— Тогда-то вы и вступили в армию?
— Я вообще не вступала в армию. Дисциплина и строгий распорядок мне не по вкусу.
— Но вы ведь полковник, — указал Мэллори.
— Ах, это, — передернула она плечами. — Мне присвоили чин полковника, когда я помогла подавить восстание, вспыхнувшее в буше среди троллей.
Мэллори допил свой горячий тодди и от нечего делать заметил:
— Должно быть, вы пережили массу увлекательных приключений. Какое произвело на вас наиболее неизгладимое впечатление?
— Мое любимое приключение? — переспросила полковник, прикрыв глаза и предавшись воспоминаниям с ностальгическим выражением на лице. — Мне вспоминаются серебряные блики луны на глади тропической лагуны, ощущение крепкой ладони, пожимающей мою руку, да произнесенные шепотом слова, чуточку заглушающие шелест прибоя. Но более всего мне памятен сладострастный аромат жасмина и свежее дыхание ночного бриза.
— Весьма романтично, — заметил Эогиппус.
— Романтично, не правда ли? — согласилась Виннифред и улыбнулась благостной, не лишенной горечи улыбкой. — Самое смешное, что ничего такого ни разу не приключилось, во всяком случае, со мной.
— Простите? — озадаченно проронил Эогиппус. Виннифред вздохнула.
— Я отправилась в буш толстой, неуклюжей девушкой, а вернулась толстой, морщинистой старухой. — Она помолчала. — И все-таки я помню все неслучившееся, как будто это было вчера. Говорят, что сердце выкидывает фокусы над нами, но не верьте: это рассудок. Эти воспоминания более реальны для меня, чем любое событие, случившееся на самом деле. Я до сих пор чую всепоглощающий аромат жасмина. Лица видятся мне словно в дымке — мое выглядит симпатичнее, чем было на самом деле, а лицо возлюбленного я не могу припомнить, но ароматы и ощущения вполне реальны, так реальны, словно все это было на самом деле:
— Она помолчала. — Разве не смешно, что это самое яркое мое воспоминание о жизни на лоне природы?
— По-моему, это совсем не смешно, — искренне признался Мэллори.
— Правда?
Он закивал головой.
— Что ж, — внезапно смутился Виннифред, — Бог с ней, с mb.) ностальгической чепухой. Нам еще предстоит сделать дело. Все готовы?
— Пожалуй, да, — откликнулся Мэллори. — Как вы хотите поделить войско?
— Я пойду с Мэллори, — вдруг встряла Фелина, ухватив его за руку и потираясь щекой о его ладонь.
— Тогда, полагаю, мне следует взять Эогиппуса, — заявила Виннифред.
— Буду счастлив составить компанию столь знаменитой охотнице, — промолвил конек. — Но должен вас предупредить, что мне совершенно ничего не известно о лепрехунах.
— Я беру тебя не из-за этого.
— А?
— Неужели ты в самом деле хочешь пребывать с Фелиной один на один, пока Мэллори будет заниматься наведением мостов с дном общества?
— Вы меня убедили, — живо откликнулся конек, затрусив через стол к Виннифред.
— Тогда пошли. — Она подхватила крохотное животное и энергично зашагала к двери.
Мэллори тоже поднялся и посмотрел на Фелину, продолжавшую сидеть.
— Ты идешь?
— Она мне не нравится, — прошипела девушка-кошка.
— Наверное, ты ей тоже, — сухо заметил детектив.
— Зато ты мне нравишься, — ответила она с кошачьей ухмылкой.
— Тогда пошли.
Фелина мгновение поразмыслила, затем подскочила на ноги настолько быстро, что проходивший мимо официант шарахнулся в сторону, разлив коктейли, стоявшие на подносе.
— Я заступлюсь за тебя, Джон Джастин Мэллори, — промурлыкала Фелина.
— Весьма утешительная мысль.
— Если она тебя хоть пальцем тронет…
— Полковник Каррутерс — нам не враг, — устало возразил Мэллори.
— Ты выбираешь своих врагов, а я выбираю своих, — изрекла Фелина.
Когда они нагнали Виннифред у двери, она обернулась к стойке и громогласно спросила:
— Ну, Мефисто?
Худой, нескладный маг неохотно выбрался из-за стойки.
— Ну ладно, — с тоской вымолвил он. — Но утром я буду сам себе противен, если только доживу до этого. Уже вместе с магом они все вышли в зябкую ночь.
— Полагаю, меня приставили к Гранди, — произнес Мефисто.
Виннифред кивнула.
— Только не пытайтесь вступить с ним в драку. Просто выясни, у него ли Лютик. — Она чуточку помолчала. — Мы встречаемся у Нью-йоркской фондовой биржи в пятнадцать минут третьего.
— Я вот все гадаю, хватит ли этого времени, чтобы $.!kbl хоть какую-то полезную информацию, — сказал Мэллори.
— Должно хватить, — отрезала Виннифред. — Вероятнее всего, у вас даже более плотный график, чем у Мюргенштюрма.
— Что вы хотите этим сказать? — с замиранием сердца поинтересовался Мэллори.
— Мне приходит в голову, что, если вы будете еще здесь, когда Гранди наложит свои лапы на камень, вы рискуете застрять в этом Манхэттене навсегда.
Глава 8
00.45–01.08
Когда Мэллори добрался до Таймс-сквер, дождь пошел снова. Площадь просто на диво походила на Таймс-сквер его родного мира, вплоть до киосков, продающих уцененные театральные билеты, клубов пара, валящего через вентиляционные решетки метро, уличных торговцев, магазинчиков сувениров, сутенеров, торговцев наркотиками и проституток обоих полов. Громадный рекламный транспарант "Кэмела" из недавнего прошлого Манхэттена Мэллори изображал умиротворенное лицо, харкавшее в воздух облака дыма.
Мэллори постоял под яркими огнями Бродвея, вглядываясь вдоль Сорок второй улицы. Большинство участников праздника уже разошлись ради продолжения веселья под крышами, и остались только обычные обитатели этого района. Детектив потратил пару минут, разглядывая прохожих, спешивших мимо мелочных лавчонок и массажных залов, поглядывая на людей и нелюдей, принимающих зазывные позы перед затрапезными кинотеатрами, и наблюдая за пьяницами и наркоманами, выписывающими кренделя по загаженным тротуарам.
— Боже! — пробормотал он. — Да они все до единого смахивают на преступников.
Он со вздохом повернулся к Фелине, алчным взором пожиравшей мусорный бак, и сказал:
— Пошли!
Еще раз одарив урну взглядом, полным вожделения, она устремилась вслед за детективом, свернувшим на Сорок вторую улицу.
— Здрасссь, соссседушшшка, — окликнул его шепелявый голос, когда Мэллори проходил мимо погруженного в тень здания.
Остановившись, Мэллори обернулся и оказался нос к носу со здоровенным субъектом, наделенным зеленой кожей и холодными, безжизненными глазами.
— Ищщешшь што-нибудь необычное? — прошипел субчик, и Мэллори заметил, что язык у того весьма длинный да вдобавок раздвоенный на конце.
