— Клоун? — переспросил кто-то.
Отец обернулся.
— Базовая образовательная программа детской комнаты. Вспомогательные процессы, похоже, накрылись первым делом.
— Заставь Клоуна вернуться, — сказал Небесный. — Пожалуйста…
— Попозже, — ответил отец. — Клоун… отдыхает, вот и все. Он вернется, не успеешь и оглянуться. Хочешь пить, сынок? Или поесть?
— Где мама?
— Она… — отец запнулся. — Сейчас она не может прийти, Шайлер, но она передает тебе привет.
Небесный увидел, как один из мужчин тронул отца за руку.
— Ему будет спокойнее с другими детьми, Тит. В главной детской.
— Он не такой, как другие дети, — возразил отец.
Вскоре они вывели Небесного из комнаты, на холод. Коридор уходил вправо и влево, в темноту, прочь от лужиц света, которые оставляли фонари взрослых.
— Что случилось? — спросил Небесный. Он впервые осознал, что поколеблен не только его внутренний космос. Что бы ни случилось, оно коснулось и мира взрослых. Он никогда прежде не видел корабль таким.
— Кое-что очень, очень плохое, — сказал отец.
Глава 5
Я вылетел из сна о Небесном Хаусманне, словно мне дали пинка. В первый момент мне показалось, что я попал в другой сон, главной особенностью которого было устрашающее ощущение потерянности в пространстве и времени.
Потом я понял, что это вовсе не сон.
Я бодрствовал. Правда, половина моего разума продолжала крепко спать — та его часть, где записано, кто я такой и что делаю в этом мире. Я даже не мог успокоить себя, разобравшись, как нынешняя ситуация связана с прошлым. Кстати, о прошлом… Я мысленно оглянулся назад, надеясь обнаружить в памяти какие-то зацепки — мое имя, предметы, которые укажут, кем я являюсь. Но это было все равно, что вглядываться в густой серый туман.
Правда, я мог назвать предметы, которые находятся вокруг. Значит, речь осталась сохранной. Я лежал на жесткой постели под тонким коричневым вязаным одеялом и чувствовал себя бодрым и отдохнувшим — но при этом абсолютно беспомощным. Я глазел по сторонам, ожидая «щелчка», после которого ситуация прояснится. Но — ни малейшего проблеска, ничего, что могло показаться хоть мало-мальски знакомым.
Я поднес к глазам руку и принялся изучать выпуклости вен на обратной стороне ладони. Рука тоже выглядела как-то странно.
Однако я довольно неплохо помнил подробности сновидения. Оно было поразительно ярким и походило не на обычный сон — череду бессвязных картин, в которой трудно усмотреть логическую связь, — а на отрезок хроники. Казалось, я незримо присутствовал при всех событиях, следуя за Небесным Хаусманном, точно назойливый призрак.
Потом я зачем-то повернул руку ладонью вверх.
Посредине ладони виднелось аккуратное ржавое пятнышко запекшейся крови. Осмотрев под собой простыню, я обнаружил еще несколько засохших капель — следы недавнего кровотечения.
Что-то материализовалось в тумане памяти — и было готово вот-вот приобрести ясные очертания.
Я вылез из постели, обнаженный, и осмотрелся. Я находился в комнате с шероховатыми стенами — но это был не тесаный камень, а материал наподобие высушенной глины, покрытый ослепительно белой штукатуркой. Вплотную к кровати стояли табурет и тумбочка из неизвестного мне дерева. Нигде никаких украшений, если не считать маленькой коричневой вазы, стоявшей в стенной нише.
Я в ужасе уставился на эту вазу.
Это был совершенно иррациональный страх. Я мгновенно понял это, но ничего не мог с ним поделать. По-видимому, у меня произошло какое-то нервное расстройство. Я услышал собственные слова: у тебя сохранилась речь, но что-то нарушено либо в системе восприятия, либо в каком-то отделе мозга — в том, что отвечает за новообразование, которое впервые появилось у млекопитающих и называется «страхом». Разобравшись с происхождением своего страха, я понял, что ваза тут ни при чем.
Дело было в нише.
Что-то пряталось в ней, что-то ужасное. Осознав это, я содрогнулся, сердце бешено заколотилось. Мне нужно выбраться из этой комнаты, сбежать от этого… Я знал что это бессмысленно, но при одной мысли о том, что там сидело, кровь леденела в жилах. В противоположном конце комнаты виднелась открытая дверь. Куда угодно — только поскорее выйти наружу.
Пошатываясь, я шагнул за порог.
Моих ног коснулась трава. Я стоял на росистой, тщательно подстриженной лужайке, окруженной с двух сторон зарослями и валунами. Позади меня стоял сельский домик, в котором я проснулся. Он прилепился к отвесному склону и, казалось, вот-вот исчезнет в зарослях. По мере подъема склон становился все круче, переходил в вертикаль… и у меня закружилась голова. Надо мной смыкался купол из зелени, похожей на ламинарию. Я находился внутри перевернутой чаши, стенки которой были густо оклеены листьями. Оценить расстояние было трудно, но «потолок» этого мирка, должно быть, находился в километре над моей головой. С противоположной стороны дно игрушечной долины слегка понижалось, а потом снова начинался подъем — пока где-то вдалеке противоположная сторона «чаши» не сравнивалась со склоном за моей спиной.
Границы этого мирка терялись среди все тех же зарослей и валунов, расплывчатые и окрашенные в туманную синеву воздушными массами. Из-за этого в первый момент мне показалось, что это жилище имеет цилиндрическую форму. Но это было не совсем так. «Берега» долины чуть заметно скруглялись и смыкались друг с другом, так что она напоминала лежащее на боку веретено — а мой домик находился как раз на экваторе.
Перебрав в памяти множество различных типов жилых конструкций, я не обнаружил ничего похожего. Решительно, это место было очень необычным.
Вдоль всей постройки тянулось ослепительно белое «волокно» — нечто вроде трубки, наполненной плазмой. Судя по всему, оно могло тускнеть, имитируя закат и наступление ночи. Крошечные водопады и грубые скальные поверхности, контрастируя с зеленью, оживляли пейзаж. Местный дизайнер явно имел вкус к японским гравюрам. На дальнем склоне долины я заметил пестрые декоративные садики, расположенные террасами, — мозаика, набранная из крошечных элементов. Повсюду, точно россыпь гальки, белели коттеджи, образующие что-то вроде поселков, и какие-то более крупные строения. Каменистые тропки петляли по долине, соединяя домики и поселки. Ближе к концам конусов, из которых состояло «веретено», построек становилось больше. Судя по всему, сила тяжести там слабее — хотя это могло быть только иллюзией. Возможно, именно с этой целью создатели этого обиталища выбрали такую форму.
Я погрузился в размышления. И тут что-то крадучись выбралось из зарослей и зашагало на поляну, переставляя совершенно немыслимые металлические ноги на шарнирах. Моя ладонь тут же сжала рукоять несуществующего пистолета, словно для его появления достаточно было простого сокращения мускулов.
Машина остановилась и тихонько застрекотала. Паучьи ноги поддерживали зеленое яйцевидное тело, украшенное светящимся голубым узором в виде снежинки.
