— Ты действительно хочешь, чтоб я сказала тебе? Мы вновь начнем ссориться.
— Тогда не говори. — Я достал карманный компьютер.
— Если я решу лететь на Землю, то вернусь через двадцать девять дней. Почему бы вам с Гарольдом не заказать на тот вечер столик на троих в «Древних временах»? Я угощаю.
Она вздохнула, уставилась на чашку с чаем.
— Я подумаю, Дункан.
Доедали мы в полном молчании. Потом я поднялся.
— Извини, но должен бежать. У меня еще полно дел. Она не сдвинулась с места, не отвела глаз от чашки. Я подумал, что она хочет посидеть одна, и повернулся, чтобы уйти.
— Дункан?
— Да?
— Счастливого тебе пути, черт бы тебя побрал.
Корабль Мандаки приземлился в единственном космопорте Небесной Сини, и мы поехали в город на маленьком такси-роботе.
Планета полностью отвечала своему названию, ибо нигде я не видел такого синего неба. Причиной тому, решил я, чистейший океан, покрывавший восемьдесят процентов поверхности. Такси мчало нас мимо ухоженных полей, где фермеры выращивали гибрид пшеницы с гораздо более крупными зернами, чем на других планетах. Чистый, прозрачный воздух наполнял легкие, я откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь поездкой, а вот Мандака нервничал, не находя себе места.
Наконец такси доставило нас на огромную площадь, исторический центр города, и робот подробно объяснил нам, как добраться до музея. Пять минут спустя довольно примитивные движущиеся дорожки вынесли нас к зданию музея, и мы сошли на каменные ступени. Я представился швейцару и спросил, как нам с Мандакой попасть в крыло естественной истории.
— Уведомите также о моем прибытии Хейзл Гутридж и попросите ее встретить нас в зале окаменелостей.
— Разумеется, мистер Роджас, — кивнул швейцар и поспешил за Мандакой, уже шагавшим по коридору.
Мы миновали три художественные галереи, научный зал, добрались наконец до раздела естественной истории, а несколько мгновений спустя вошли в зал окаменелостей, где нас встретили двадцатипятифутовый динозавр и пятьдесят скелетов мелких зверушек.
— Где бивни? — шепотом спросил Мандака.
— Совсем рядом. — Я уже хотел поделиться с ним своим секретом, но тут вошла Хейзл Гутридж.
— Как я понимаю, мистер Роджас? — Она направилась ко мне, протягивая руку.
— Очень рад нашей личной встрече, — улыбнулся я. — Этот джентльмен — Букоба Мандака, мой коллега.
— Добрый день, мистер Мандака. — Короткий кивок. — Я и не подозревала, что вы собираетесь посетить Небесную Синь. — В голосе слышалось осуждение. — Если б вы предупредили меня, мы бы подготовились к встрече.
— Я же говорил вам, что я ищу бивни одного слона, находящиеся, по моим данным, на Небесной Сини.
— Но я же сказала вам, что о них у нас нет никаких сведений.
— Я вам верю. Однако они здесь.
— Что-то я вас не понимаю, мистер Роджас, — рассердилась Хейзл Гутридж. — Я лишь могу повторить, что в экспозиции музея их нет.
— Вы также сказали, что естественная история — не ваш конек, и у вас нет куратора этого раздела. Она нахмурилась.
— Уж не обвиняете ли вы меня в том, что я вам солгала, мистер Роджас?
Я покачал головой.
— Я обвиняю вас разве что в невежестве, — ответил я. — Бивни в этом зале.
— Где? — одновременно спросили она и Мандака. Я указал на динозавра:
— Здесь.
— Это реконструкция скелета плотоядного динозавра, — заметила она.
— Я знаю. Но хищники таких размеров встречаются гораздо реже, чем вы думаете. В галактике два миллиона населенных планет, и лишь на двадцати семи жили такие большие хищники, причем только на трех их можно классифицировать как динозавров. Мой компьютер проанализировал экологическую, геологическую и климатическую историю вашей планеты и пришел к выводу, что вероятность существования динозавров-хищников близка к нулю и составляет три миллионных доли процента.
— Что вы такое говорите, мистер Роджас? — Мандака впился взглядом в динозавра, — Я говорю, что тот, кто знал меньше меня о прошлом Небесной Сини, мог решить, найдя бивни, что перед ним — останки огромного доисторического животного, и реконструировал скелет, отталкиваясь от ложной предпосылки.
— Это невозможно, мистер Роджас! — запротестовала Хейзл Гутридж.
— Но почему? Вы живете на колонизированной планете, население немногочисленно, палеонтолога среди вас нет, а судя по вашим экспонатам, местные травоядные и хищники габаритами не отличались. — Я повернулся к динозавру. — Думаю, бивни — два самых больших ребра, а все остальное подгонялось под них.
Мандака перебрался через ограждение, прежде чем Хейзл Гутридж успела открыть рот.
— Вы правы! — торжествующе воскликнул он. — Это бивни Слона Килиманджаро!
— Не может быть! — Голосу Хейзл Гутридж недоставало прежней убедительности.
— Может, — возразил я. — Кто-то допустил ошибку, а экспертов, которые могли бы ее исправить, у вас не было. Я не нахожу в этом ничего удивительного, учитывая конкретные реалии.
— Если вы правы, это непростительная ошибка.
— Я прав.
— Я потребую независимой экспертизы.
— Она займет несколько месяцев, — заметил я.
— Возможно, — согласилась она.
Я посмотрел на Мандаку, тот покачал головой.
— Полагаю, мы сможем найти ответ прямо сейчас.
— Как? — недоверчиво спросила она.
— Есть у вас молекулярный микроскоп? Он сразу определит, земного происхождения бивни или местного.
— Нет.
Я нахмурился:
— Я думал, в каждом музее…
— С оборудованием и персоналом у нас большие проблемы.
— Ладно, есть другой способ. Вопрос в следующем: бивни это или ребра. Если ребра, внутри они будут полыми, потому что должны содержать костный мозг. Если бивни — то нет. Любой акустический анализатор плотности сразу ответит нам на этот вопрос.
Она кивнула:
— Я немедленно отправлю их на анализ. Если вы подождете в моем кабинете, через полчаса я принесу результаты.
— Нас это вполне устроит, — ответил я, предупреждая протесты Мандаки.
Она вызвала охранника, который проводил нас в скромный кабинет, где мы и прождали сорок минут. Наконец Мандака не выдержал, поднялся, закружил по кабинету.
— Она что-то задумала! Я покачал головой:
— Начальник департамента поиска «Уилфорда Брэкстона» только что указал ей на подделку, выставленную в ее музее. Двадцать минут назад она выяснила, что я прав, и теперь пытается найти способ свести до минимума ущерб, нанесенный репутации музея.