– Вы шо, пане? Рано…
Мучительно медленно текли минуты, и никаких изменений в
окружающем не происходило – отовсюду плыли покойные лесные запахи, щебетали
птицы, легонько колыхался под ветерком кустарник, стояла солнечная тишина…
– Ну, с божьей помощью, – перекрестился
Грицько. – Схожу посмотрю. Если в том ведре лежат шишки – значит, Панас
дает знак, что на кордоне все спокойно и стражи поблизости нема. Если шишек
нету – ждем темноты… Вы, пане, с места не сдвигайтесь, шуму не делайте, я мигом
обернусь, не впервой…
Вздохнув и отряхнув колени от приставших рыжих сосновых
иголок, он бесшумно обогнул кусты, вышел на открытое пространство и решительно
направился к сторожке.
Присевший на корточки Сабинин с вполне понятным замиранием
сердца неотрывно следил за ним.
Дальнейшее развернулось почти молниеносно.
Из-за угла ветхой сторожки внезапно появился человек в
мундире – на плечах блеснули золотом погоны, – выставил руку с вороненым
револьвером и азартно скомандовал:
– Стой!
Грицько, пригнувшись, не потеряв ни секунды, отпрыгнул в
сторону, метнулся к спасительным деревьям. Негромкий выстрел, на фоне
необозримого леса какой-то даже несерьезный…
Контрабандист без крика рухнул ничком в кустарник, с хрустом
сломав ближайшие тонкие ветки грузным телом, пару раз дернулся и больше уже не
шевелился. Все произошло слишком быстро – окрик, прыжок, смерть, так что
Сабинин оторопел и упустил драгоценное время…
Только и успел, опомнившись, потянуться к пистолету, но на
него уже навалились сзади, в мгновение ока завернули руки за спину так, что в
локтях захрустело, выхватили из-под пиджака браунинг, лицом вниз притиснули к
земле, словно печать к сургучу. Сухие сосновые иглы немилосердно кололи щеки и
лоб, Сабинин, слабо ворочаясь, едва мог дышать. Его придавили коленями, в бок
уперлись, судя по твердости, носки сапог, над самой головой азартно выдохнули:
– Попался, сицилист! Не уйдешь теперь!
– Ну что там? – послышался начальственный окрик.
– Взяли, вашбродь! – переводя дыхание, откликнулся
один из тех двух, что припечатал Сабинина к земле. – И пистоль при ем!
Точно как вы сказали, двоечко их было, никого боле не видать!
– Хорошо осмотрелись?
– Да что там, дело знакомое! Двое их было…
– Ну, волоките сюда гостя дорогого! Да обшарьте как
следует для надежности!
Сабинина рывком вздернули на ноги, один из пленивших его
остался за спиной, крепко уцапав за локти. Судя по хватке и жаркому дыханию,
ерошившему Сабинину волосы на самой макушке, это был детинушка гвардейского
роста. Второй, зайдя спереди, распорядившись предварительно: «Савчук, ты ему
руки-то вверх вздерни…», обшарил и охлопал Сабинина, где только возможно. Уж
его-то Сабинин рассмотрел прекрасно: молодой казак в фуражке набекрень, весь
сиявший охотничьим азартом. Обыскивал он умело и тщательно – промял в кулаке
полы пиджака, изучил подкладку, не пропустил ни одного кармана. Закончив,
сделал приглашающий жест:
– Шагай, сицилист, к его благородию на спрос! Кому
говорю!
Поскольку второй так и не выпустил локтей, крепко подтолкнув
коленом в то место, которым человек обычно соприкасается со стулом, осталось
лишь повиноваться. Офицер ждал, застегивая кобуру. На нем был синий жандармский
сюртук, фуражка с кантом, на черной портупее висела шашка.
– Прошу, – любезно показал он на дверь. –
Заждались, господин хороший, терпение лопнуло…
Сабинина втолкнули в небольшую комнату, где из мебели
имелась лишь пара корявых лавок да не уступавший им в уродстве стол. Дверь в
соседнюю комнатушку оказалась закрытой, но и там, можно ручаться, царила та же
спартанская простота меблировки.
Жандармский поручик неторопливо уселся, предварительно с
брезгливой миной обмахнув лавку платком. Сабинина усадили напротив. Один из
казаков, тот, что повыше, встал в двери, расставив ноги и опираясь на карабин,
второй заслонил спиной крохотное оконце, отрезав тем самым всякую возможность
бегства. Неторопливо достав серебряный с чернью портсигар, жандарм раскурил
папиросу, держась так, словно Сабинина здесь не существовало вовсе. Мечтательно
уставясь в низкий потолок, пускал кольцо за кольцом – надо признать, довольно
мастерски.
– У него в пинжаке зашито что-то, вашбродь, –
сообщил молодой казак. – Бумаги, точно, мялись и похрустывали… Прикажете
подклад подпороть?
– Успеется, – сказал жандарм с нехорошей
улыбочкой. – Ну-с, милостивый государь, быть может, назовете вашу фамилию
– хотя бы последнюю по счету – и соизволите объяснить, что делали в двух шагах
от границы, где находиться вообще-то не полагается?
Сабинин молчал. У него не было при себе никаких документов,
он никак не предусмотрел подобного оборота событий, потому ничего мало-мальски
убедительного не приходило в голову. Во все глаза глядя на жандарма, он, уже
немного успокоившись, получил возможность думать и рассуждать. Вот так… А ведь…
Нет, не будем спешить…
– Сначала извольте представиться, – сердито бросил
он.
– Бога ради, – кивнул жандарм. – Поручик
Якушев. Имею честь представлять в этих палестинах Киевское охранное отделение.
Вот именно, милостивый государь. В поле зрения тех, кому такими вопросами
ведать надлежит, вы попали еще в Киеве. Дальнейшее особого труда не
представляло – рутина-с… Это вам казалось, будто никто за вами не следит, а на
деле, должен признаться, обстояло как раз наоборот. Господин анархист Яша, смею
думать, был в сей роли весьма убедителен и подозрений не вызывал, а? Ну, а как
насчет господина Кудеяра? Не правда ли, мы умеем работать, господин…
Са-би-нин! – с расстановкой, громко, в три слога произнес он фамилию,
словно команду отдавал. – Что это вы, сударь, на лавочке ерзать изволите?
Ну, не медлите! Убедительно, с искренностью в голосе и честным блеском в глазах
сделайте заявление, что ситуация вам странна и оскорбительна, что все обстоит
совершенно иначе, что никакой вы не Сабинин, а так, другой кто-нибудь. Что
молчишь, тварь?! – рявкнул он вдруг, перегнулся через стол и залепил Сабинину
оглушительную оплеуху. – Язык проглотил? Я его тебе из задницы вытащу!
Сабинин рванулся было, пытаясь вскочить, но казачьи лапищи,
опустившись на плечи, плотно припечатали к лавке. Он смог лишь крикнуть:
– Как вы смеете, поручик!
– Молчать, сволочь, – лениво отозвался жандарм,
поигрывая увесистым портсигаром. – Я с тобой еще не разговаривал, как
следовало бы… Как оно полагается после убийства тобою двух офицеров, в отличие
от тебя, паскуды, честно несших службу государю и Отечеству… – И покачал
под самым носом Сабинина крепким кулаком. – Ничего, есть время для
душевного разговора.
– Дозвольте, ваше благородие, по старому казацкому
способу? – прогудел за спиной Сабинина великан. – Ремешок ему из
спины резануть, от затылка до задницы? Помереть не помрет, а вот откровенности
дюже способствует…
