в море
одинокий корабль.
Полезной новинки, радиоаппарата Маркони, на судне не
имеется, а впрочем, Бестужев все равно не умел с ним обращаться, радист же даже
с пистолетом у виска мог бы передать отнюдь не то, что ему велели, – и как
тут его проконтролируешь? Нет, ни к чему тратить время на такие раздумья – все
равно нет радиоаппарата…
Он еще раз изучил карту, темную карандашную черту, почти уже
утыкавшуюся в ту развилку. Некий план все же имелся – довольно-таки авантюрный,
но и небезнадежный…
Другого ведь и нет вовсе!
Из снаряжения у него имелся лишь артиллерийский
призматический бинокль, неведомо зачем купленный в Кайзербурге. Казалось самым
естественным поступком приобрести бинокль, выходя в море. А вдруг для чего-то
понадобится? Чуть ли не у всех туристов, которых он видел и в жизни, и на
картинках в иллюстрированных журналах, на шее висел бинокль.
Ну и оружие, конечно. Обойдя полдюжины оружейных лавок Кайзербурга,
он подобрал более или менее подходящий револьвер, бельгийский наган образца
семьдесят восьмого года, выпускавшийся для шведской армии. Браунинг, конечно,
великолепное оружие, но далеко не во всех ситуациях. Учитывая, что ему
предстояло в одиночку драться против неизвестного по численности и неведомо чем
вооруженного противника, выбор был не так уж плох – в отличие от российского
трехлинейного нагана, шведский был посолиднее калибром, более чем в три с
половиной линии,
[54]
заряжался мощными патронами на дымном
порохе, посылавшими пулю гораздо дальше и делавшими ее более убойной на дальней
дистанции, чем у привычного нагана.
Надо решаться, иначе будет поздно…
Он надел тяжелый моряцкий бушлат с капюшоном, натянув
предварительно одолженную у помощника шерстяную фуфайку, сунул револьвер в
правый карман, отправил туда же горсть патронов россыпью, прихватил бинокль в
футляре, из суеверия на пару секунд присел на дорожку, перекрестился. Вышел в
коридор и направился в каюту старшего помощника.
…Палуба была пуста, как присутственное место в воскресенье.
Несмотря на все отрицательные стороны корабельного бытия, Бестужев обнаружил в
тамошнем укладе и одну безусловно положительную черту. На корабле подобного
типа не встретишь лишних свидетелей, праздношатающихся бездельников. Матросы
либо заняты на вахте внутри судна, либо отдыхают. Никто из них не торчит на
палубе, поскольку, надо полагать, морские виды им давно осточертели. У трапа,
ведущего на капитанский мостик, болтается, правда, вахтенный, но он далеко,
торчит главным образом на носу, Бестужева от него заслоняют надстройки. Могут,
конечно, забрести на палубу и загадочные пассажиры, может появиться боцман,
самый занятой на корабле человек, не знающий покоя ни днем, ни ночью. Но с
этими возможными помехами придется смириться, поскольку устранить их не
получится…
Под открытым небом было все то же самое – серый небосклон
над головой с редкими просветами синевы, дул прохладный ветерок, волновалось
море, и справа бесконечной полосой тянулся берег – родной, российский, тут бы и
сронить скупую слезу, тут бы и размякнуть душою, да нет времени на эти
бесполезные выходки…
Он поставил на палубу жестяную банку с белой краской,
выданную хмурым боцманом по распоряжению помощника. Об заклад биться можно,
помощнику просьба не понравилась, он промолчал, конечно, без прекословий
выслушал Бестужева, туманно сославшегося на высшие интересы дела и прямой
приказ майора, запретившего откровенничать с кем бы то ни было, – но один
бог ведает, что у него на уме…
Сорвав крышечку, Бестужев примерился к качке, обеими руками
поднял банку, чуть перегнулся через низкие железные перила, выплеснул
содержимое, выпустил банку и побыстрее выпрямился – а то, чего доброго,
еще и за борт вывалишься, никто и не заметит, а до берега далековато, скверно
пришлось бы неумелому пловцу, отягощенному к тому же одеждой…
Цепляясь за перила обеими руками, посмотрел вниз. Ну, в
общем, получилось не так уж плохо – по всему борту, сверху вниз, протянулась
обширная и длинная белоснежная клякса, которую ветерок уже размазывал
поперечными потёками. Будет заметно издали…
Достав бинокль из футляра, он стал придирчиво осматривать
море в поисках подходящей жертвы. В отдалении маячили парусные рыбацкие лодки,
но они не подходили. Как и пароход под датским флагом, проплывший навстречу.
Он озяб, но не покидал палубы. Через полчаса справа на
подходящей дистанции показалась белая яхта, кроме российского флага несшая еще
и многоцветный вымпел какого-то яхт-клуба. За штурвалом стояла фигура с
внешностью типичного остзейского барончика – с усами а-ля Вильгельм Второй, в
заломленной на прусский манер белой фуражке. Ну, конечно, кому и развлекаться
тут парусным спортом, не чухонцам же?
Прибалтийский немчик – это хорошо. Это прекрасно. Немец
любит порядок, а о нарушении оного, тем более вопиющем, считает своим долгом
незамедлительно сообщать по начальству. В этом смысле Охранному отделению
гораздо легче с ними работать, сотрудничать в некоторых скользких вопросах…
Бестужев полез в карман за револьвером. И увидел, как на
палубу выбрались двое светлоголовых мальчишек – отсюда видно, державшиеся
чуточку испуганно, но и в то же время явно воображавшие себя кем-то вроде
Колумба и пиратского капитана в одном лице. Дети…
Он с сожалением вынул руку из кармана. Парнишки, конечно, не
пострадали бы, но все равно рука не поднимается. «Господи! – взмолился
он. – Нерадивый из меня христианин, но пошли мне подходящую цель! Я ведь
не о себе прошу, не о своем удобстве забочусь! Если они доплывут, кровь
прольется, горячая, алая! Господи, помоги безвинным, сохрани и спаси!»
