– Ох…
– А чего тут охать, – сказал Леший. – Я ж не
дурак, это у меня просто рожа такая… Ладно. Твоя взяла. Говори, чего хочешь.
– Честно говоря, хочу я положить вас всех пятерых
подальше от деревни, чтобы зверье быстренько объело… Самый простой способ,
чтобы вы мне докучать перестали…
– А за что? – спросил Леший (вроде бы
невозмутимый, но напрягшийся, Смолин видел, как сапер над хитрой миной). –
Что мы кому сделали? Никого и пальцем не тронули, стекла на пять копеек не
раскокали. Пока что твой Васька окаянствовал, вон потолок тебе картечью
изнахратил да Маичу Петровича самым зверским образом отмудохал…
Поскольку Лихобаб молчал, встрял Смолин. Сказал с
ухмылочкой:
– Гнилуху толкаешь, Леший. Верю, что ты давненько не
бывал у хозяина, но ведь должен помнить наше все – уголовный кодекс. А что там
про такие коллизии прописано? Не бывает ни смягчения, ни послабления, ежели
преступление не совершилось по обстоятельствам, не зависящим от исполнителя…
Как про нас с тобой, ага?
– Вот именно, – подтвердил Лихобаб. – И
растолкуй ты мне, умник, что нам мешает всю вашу кодлу положить со свинцом в
организме? Или ты меня гуманистом считаешь? Зря…
– Водяной, – сказал Леший даже с неким подобием
усмешки (именно что подобием, на безмятежную, настоящую эта гримаса все ж не
вытягивала). – Людей мочить – дело серьезное, уж ты-то понимать должен.
Мочкануть-то нетрудно, а что потом?
Лихобаб прищурился:
– А ты думаешь, у меня привидения по ночам под окнами
толкутся? Знаешь, сроду не бывало…
– Я не про то. А как всплывет? Если ты давненько сидел
в соседней комнате, слышал, поди, как я Васе объяснял про спаянность? Нету ее в
вас, милый, ну нету, и весь сказ… Ты, да Вася, да еще девочка – вы не команда,
вы сами по себе, на трех делится ваша кодла, а не из трех состоит… Смекаешь?
Мало ли что в будущем стрясется, мало ли кто проговорится… Не хватит у вас
способности это на себе всю оставшуюся жизнь таскать, поверь моему жизненному
опыту…
– А у тебя бы хватило?
Леший поежился:
– Я так, теоретически… Рассуждаю вот…
– Иначе говоря, жить хочешь?
– А ты нет?
– Понятно… – протянул Лихобаб, поглаживая приклад
карабина. – А предположим, попадаешь пальцем в небо? И ношу эту мы
как-нибудь снесем? Леший… Ты, часом, попросить не хочешь? Поумолять, чтоб не
мочили?
– Не дождешься, – угрюмо сказал Леший. – Сроду
раком не вставал и сейчас не буду. Мочканешь – значит, судьба такая. На коленях
подыхать не буду…
– И за них решаешь? – Лихобаб показал большим
пальцем за спину, где помещалась троица.
– Маича Петрович – человек немолодой, – отозвался
Леший, – тех же убеждений. Ну, а ребятки… Мое воспитание. Крепенько
вдолблено: если и помирать, то не раком или в иной неприглядной позе, а гордо
держа голову. Ты к ним приглядись, приглядись. Похоже, что они скулить начнут?
Лихобаб не повернул головы, но Смолин присмотрелся. Походило
на правду: оба племянничка сидели с видом бледным и угнетенным, но что-то не
походили на слабаков, способных скулить на коленках…
– Хорошо воспитал, – сказал Леший с некоторой даже
ласковостью, как мог бы охотник отозваться об идеально натасканной
собаке. – Убить убьешь, но не согнешь и не поломаешь…
– Еще немножко – и я хлюпать начну от умиления… –
сказал Лихобаб. – Ну, а если мы демократическим образом все решим, путем
открытого голосования? Вася?
Без особых раздумий Смолин сказал то, что думал:
– Не стал бы я руки пачкать…
Лихобаб оглянулся:
– Инга, вы как? Успокоились? Что думаете?
Она рывком вскинула голову с непросохшими на щеках слезами,
отозвалась со всхлипом:
– Пусть катятся… – и уточнила, куда словечками
безусловно не входившими в курс университетского образования.
– Гуманные у меня присяжные заседатели… – сказал
Лихобаб насмешливо. – А если я их не послушаю?
– Значит, не послушаешь, – сумрачно отозвался
Леший.
– Ну ладно, – сказал Лихобаб. – Вот тебе
итог, громко и внятно. Коли уж цепляешься к формулировкам, изволь… На сей раз
отпускаю. Забирай свою кодлу, забирай битого и топай в лихорадочном темпе к
«уазику». Ага, к нему. Вы его, шпана, не только не замаскировали толком, но
даже в более-менее укромное местечко загнать не смогли, он там торчит, как
галоша на белой скатерти. И вот тебе формулировка: если еще раз появитесь в
моем районе, получите пулю. Неважно, кто появится, ты сам или твои архаровцы.
Что понимать под «моим районом», тебе дополнительно растолковать или сам
знаешь?
– Сам знаю, – сказал Леший, глядя в стол.
– Еще раз повторяю для надежности. Мой район – это все,
что находится в Куруманском и Пижманском районах вне населенных пунктов.
– Очень мило, – проворчал Леший. – Это что ж,
теперь по грибы-ягоды и не сходишь, чтобы ты из-за куста в спину не залепил?
– Не придуривайся, – хладнокровно отрезал
Лихобаб. – Прекрасно ведь понимаешь, какие ситуации я имею в виду? Когда
вы не с лукошком за грибами ходите, а со стволом подмышкой или за пазухой
подсматриваете за мной, за моими друзьями, вообще без дела шляетесь по моим
местам. Теперь все предельно ясно обозначено, а? Не слышу?
– Ясно…
– Больше душеспасительных бесед не будет. Слово даю.
Если что – прилетит свинец в медно-никелевой оболочке неведомо откуда – и весь
сказ… Договорились?
– Договорились…
– Ну, тогда мотайте отсюда, кладоискатели… Что ты
ждешь? Чтобы я еще вам и стволы вернул? Леший, я что, на идиота похож?
Обойдешься… Ну?
Он стоял неподалеку от двери, положив карабин на сгиб локтя
в лучших традициях голливудских фильмов, а кладоискатели один за другим,
угрюмой вереницей тянулись мимо него: Маича Петрович, с распухшей физиономией
вурдалака, прошмыгнул, ни на кого не глядя, морщась от боли, оба племянничка,
наоборот, на прощанье зыркнули-таки звероватыми взглядами типа «еще
посчитаемся». Леший, как и следовало от него ожидать, прошествовал с гордо
поднятой головой. «Следовало отдать ему должное, – подумал Смолин, –
мужичок не из слюнтяев…»
Лихобаб бесшумно выскользнул следом – наверняка хотел
убедиться, что разбитый противник организованно отступает, а не замыслил реванш
(хотя какой может быть реванш в такой ситуации?). Оставшись тет-а-тет с Ингой,
Смолин подошел, присел на краешек постели, погладил случайную спутницу жизни по
голове и спросил со всем участием:
– Сильно испугалась? Ты прости, не было времени за всей
этой каруселью тебя утешать…
– А меня не надо утешать, – сказала Инга, гордо
выпрямившись. – Я в порядке. Я как-никак репортер, ко всему нужно быть
готовым, мало ли куда и к кому еще забросит…
