— В подземный пентхауз, Джеймс, — приказал Хит.
— Слушаюсь, мистер Хит, — ответил моллютеец, снова закрываясь стеклом.
— Что такое подземный пентхауз? — спросил я.
— Квартира под землей, — усмехнулся Хит.
— Я заметил, что вы называете водителя Джеймсом, — сказал я. — Не думал, что у моллютейцев бывают человеческие имена.
— Не бывает. Но его настоящее имя я вовсе не могу выговорить, так что зову его Джеймсом.
Он помолчал и добавил:
— Если я правильно помню, его предшественника звали Оскар.
— Очень приятно узнать, что вы охотно нанимаете не-землян.
— По-моему, я уже говорил, что на Шарлемане их нельзя использовать в качестве свидетелей, — ответил Хит и опять сделал паузу. — Кроме того, им можно платить меньше, чем людям, а я постоянно пытаюсь сократить расходы — правда, без особого успеха. Мое воспитание не позволяет мне довольствоваться вторым сортом, но увы, никто не подумал научить меня, как обеспечить себе первый. Моя профессиональная жизнь — сплошная цепь проб и ошибок.
— Очевидно, вы сделали не так уж много ошибок, — заметил я, — поскольку вы до сих пор на свободе.
— О, ошибок у меня хватало, — беспечно ответил он. — Но и у полиции тоже. Просто удивительно, как много времени требуется, чтобы понять, что при моем положении можно быть вором. Жульничество на бирже, махинации с правительственными контрактами, политический подкуп — такого можно ожидать от человека явно богатого и хорошо воспитанного, но вор в ночи?
По-моему, это никогда не приходит им в голову.
— Тогда почему вам пришлось скрываться у меня в номере? — спросил я.
— Почти никогда, — внес он поправку. — Разумеется, к тому времени, как они меня поймают, Морита уже попадет к человеку, у которого еще меньше причин афишировать свое приобретение, чем у меня. А потом я получу официальное карантинное свидетельство, множество многословных извинений, и полиция очень нескоро заподозрит меня в следующей краже.
— Это, кажется, весьма удобно, — неодобрительно отозвался я.
— Не говоря уже о логике, — добавил он. — Подумайте, как глупо арестовывать обычного подонка-неудачника за кражу драгоценного камня или редкой картины. У него же еле хватает средств на чистую рубашку, как же он может быть тем, за кем они охотятся? В то время, как мне только на самые необходимые расходы ежемесячно требуется свыше полумиллиона кредитов, и это без видимых источников дохода. Если бы полиция логично оценивала ситуацию, они посадили бы в тюрьму всех богатых бездельников, и держали бы, не выпуская под залог, пока виновный не признается.
— Очень интересная точка зрения, — признал я.
— И не безосновательная, — продолжал он. — Я совершенно не боюсь быть ограбленным, когда нахожусь среди представителей немытой массы; но среди равных себе я всегда вооружен до зубов.
Он повернулся ко мне.
— Запомните, Леонардо: если кто-нибудь скажет вам, что ему не нужны деньги, немедленно хватайтесь за кошелек и бегите.
— А что делать, если кто-то скажет, что он вор?
— Все мы воры, — сказал он, улыбаясь. — Я просто честный вор.
— Нет ли здесь противоречия? — спросил я.
— Есть, конечно. Кто сказал, что человек не может быть противоречив? — он выглянул в окно. — Ага, вот мы и на месте.
Я потянулся к ручке дверцы, но он мягко схватил меня за руку.
— Пока нет, — сказал он и включил внутреннюю связь. — Дважды вокруг квартала, Джеймс.
Обернувшись ко мне, добавил:
— Если вы не возражаете, мы еще минуту-две покатаемся, чтобы убедиться, что за нами нет хвоста и за входом в мой дом не следят.
— А если следят?
— Тогда я представлюсь соседом и вытащу картину у них из-под носа.
— А если появится настоящий сосед?
— Он перед вами, — усмехнулся Хит.
— Не понимаю.
— Я снимаю в этом здании две квартиры. Подземную — сам, и на свое имя, а ту, что на шестом этаже — под видом пожилого седобородого джентльмена, который заметно хромает. Из своей квартиры он выходит редко, только для того, чтобы соседи его видели и могли опознать.
— Надо ли полагать, что в Океане вы живете под двумя именами?
— Под тремя, — сказал он. — Это утомительно, но никогда не знаешь, что может пригодиться.
Он снова заговорил в микрофон.
— Довольно, Джеймс. Выпустите нас, припаркуйтесь за квартал и следите во все глаза за обстановкой.
Автомобиль остановился, мы вышли в теплый, сухой ночной воздух.
— Сюда, — сказал Хит, ведя меня к парадной двери большого жилого комплекса из стали и стекла.
Мы вошли в маленькое фойе и подождали, пока система охраны идентифицирует Хита.
— Добрый вечер, мистер Хит, — произнес металлический голос.
— Добрый вечер, — ответил Хит.
— С вами спутник, — сказал голос. — Назовите его.
— Это Леонардо, из расы бъйорннов, мой деловой партнер с Дальнего Лондона. В течение ближайших часов — гость.
— Зарегистрирован, — сказал голос.
Вдруг часть стены отодвинулась, и Хит вошел внутрь, пригласив меня следовать за собой. По освещенному коридору мы подошли к ближайшему лифту и через мгновение уже спустились на нижний уровень.
— Вот мы и дома, — сказал Хит, подходя к двери и ожидая, пока компьютер опознает его по голосограмме и снимку сетчатки.
Дверь тихо скользнула в стену, и мы вошли в темную квартиру.
— Свет, — скомандовал он.
Мгновенно вспыхнуло множество ламп и светильников. Я оказался в элегантно обставленной комнате с множеством развлекательных приспособлений, от голографического видео в рост человека, до нескольких сложных игр, подключенных к одному компьютеру. Нам исполнил серенаду струнный квартет в декафонической записи, а гипнотические переливы света плели хитроумные пастельные узоры на стенах и потолке. У одной из стен в витрине стояло около двадцати скульптур и артефактов со всей галактики, миниатюрных и изящных, совершенно потрясающе исполненных. Перед застеленной мехом кушеткой, в двух футах над полом, висела хромовая столешница, на ней лежали три книги с Земли в кожаных переплетах.
— Хотите выпить? — спросил Хит.
— Нет, спасибо, — ответил я.
— Вы самое сухое существо из всех, кого я встречал, — заметил он. — Вы не проголодались? У меня превосходно оборудованная кухня, хотя должен признаться, что я никогда в жизни не готовил. Вам придется самому с ней управляться.
— Может быть, позже, — сказал я. — Сейчас мне хочется взглянуть на картину Маллаки.
— Как хотите, — сказал он и прошел в другую комнату.
