Похоже, я недооценил Доминику.
— Хорошо, — сказал я, когда Том вернулся. — Хочу попросить у тебя об одолжении, которое стоит этой бумажки, — я показал ему одну из мелких купюр. — Только не говори, что я тебя обидел, поскольку не знаешь, о чем я собираюсь попросить.
— Говорите, большой парень.
Я махнул рукой в сторону рикш.
— Эти штуки ездят по всему городу?
— Почти по всему Малчу.
— Малч — это район, где мы находимся?
Ответа не последовало, поэтому я просто вышел из палатки, а паренек следом за мной.
— Мне нужно попасть в другой район города. Я не знаю, насколько это далеко, но не хочу, чтобы меня обманули. Уверен, что ты сможешь устроить мне поездку, согласен? Тем более, мне известно, где ты живешь.
— Вы получить хорошую цену, не беспокойтесь.
В его мозгах явно что-то шевельнулось.
— Не ждать вашего друга?
— Нет — боюсь, у меня срочные дела, которые не касаются господина Квирренбаха. Мы на некоторое время расстанемся.
Я искренне надеялся, что это правда.
Большинство рикш в той или иной степени напоминали волосатых приматов неопределенной породы. Такая генетическая модификация была весьма полезна с профессиональной точки зрения: ноги у них были длиннее и сильнее, чем у обычных обезьян. Том неразборчивой скороговоркой переговаривался на каназиане с другим пареньком. Они могли быть близнецами, но собеседник Тома был короче подстрижен и, пожалуй, на год постарше. Том представил его мне как Хуана. Похоже, ребята были знакомы не первый день и давно сотрудничали. Хуан пожал мне руку и проводил меня к ближайшей повозке. Я торопливо оглянулся. Ладно, будем надеяться, что Квирренбаху пока не до меня. Мне совершенно не хотелось оправдываться перед ним, если он придет в себя достаточно быстро и Том сообщит ему, что я покинул вокзал. Некоторые пилюли невозможно подсластить. Например, когда тебя бросает человек, которого ты принимаешь за друга, хотя он был всего лишь случайным попутчиком.
Впрочем, муки отверженного вполне могут воплотиться в один из его грядущих шедевров.
— Куда ехать, господин?
Хуан говорил с тем же акцентом, что и Том. Я поневоле подумал о смешении языков: это был дикий коктейль из русиша, каназиана, норта и дюжины других диалектов, на которых говорили здесь в период Belle Epoque.
— В Кэнопи, — сказал я. — Ведь ты знаешь, где это находится?
— Конечно, — отозвался он. — Я знаю, где Кэнопи, знаю, где Малч. Вы думать, я идиот вроде Тома?
— Ну тогда отвези меня туда.
— Нет, господин. Я не могу отвезти вас туда.
Я собрался было подогреть его энтузиазм при помощи очередной банкноты, но понял, что причина отказа куда серьезнее, нежели недостаток финансов. И проблема, скорее всего, возникла по моей вине.
— Кэнопи — это район города?
Последовал сосредоточенный кивок.
— Вы здесь чужак, да?
— Да, я чужак. Поэтому будь добр, объясни, почему не можешь отвезти меня в Кэнопи.
Купюра, которую я наполовину извлек, исчезла из моих рук, и Хуан пригласил меня занять заднее сиденье повозки так, словно это был трон, отделанный роскошным бархатом.
— Я показать вам. Но я не повезти вас туда, поняли? Для этого вам нуждаться в чем-то побольше рикши.
Он вскочил на соседнее сиденье, наклонился и шепнул что-то на ухо вознице, и примат завертел педалями. Его ворчание должно было выражать крайнее возмущение тем итогом, на который обрекло его генетическое наследство.
Позже я узнал, что биоинженерия животных была одной из немногочисленных областей индустрии, которая продолжала процветать и после эпидемии. Когда полагаться на механизмы стало нельзя, генетики мгновенно заполнили эту нишу.
Как недавно сказал Квирренбах, самое страшное бедствие непременно принесет кому-нибудь выгоду.
И эпидемия — не исключение.
Отсутствие стены позволяло воланторам (и, по-видимому, прочим летательным аппаратам), свободно покидать здание, но рикшам приходилось пользоваться наклонным бетонным туннелем. Сырые стены и потолок сочились густой слизью. Но здесь, по крайней мере, было прохладнее. Шум терминала вскоре стих, молчание нарушалось лишь тихим поскрипыванием шестеренок и цепей, при помощи которых вращательное движение педалей передавалось колесам.
— Вы здесь чужак, — повторил Хуан. — Не из Феррисвилль, и не из Ржавого Обода. И даже не остальная система.
Неужели мое невежество настолько бросалось в глаза, что его заметил даже этот ребенок?
— Наверное, у вас сейчас мало туристов?
— С тех пор как приходить плохие времена, да.
— Как вам удалось их пережить?
— Не знаю, господин, мне только два.
Ну конечно! Это случилось семь лет назад. С точки зрения ребенка, это было давным-давно. Хуан, Том и прочие уличные мальчишки едва ли могли помнить, каким был Город Бездны до эпидемии. Они застали лишь несколько лет изобилия и безграничных возможностей, но восприятие маленького ребенка слишком примитивно, чтобы породить отчетливые воспоминания. Все, что они знали и помнили, — это город нынешнего времени. Огромный, темный, он вновь таил в себе массу возможностей, но теперь они были связаны с опасностью, преступлениями и беззакониями. Город воров, попрошаек и тех, кто способен прожить с помощью своих мозгов, а не кредитных рейтингов.
Не хотел бы я жить в таком городе.
Мы встречали других рикш, которые возвращались на вокзал. Их гладкие бока промокли от дождя и блестели, как лакированные. Некоторые из них везли пассажиров, которые угрюмо горбились, кутаясь в дождевики. Весь вид этих людей говорил о единственном желании — очутиться подальше от Города Бездны. Я почти разделял это желание. Я устал, мне было душно, одежда пропиталась влагой и потом, кожа зудела и немела, источая запах. Пожалуй, еще одним моим желанием было немедленно залезть в ванну.
За каким чертом меня сюда понесло?
Я пролетел пятнадцать световых лет, преследуя свою жертву. Я оказался в городе, который превратился извращенное подобие себя самого. И самое главное, за свою жизнь я встречал массу людей, которые были куда более отвратительны, чем тот, кого я преследовал. Он был аристократом, а не военным. Сложись история планеты иным образом — и мы с ним могли быть друзьями. Я даже уважал его — чего стоил хотя бы взрыв моста в Нуэва-Вальпараисо, поступок, которого я совершенно не ожидал. Да, он был совершен с небрежной жестокостью. Но любой человек, которого я недооценил настолько сильно, заслуживал уважения.
И все же я убью его с чистой совестью.
— Думаю, вам необходимый урок истории, господин, — произнес Хуан.
На борту «Стрельникова» я узнал не слишком много, но сейчас я был не готов поглощать новые знания.
