Это не важно.
Первая группа шаттлов уже совершила несколько рейдов на поверхность планеты, во время которых сбросила множество грузовых контейнеров, снабженных радиомаяками. Через несколько месяцев мы сможем их обнаружить. Сейчас один из шаттлов спускался в атмосферу, его дельтовидный силуэт был хорошо виден на фоне материкового «языка» в экваториальной зоне — географический отдел окрестил его Полуостровом. Подозреваю, через пару недель они придумают что-нибудь не столь буквальное. Чтобы доставить на поверхность всех оставшихся колонистов, хватит пяти рейсов.
Еще пять — для транспортировки экипажа «Сантьяго» и тяжелого оборудования, которое нельзя сбрасывать в контейнерах. «Сантьяго» останется на орбите — пустая оболочка, не содержащая ничего полезного.
Двигатели шаттла выплюнули пламя, челнок лег на расчетный курс, и я проследил, как он исчезает из виду. Через пару минут, как мне показалось, я заметил у горизонта вспышку — шаттл входил в атмосферу. Значит, скоро он приземлится. На южной оконечности Полуострова уже был разбит временный лагерь, который мы решили назвать Нуэва-Сантьяго — решили уже тогда.
В это время Око Суона раскрылось.
Понятно, что отсюда его было не разглядеть — но в точке Лагранжа уже разворачивался микроскопически тонкий пластиковый экран.
Прицел оказался почти идеально точным.
Луч света упал на хмурый мир, лежащий под нами, образовав яркое овальное пятно. Затем оно начало перемещаться, рыскать, меняя форму. Когда его наведут точнее, количество солнечного света, которое получают Полуостров и его окрестности, возрастет вдвое.
Я знал, что там, внизу, была жизнь. Я уже думал о том, сможет ли она приспособиться к изменению освещенности, и картина не слишком меня воодушевляла.
Зазвенел браслет-коммуникатор. Я оторвался от экрана. Интересно, у кого из моего экипажа хватило наглости отвлекать меня в этот торжественный момент.
Однако коммуникатор просто оповестил, что в каюте меня ждет послание. Раздраженный — и одновременно заинтригованный — я заставил себя покинуть смотровую площадку. Миновав шлюзы и трансферные кольца, я оказался в главной, вращающейся части нашего огромного корабля. Здесь начиналась зона псевдогравитации. Я держался открыто и невозмутимо, ничем не выдавая беспокойства. Члены экипажа и старшие офицеры приветствовали меня, отдавая честь; некоторые норовили пожать мне руку. Настроение было праздничным и граничило с всеобщей эйфорией. Мы пересекли межзвездное пространство и благополучно прибыли к новой планете, более того — я привел корабль раньше соперников.
Я позволил себе задержаться, чтобы кое с кем поболтать. Впереди трудные времена, и мне важно укреплять отношения. Но я ни на минуту не забывал о послании, которое ждало меня. Можно было только догадываться о его содержании.
Вскоре я это узнал.
— Полагаю, к настоящему моменту ты уже убил меня, — послышался голос Констанцы. — Или по крайней мере заставил исчезнуть навсегда. Нет, не надо ничего говорить: это не интерактивная запись. Мне нужно лишь немного твоего драгоценного времени.
Я смотрел на ее лицо на экране в моей каюте — лицо, которое выглядело чуть старше, когда я видел ее последний раз.
— Как ты догадываешься, эта запись была сделана некоторое время назад, — продолжала она. — Я загрузила ее в информационную сеть «Сантьяго» и вынуждена была входить туда каждые шесть месяцев, чтобы послание не попало к тебе слишком рано. Я знала, что последнее время была для тебя как бельмо на глазу и что ты, наверно, скоро найдешь способ от меня избавиться.
Я невольно улыбнулся. Помнится, она так настойчиво выпытывала у меня, сколько времени я держу ее в плену.
Браво, Констанца.
— Я позаботилась о том, чтобы копии послания попали к большинству офицеров и членов экипажа, Небесный. Разумеется, я не рассчитываю, что все они примут эту информацию всерьез. Уверена: ты уже наверняка сфабриковал легенду, которая объяснит мое исчезновение. Это не важно; мне достаточно заронить сомнения. У тебя еще есть союзники и почитатели, Небесный, но не удивляйся, если не все согласятся слепо тебе подчиняться.
— И это все? — спросил я.
— Кое-что напоследок, — произнесла она, словно ожидала этот вопрос. — За последние годы, Небесный, я собрала множество улик против тебя. По большей части косвенного характера, многие могут быть истолкованы неоднозначно. Но это дело всей жизни, и мне будет ужасно жаль, если оно пропадет даром. Поэтому, прежде чем записать это послание, я собрала все улики и спрятала в одном укромном месте… Мы уже достигли Конца Путешествия, Небесный? Если да, то не старайся найти эти материалы. Не сомневаюсь, они уже на поверхности.
— Нет.
Констанца улыбнулась.
— Ты можешь прятаться сколько угодно, Небесный, но я всегда буду преследовать тебя, как призрак. Не важно, удастся ли тебе похоронить свое прошлое, не важно, удастся ли выставить себя героем… Мое послание всегда будет там, будет ждать, когда его найдут.
Много, очень много дней спустя я, спотыкаясь, брел через джунгли. Бежать было слишком тяжело — но не из-за того, что я состарился. Просто мне было очень трудно сохранять равновесие. Теперь у меня была только одна рука, и тело постоянно забывало об этой противоестественной асимметрии. Я потерял руку в первые дни жизни в поселении. Трагический несчастный случай — правда, боль, которую я испытал тогда, уже успела стать неясным воспоминанием. Я сжег себе руку, превратил ее в хрупкий обугленный пенек, держа перед широким дулом газовой горелки.
Конечно, это вовсе не было несчастным случаем.
Я давным-давно должен был это сделать, но откладывал неизбежное до тех пор, пока мы не спустились на планету. Мне необходимо было лишиться руки — таким образом, чтобы ее не могло вернуть медицинское вмешательство. Это означало, что чистая безболезненная ампутация исключена. И у меня должно было хватить сил, чтобы пережить эту потерю.
Я провел в больнице три месяца, но выжил. А потом начал понемногу возвращаться к своим обязанностям. Известие об этом случае прокатилось по планете и достигло ушей моих врагов. Постепенно люди привыкли к мысли о том, что у меня только одна рука. С годами этот факт так прочно закрепился в их сознании, что на него перестали обращать внимания. И никто не подозревал, что потеря руки была лишь крошечной деталью большого плана, актом предосторожности, который я осуществил за много лет до того, как он принесет плоды. Теперь настал день, когда я смог поблагодарить себя за предусмотрительность. Теперь — когда на пороге своего восьмидесятилетия я стал изгоем.
В первые дни дела в колонии шли неплохо. «Завещание» Констанцы слегка подпортило мне репутацию. Но людям нужен герой, и вскоре эта потребность взяла свое. Рассеялись остатки досадных сомнений, которые они могли еще питать относительно моей пригодности на эту роль. Я потерял несколько сторонников, но добился признания толпы — вполне приемлемая сделка. Посылка Констанцы так и не была найдена, и со временем я заподозрил, что ее просто не существовало — это было психологическое оружие, направленное на мою стойкость.
