Книга Последняя Пасха императора, страница 42. Автор книги Александр Бушков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Последняя Пасха императора»

Cтраница 42

Развязал тесемочки. Здесь каждый документ, с первого взгляда видно, обернут в целлофан – в отличие от первой просмотренной им папки, где все бумаги так и покоились стопкой. Сверху – большая фотография, наклеенная на плотное паспарту с вытесненным серебряной краской красивым штампом, свидетельствующим, что сделана она в «Фотохудожественной мастерской Г. Н. Вассермана на Мясницкой».

Несколько осанистых, благообразных, солидных господ сидят за полукруглым столом, вальяжно глядя в объектив. Усы, тщательно подстриженные бородки, белоснежные воротнички, элегантно вывязанные галстуки, практически у каждого – ордена и медали, исключительно гражданские, какие-то жетоны на цепочках и без, часовые цепочки. Уверенные в себе, благополучные господа, ведать не ведающие, что через несколько лет грянет заваруха …

Некие смутные ассоциации закопошились у Смолина в голове, он еще не мог определить толком, отчего этот снимок ему вроде бы знаком… Справа – высокие, чуть ли не под потолок напольные часы в вычурном корпусе с верхушкой на манер европейского рыцарского замка, с фигурными деревянными балясинами и небольшими фигурками рыцарей… Слева – высокая ваза с низким широким горлышком на деревянной консоли с гнутыми ножками в стиле сецессион. Превосходно можно рассмотреть, что ваза украшена китайскими драконами – длинными, извивающимися, разинувшими усатые пасти. Где-то он все это уже видел, но не в оригинале…

И тут у Смолина, что называется, в зобу дыханье сперло.

Потому что третий слева господин (обширная лысина, венчик темных волос, седая борода) был не кто иной, как Петер Карл Фаберже – или, на российский манер, Петр Густавович!

Теперь не оставалось никаких сомнений, что на снимке одна из малых гостиных в штаб-квартире Фаберже – Петербург, Большая Морская, двадцать четыре, где располагались и мастерские, и выставочный зал, и апартаменты семьи. Ну да, вот и следующая фотография, столь же аккуратно обернутая старым целлофаном, знакомая всем, кто в теме, – тот самый выставочный зал на Большой Морской – огромная красивая люстра, протянувшиеся буквой «П» застекленные витрины, вдоль стен – высокие стеклянные шкафы. Не счесть антикваров, которые жаждали бы от жизни одного: чтобы их с мешком из-под картошки впустили в этот зал годочке в девятьсот десятом, вежливо пригласили не стесняться, брать, что на них смотрит…

Ассоциации цеплялись за прекрасно известные факты, голова работала, как расчетно-наводящее устройство к зенитной ракете. Ошибки, конечно же, быть не могло – что это именно выставочный зал на Большой Морской, что это именно Фаберже со своими сотрудниками. И, если рассуждать далее, то в связи с Фаберже большая история запечатлела одного-единственного Федора Степановича – зато какого …

У Смолина не то что спина – даже кончики ушей вспотели от возбуждения. Но не может же оказаться… А почему бы и нет!? Коч!?

Мастеров у Фаберже было человек пятьсот – но вот свои личные клейма, именники были у считанных людей, остальные выполняли работу чисто техническую. Хотя… Те кудесники, что клали великолепную фаберовскую эмаль, личных клейм не имели вообще, так уж повелось – и потому остались в массе своей безымянными.

Федор Коч, Федор Коч… Единственный мастер Фабера, ставший персонажем пышным цветом распустившихся среди антикваров «городских легенд» – к чему были определенные основания. В прошлом году Смолин купил сигаретницу его работы – не высший сорт, и не ширпотреб, нечто среднее… стоп, стоп, а кто ее привез и продал, ага? Интересное совпаденьице… или это не совпадение вовсе?

Только теперь он, захваченный вихрем самых волшующих догадок и первых версий, обратил внимание, что в дверь колотят, долго и старательно. Поначалу Смолин решил не обращать внимания – хозяин и так знает, что дверь не заперта, так что это наверняка собутыльники – но грохот стал таким навязчивым и непрестанным, что терпеть его не было сил.

С превеликим сожалением отложив папочку, Смолин вышел в прихожую и потянул на себя дверь, заранее приготовившись послать по матушке какого-нибудь местного синюшника.

И ощутил нешуточное удивление. Торчавший на площадке молодой парень на алкаша-подзаборника (а какие еще могли контактировать с Профессором?) решительно не походил: чистенький такой весь из себя, в глаженых джинсах и белой майке, с мобилой на поясе, при золотой цепочке (не особенно толстой, впрочем) и золотой «гайке» (тоже не особенно массивной). В общем, опрятный, трезвый, благополучный молодой человек, коему тут вроде бы и делать нечего…

Судя по удивлению, с каким визитер на Смолина воззрился, он тоже никак не ожидал застать в квартире трезвого и пристойно одетого персонажа…

Молчание затягивалось. Смолин терпеливо ждал, не торопясь перехватывать инициативу.

– А Витек где? – наконец не выдержал первым молодой человек.

Смолин поднял брови и произнес ледяным тоном:

– Что-то я, молодой человек, здесь никаких Витьков не припомню… Вы, часом, квартирой не ошиблись?

Доброжелательно осклабясь в шестьдесят четыре зуба, он тем не менее смотрел на незваного гостя взглядом откровенно тяжелым – и тот, по гладкой, чисто выбритой мордашке видно, кое-какие нюансики просек. Утратил часть напора, с каким завел разговор. Сказал неуверенно:

– Ну, я про Виктора Никанорыча…

– Вот так-то лучше, – сказал Смолин жестко. – А то какой он вам Витек, если разобраться. Он вам в отцы наверняка годится…

На лице гостя явственно читалось, что от такого «папаши» он отбивался бы руками и ногами, а хозяин иного именования, чем «витек», и не заслуживает. Вообще-то, сели честно, Смолин был с ним в этом вопросе совершенно согласен, но он, во-первых, не любил борзоватых современных сопляков, а во-вторых был не на шутку зол, столь бесцеремонно оторванный от интереснейших материалов и самых завлекательных догадок…

– Да, я это… – пожал плечами парень, – так дома… Виктор Никанорыч?

– Они отсутствуют, – сказал Смолин. – По правде-то говоря, отправились пополнить запасы спиртосодержащих жидкостей… У вас к нему дело? Или просто что-то передать? Если словесно, всегда готов, а если у вас что-то материальное и бесценное, и вы мне не доверяете, то я обижаться и не подумаю – в наши печальные времена незнакомцу и гроша ломаного не доверишь… Верно ведь?

Он с доброжелательной улыбкой плел что-то еще. В полном соответствии с известным блатным приемом – опутывать собеседника вязким потоком слов, сбивая тем с толку, внося в ситуацию некую зыбкость…

Когда он замолчал, уже не сомневался, что поставленной цели достиг: парниша, по роже видно, испытывал растущую неуверенность.

– Так что там у вас? – благожелательно спросил Смолин. – Словесно что передать, или?

– Ну, я… это… А вы кто?

– Менее воспитанные люди в подобной ситуации ответили бы «конь в пальто», – сказал Смолин светски. – Но поскольку я, на свое несчастье, все же обременен остатками некоего хорошего воспитания – довольно скудными все же, признаться, – то на ваш вопрос отвечу просто: я – Василий Яковлевич. А как ваша драгоценная?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация