– Не могу, простите великодушно, – сказал Смолин,
практически не раздумывая.
– Василий Яковлевич, если вы чего опасаетесь, я вас
честным офицерским словом заверяю: ни один волос… Вы со Степой поговорите, он
вам скажет, что я слово держу железно…
– Абсолютно не в том дело, Кирилл Петрович, –
сказал Смолин сумрачно. – Нельзя мне писать заяву. Никак нельзя. По самой
житейской… да ладно, шкурной причине… Мы ж с вами люди взрослые, вы знаете
наверняка: есть сделки, которые обоих партнеров удовлетворяют, никому на свете
ущерба не наносят ни малейшего – вот только по закону считаются черт-те чем и
безусловно подлежат по всей строгости… Как раз тот случай. Вы ведь не можете
гарантировать, что мое дело не всплывет? Что Татарин никому и никогда про наши
дела не вякнет?
После продолжительного молчания Кравец признался:
– Не могу.
– Вот видите, – сказал Смолин. – И рад бы
помочь, но самому боком выйдет, долго буду в грязи барахтаться… Не могу, уж
простите…
Он ожидал наезда, но собеседник, судя по всему, был
человеком очень даже неглупым. Видно было, что ему смолинская позиция
категорически не по нутру, однако смолчал, только губы поджал. Погасил экран,
протянул:
– Жалко, жалко… Ну, своими силами обойдемся… Извините
за компанию.
Уже совершенно не глядя на Смолина, он убрал компьютер в
сумку, тщательно застегнул ее и вышел. Перекинулся парой слов с Фельдмаршалом
и, судя по шагам, прошел к выходу. Смолин остался сидеть, не ощущая ни малейшей
неловкости – в конце концов, своя рубашка ближе к телу. У них контора и так
неслабая, пусть справляются сами…
Вошел Фельдмаршал:
– Не договорились?
– Сам понимаешь, – сказал Смолин, – не
годится мне светить предивинские приключения.
– Да ладно, он мужик умный…
– Ты чего такой смурной?
– Степку Лухманова зарезали, – произнес
Фельдмаршал уныло. – Я к нему поехал утречком, он мне должен был кое-что
раздобыть, сговорились уже, он звонил, что нашел… А дома жена в истерике, все
кувырком, менты бумаги пишут… Короче, вчера поздним вечерком кто-то его
подстерег у магазина, сунул в сердце то ли шилом, то ли заточкой… На ограбление
не похоже, хоть барсетка и пропала. Чужая душа, конечно, потемки, но сомневаюсь
я, чтобы Степка во что-то такое влез. Парнишка был простой, как две копейки,
малым легальным бизнесом был вполне удовлетворен, а если и задевал
нелегальщину, то уж никак не такую, за которую заточкой в сердце бьют…
– Действительно… – сказал Смолин.
– Черт знает что…
– Действительно… – повторил Смолин, прислушался к
громким голосам в гостиной: – Слушай, скажи там нашим, чтобы минут несколько
меня не дергали, я сам выйду, когда… В общем, мне тут подумать нужно.
Обстоятельно и серьезно.
– Понял, – Фельдмаршал улетучился, тихонько
прикрыв за собой дверь.
Смолин сидел, опершись локтями на покрытый линялой клеенкой
стол, подперев руками буйну головушку, в которой прямо-таки скрипели и искрили
от напряжения мозговые извилины, мельтешили догадки, варианты, идеи и просто
хаотические мысли.
Все укладывалось в догадку. Все. Оставались, конечно, прорехи,
изъяны и недодуманные частности, но главное представало убедительным и
основательным, как железнодорожный рельс. Поскольку логика тут была железная,
без малейшего изъяна. Частенько не все на свете можно логически объяснить и
логически просчитать, но в данном конкретном случае…
Видимо, все умственные тормоза сводились к тому, что он не
хотел верить. Очень уж фантастично все выглядело… или, наоборот, буднично,
учитывая, что подобное сто раз случалось, правда, с другими. И если поверить и
рискнуть, в крайнем случае будешь выглядеть смешным и потеряешь некоторую сумму
денег, вовсе даже не заоблачную. Всего делов. Зато при удаче… Феерия, а?
Как всегда, стоило ему принять окончательное решение, когда
уже не было пути назад и ничего нельзя переигрывать, голова стала прохладная,
ясная, никаких колебаний, никаких раздумий, переливаний из пустого в порожнее…
Он встал и распахнул дверь. Там как раз Фельдмаршалу наливали штрафную. Кот
Ученый любовался разворотом газеты с цветными снимками, Инга восседала с видом
скромной гордости, а Шварц громко повествовал, как он через губу толковал с
залетным ментенком, вмиг того поставив на место.
Все воззрились на Смолина и Шварц спросил:
– Ну что, на крыло? Вызываем «Газельку»?
– Вызываем, – сказал Смолин. – Вот только
насчет крыла рановато, – усмехнулся, когда на нем скрестились недоуменные
взгляды всех без исключения присутствующих: – Не закончена еще работа, ребятки.
Разъяснения на сей раз давать не собираюсь – и из чистейшей воды суеверия, и не
лезьте, иначе буду безжалостно посылать по всем адресам, невзирая на прошлые
заслуги. Дисциплина, порядок, молчание. Шефу виднее, он старый и паровоз видел,
вот как вас сейчас…
Просто прекрасно, что он по устоявшейся привычке сунул в
бумажник пластиковую карту «Шантарского кредита» – на автопилоте, по
устоявшейся уже привычке пользоваться максимумом достижений технотронного века.
Так что гонять машину в Шантарск за деньгами не пришлось, черт его знает, как
там обстояло в уныло загибавшемся Предивинске, но в «золотой столице» Курумане было
изрядное количество отделений разнообразных банков. Так что уже через полчаса
он выходил из солидного даже по шантарским меркам здания с чуточку
потяжелевшими внутренними карманами.
Без нужды сделал парочку кругов. Слежки за ним вроде бы не
просматривалось – он, конечно, не бог весть какой спец в ее выявлении, но, если
учесть, что за ним должны были (если он правильно догадался) топать по пятам
тоже совершеннейшие любители… Каковых, кажется, на хвосте не висело – что ни о
чем еще не говорило…
Резиденцию Ванятки он отыскал без особого труда, только раз
уточнив у аборигенов, где означенная улица находится. Оказалось, искомый дом
располагался совсем близко от бывшего особняка купца Корнеева – метров через
двести свернуть налево, в тихую улочку, еще метров триста по ней… Дом был
послевоенной постройки, двухэтажный, неказистый, толстый слой штукатурки
кое-где обвалился, открывая основательную, надо признать, кирпичную кладку: на
совесть строили при Осипе Виссарионыче. За что бы ни брались, все тогда делали крайне
основательно – и то, чему теперь ужасаются, и то, чем до сих пор законно
гордятся…
По первоначальным наблюдениям Смолина, половину квартир в
домишке так и занимали старые жильцы, но у каждого из трех подъездов
красовались разномастные вывески. Загадочное ООО «Синильга», магазинчик
мебельной фурнитуры «Апекс», стоматологический центр «Санитус»… вот наконец и
«Империум»…
Судя по табличке на двери одной из бывших квартир, часы были
еще приемные, а потому Смолин решительно распахнул дверь и вошел.
Что сейчас находилось в бывшей кухне, осталось неизвестным
по причине закрытой двери. Дверь в одну из комнат оказалась открыта, Смолин из
коридора видел, что там никого нет – только парочка заваленных бумагами столов
с торчащими посередине компьютерами: ага, наш Ваня тоже не чужд технического
прогресса.
