И некая идея начинает оформляться потихоньку… Собственно, а
почему бы и нет? Так оно будет проще, рациональнее, удастся избежать массы
лишних хлопот – ну, а денежки потом отобьются, никаких сомнений… На крайний
случай, этому же «Империуму» и можно загнать… Ведь ничегошеньки не теряешь!
По лестнице затопотали неуверенные шаги, и вскоре на
площадке возник Профессор. При первом взгляде на него Смолин определил, отчего
тот так долго отсутствовал, – он, сукин кот, затарившись бормотухой, как
минимум один сосудик там же и оприходовал, вон какое блаженство на роже, да и
свежий перегар на гектар… Ладно, он пока что в должной кондиции, чтобы по всем
правилам написать расписку насчет купли-продажи содержимого квартиры – с
паспортными данными высоких договаривающихся сторон, чтобы потом комар носа не
подточил…
В руке у Профессора была авоська (еще один раритет,
собственно говоря). Вино в ней, и точно, имелось в достатке – аж пять бутылок
чего-то ядовитого, того же свекольного цвета, с аляповатейшими этикетками. А
вот «фрукты», о коих Профессор упоминал, были представлены всего-то парой яблок
с побитыми боками. Смолин мимолетно умилился: ну и цены у них тут, если на
жалкий полтешок можно этак вот затариться, пусть и жутчайшей гамыркой…
– Василий Яковлевич, мой благородный друг! –
возопил Профессор, воздевая звякающую авоську на уровень плеча. – Прошу
прощения за задержку, но я теперь всецело к вашим услугам! – он театрально
отпрянул. – А кто это у нас тут? А это у нас акула рынка недвижимости
месье Дюки́н…
– Шуткуете все… – с грустной покорностью судьбе
сказал Степа.
– Ну отчего же, мой благородный дон? –
пошатываясь, рявкнул Профессор. – Наоборот, исполнен самых что ни на есть комэрчэских
стремлений. Мы, интеллигенты, тоже не лыком шиты в смысле капитализьму… Соточку
приперли? Или опять будете меня к демпингу склонять?
– Да к какому еще демпингу… – уныло протянул
Степа. – Семьдесят хотите, Виктор Никанорыч? Вот прямо сейчас. Больше не
могу, хоть режьте, несуразная ж цена…
– Дело твое, Степушка, дело твое, – захохотал
прямо-таки демонически Профессор. – Капитализьм – вещь безжалостная,
ничего личного… Накатишь соточку – я прямо как есть, в шлепанцах к нотариусу
пешком пойду… Усек? А теперь, если не намерен всерьез дела вести, изыди и
подумай, мне с интеллигентным человеком нужно вести интеллектуальную беседу
касаемо духовных ценностей… Понял?
Он похлопал удрученного риэлтора по плечу и протиснулся мимо
него в квартиру, дернув прямиком на кухню. Слышно было, как он там со звоном
выставляет бутылки на стол.
– Идите уж, Степа, – тихонько сказал
Смолин. – Сами видите, с ним сейчас каши не сваришь… Мне с ним нужно
обговорить насчет стариковских материалов, так что извиняйте…
– Да ладно… Только вы имейте в виду: если хотите по
пьяной лавочке развести на скидки, не получится. Чем больше хлыщет, тем упрямей
делается. Откуда что берется… Обычно они по пьянке добреют, а этот… – он
глянул умоляюще: – Вы уж там, если что… Я б вам процентик, если он согласится
на семьдесят… Ну максимум, семьдесят пять… А? Пятеру я этого бы вам… Ведь из-за
этого придурка всё стоит, хотя дом, считайте, мой…
– Постараюсь что-нибудь сделать, – сказал Смолин.
– Визитку я вам дал? Звоните, если что…
Он вздохнул, печально махнул рукой и стал спускаться по
лестнице с видом унылым и удрученным. Глянув ему вслед, Смолин пожал плечами:
надо же, какие бизнес-страсти, оказывается, кипят и в захолустных райцентрах…
Когда он, заложив дверь на крючок, вернулся на кухню,
Профессор уже лишил одну бутылку пластмассовой пробки, набулькал себе полный
стакан, интеллигентно водрузил рядом помятое яблоко.
– Может, примете все же эликсирчику, дражайший Василий
Яковлевич? – вопросил он.
– Нет, я все же воздержусь, – сказал
Смолин. – И вас убедительно попросил бы на пару минут пренебречь кубком…
Мы, как вы помните, сговаривались на десять тысяч?
Вмиг отставив стакан, Профессор уставился на него со сложным
выражением лица:
– Ну да, именно. Ровно десять… за все, что в квартире.
И ни гульденом менее.
Смолин вытащил бумажник, принялся извлекать из него
сложенные пополам рыжеватые пятитысячные. Отсчитав двадцать две, сдвинул в
сторону бутылки, яблоки, тарелку с засохшими пельменями. Принялся выстраивать
из пятерок нечто напоминающее многолучевую звезду. Получилось где-то даже
красиво.
Профессор, откровенно разинув рот, наблюдал за его
дизайнерскими изысками с некоторой оторопью. Даже про бормотуху забыл. Смолин
тщательно подровнял ассигнации, чтобы получившаяся фигура была и вовсе безукоризненной.
Сказал небрежно:
– Сто десять тысяч, настоящими деньгами, имеющими
хождение на всей территории…
Шумно сглотнув, Профессор спросил растерянно:
– А… зачем?
– Как это зачем? – усмехнулся Смолин. – Вы же
собирались продавать квартиру Степе? Именно за сотню? Я ее покупаю. Сто за
квартиру, десять – за все, что в ней. Сейчас мы с вами поедем к нотариусу и все
оформим…
– С-серьезно?
– Абсолютно, – кивнул Смолин. – Вы уж только,
я вас душевно умоляю, не пейте пока что… и рубашку какую-нибудь найдите, а то
нотариус нас с порога наладит. Даже для провинции являться к нотариусу в таком
вот неглиже э – чересчур, я думаю… Возьмем паспорт, документы на квартиру… У
вас ведь все в порядке?
– Конечно… – Профессор наконец-то захлопнул рот,
потом расплылся в хитренькой улыбке: – Коли уж такое дело, нужно поторговаться…
Смолин, склонившись к нему, взял за руку и самым дружески
тоном произнес:
– Виктор Никанорович, я уже вижу, что человек вы
деловой и оборотистый, но вот только со мной этих штучек не надо, ладно? Цена
обозначена. Сто десять тысяч. И не увеличится ни на рубль, могу вам дать
честное благородное слово. Либо вы соглашаетесь вот на это, – он кивнул на
бумажную фигуру, – либо я преспокойно ухожу. Чует мое сердце, что сотню
вам Степа ни за что не отстегнет… а за то, что находится в квартире, вы вообще
в этом случае не получите ни копья. Ну кому это нужно кроме музея? У вас,
конечно, музей есть свой, но они, голову могу прозакладывать, в деньгах
стеснены чрезвычайно…
– Не то слово, – грустно признал Профессор. –
Ноют, что бесплатно все бы забрали, а денег у них нет…
– Вот видите, – напористо продолжал Смолин. –
За журавлем в небе погонитесь – реальные деньги упустите. Или-или. Засиделся я
тут с вами… Говорю вам, сотню Степа не даст… а вот послать кого-нибудь, чтобы
вам за несговорчивость по шее накостыляли, вполне может. Вы ж слышали краем
уха, как такие дела делаются, что в мегаполисах, что в провинции?
Профессор понурился:
– А ведь может, акуленок…
– Вот видите, – сказал Смолин. – Лучших
условий у вас все равно не предвидится… Так как?
