– Заходите, Василий Яковлевич, заходите… Да не
разувайтесь, к чему…
Старательно пошаркав подошвами по резиновому коврику, Смолин
прошел в комнату с задернутыми наполовину шторами из дешевенького ситчика или
чего-то подобного, давным-давно снятого с производства. Он не оглядывался
открыто, но, прищурясь, поводил глазами вправо-влево, сторожко и цепко, как
дикий зверь, впитывая впечатления и оценивая обстановку. Слева – дверь во
вторую комнату. Эта, надо полагать, исполняет функции гостиной: телевизор, пара
кресел, диван, книжная полка: книги в основном старые,
шестидесятых-семидесятых, классический набор задрипанного интеллигента,
Шукшин-Хемингуэй-Шишков-Чапек… фантастики немного, «макулатурные» книжки…
история… археология… путешествия… Мебель, телевизор – все опять-таки старое…
– Опомниться не могу, – заговорил Смолин громко,
весело, глядя открыто, беззаботно, – Места у вас прямо-таки чудесные, а уж
вид из окна сам по себе… У нас за квартиру или дом с таким видом процентов
двадцать пять накинут непременно… А из той комнаты и вовсе на тайгу вид
открывается, а? Ничего, если я гляну…
Говоря это, он непринужденно, с милой бесцеремонностью
распахнул дверь в соседнюю комнату, поменьше, окно которой и в самом деле
выходило аккурат на пологий, заросший живописной тайгой склон. Никого. Узкая
односпальная кровать, еще одна книжная полка, шифоньер. Можно, конечно,
предположить, что именно в нем кто-то прячется, но это опять-таки будет
паранойя, пожалуй…
– Чудесный вид, – Смолин, прикрыл дверь и вернулся
в гостиную. – Так бы тут и поселился.
– Переезжайте, – усмехнулся хозяин. – У нас
квартиры, по вашим меркам, стоят сущие копейки…
– Да где там, – грустно поведал Смолин, озираясь с
тем же откровенным дикарским любопытством, отлично разыгранным, – привык я
к Шантарску, никуда уже не денешься, да и дела… Ничего, если я руки помою? В
обоих смыслах?
– Да ради бога…
Оказавшись в крохотном совмещенном санузле, Смолин
моментально определил, что уж тут-то спрятаться человеку просто невозможно –
разве что, сплющившись волшебным образом до толщины тарелки, забраться под
ванну. Но волшебства в нашей жизни что-то не наблюдается – черт его знает, к
добру или к худу…
В микроскопической кухоньке тоже не мог укрыться посторонний
– едва войдя в квартиру, Смолин ее рассмотрел мгновенно, благо дверь
распахнута. Итак, вроде бы все спокойно… Чтобы не нарушать легенду, он без
особой охоты, но шумно сходил по-маленькому, спустил воду, торопливо ополоснул
руки, Вышел в гостиную, опустился в продавленное кресло. Поскольку хозяин как
раз закурил, то и Смолин без церемоний вытащил сигареты. Присмотрелся.
Евтеев нервничал. Тут и провидцем не надо быть: суетливость
в движениях и взгляде, нервные жесты, по комнате зашагал без особой нужды,
покосился странно …
А впрочем, это ни о чем скверном еще не говорило. На месте
этого провинциального деятеля Смолин тоже волновался бы не на шутку, предвкушая,
что вот-вот станет обладателем сказочной по предивинским меркам суммы… да еще
не на шутку опасаясь, что заезжий покупатель может сотворить какую-нибудь
пакость: черт их ведает, этих городских, ушлый народ, на ходу подметки режут,
мало ли как вокруг пальца обведет. Занервничаешь тут…
– Итак, Николай Петрович? – с широкой улыбкой
поинтересовался Смолин. – Перейдем к делам нашим скорбным?
Хозяин встрепенулся:
– Скорбным?
– Это шутка, – терпеливо сказал Смолин, привыкший
иметь дело с разнообразнейшими, порой самыми удивительными клиентами. –
Приступим? Вещички бы посмотреть…
– А деньги вы привезли? – Евтеев нервно сглотнул,
закашлялся, раздавил до половины выкуренную сигарету в массивной хрустальной
пепельнице (лет сорок назад копейки стоила).
– Конечно. Как договаривались и сколько договаривались.
– А можно полюбопытствовать?
– Вы что, мне не верите? – укоризненно вопросил
Смолин.
– Да верю я вам, верю… Но, знаете ли, бизнес…
– Понятно, – сказал Смолин. – Деньги против
стульев. Извольте.
Он достал не заклеенный конверт, извлек тощую пачечку
«рыжих» и развернул их этаким веером.
– Да, вроде бы…
– Не «вроде бы», а триста тысяч, – с усмешечкой
сказал Смолин. – Как договаривались. Потом сами пересчитаете. Да, деньги,
конечно же, настоящие…
– Ох, да что вы… Я не имел в виду…
– Бизнес, да… – с неопределенной интонацией пожал
плечами Смолин. – Ну, показывайте вещички.
Подставка под телевизор была шкафчиком (помнившим еще,
пожалуй, Хрущева во всем блеске официального поста). Евтеев присел на корточки,
распахнул отчаянно заскрипевшую, покосившуюся дверцу (фанера в нижнем левом
углу отстала и коробилась). «Сдох бы, но не стал бы так жить», – с легкой
брезгливостью подумал Смолин и поторопился придать лицу нейтральное выражение,
не иллюстрирующее потаенные мысли.
Выпрямившись, Евтеев со стуком опустил на столик рядом со
Смолиным две картонных коробки. Отступил на шаг, сел в соседнее кресло,
потянулся за сигаретой, вымученно улыбнулся:
– Вот, смотрите. Все, чем богаты…
Аккуратно подстелив старую газету, Смолин достал маленькую,
но сильную немецкую лупу в черном пластмассовом корпусе и не без приятного
волнения вытащил из ближайшей коробки первое, что подвернулось – ветвисторогого
оленя – большую бляху, темного, почти что черного оттенка, покрытую толстыми,
рыхловатыми ядовито-зелеными полосками окиси (главным образом в углублениях).
Вот именно: толстыми… рыхловатыми…
Он даже не стал разглядывать археологическую редкость в лупу
– поднял к глазам, печально хмыкнул, покивал головой. И отложил небрежно на
край газеты.
Достал овальную пряжку. Приятное возбуждение быстро
улетучивалось. Все так же покачивая головой, Смолин отложил и этот раритет,
извлек третий – то же самое. Он больше и не пытался присматриваться, изучать
вдумчиво: доставал предмет за предметом и, окинув беглым взглядом, небрежно
откладывал, точнее, совсем уж пренебрежительно швырял на кучку просмотренных.
Выругал себя в глубине души – надо ж было так пролететь, размечтался, прибыли
начал считать…
– Что-то не так? – напряженно спросил Евтеев.
Вторая коробка тоже опустела. Аккуратненько, в виде и
исключения, Смолин отложил последнюю вещичку. Поднял глаза, покривился, пожал
плечами:
– Увы, Николай Петрович, увы… Если вы это покупали, то
от всей души надеюсь, не заплатили слишком много…
– То есть? Простите?
Без всякой дипломатии Смолин сказал безжалостно:
– Фуфло все это, простите великодушно. Гроша ломаного
не стоит… то есть стоит, конечно – но натуральные копейки, если продавать
туристам как экзотические сувениры.
