– Парнишку жалко, – заметил Смолин, когда в
процессе обозначилась некоторая заминка. – Вы уж скажите по секрету, какие
перспективы? Ведь глупость совершеннейшая, если подумать…
– Перспективы… – Кияшко Н. В. покривилась, будто
лимона щедро откусила. – У меня и так дел невпроворот, а тут еще
подсовывают такое… – спохватившись, она приняла официальный вид: –
Прочитайте и напишите вот здесь: «Мною прочитано и с моих слов записано верно»…
Если у вас есть замечания…
– Да нет, – проворчал Смолин, – все
правильно… Где, здесь?
– И внизу каждой страницы поставьте… ну, как букву
«зет».
– Интересно… – сказал Смолин, притворяясь, будто
рисует эти «буквы зю» впервые в жизни.
…Покидать здание, будучи отправлен восвояси, он не торопился
– срочных неотложных дел не было, все только что происшедшее следовало обдумать
в темпе вальса. Он стоял у выходившего на широкий двор окна, хмуро наблюдая,
как здоровенные ребята с резиновыми аргументами на поясе выгружают без особых
церемоний из старенького «лунохода» табунок щупленьких субъектов
среднеазиатского вида: ага, опять, надо полагать, незаконных мигрантов
наловили…
Итак… Судя по первым впечатлениям, дознаватель Кияшко Н. В.
и впрямь является той, за кого себя выдает: то есть до предела замотанной,
усталой бабой, вынужденной ежедневно перелопачивать чертову уйму казенных
бумаг, значительная часть коих яйца выеденного не стоит, потому что посвящена
пустякам, формализму. Девятый вал канцеляриста, какого в любой системе выше
крыши…
Конечно, все это теоретически может оказаться хитрейшей
игрой, а Кияшко Н.В. – великолепной актрисой, блестяще изобразившей замотанную
жизнью и ненужной работой простую русскую бабу. С ментами нужно держать ухо
востро и не вестись на то, как они выглядят …
Вот только у Смолина был достаточно богатый опыт общения со
всевозможными операми-кумовьями – достаточный, чтобы полагаться на чутье,
интуицию, нюх. Все вышеперечисленное как раз прямо-таки кричало, что верны
именно первые впечатления. Что с дознавателем все обстоит именно так, как он
сейчас думает: дело это она воспринимает исключительно в качестве досадной
обузы, прекрасно осознавая его ничтожность и тягомотные перспективы.
Премиальных ни рубля не получит, а вот времени и сил на пустяшные бумаги убьет
массу…
Зачем, скажите на милость, подсовывать сейчас Смолину
великолепную актрису и вести тонкую игру? Ради заполнения того убогого
протокола, который он только что подписал, украсив внизу каждую страницу буквой
«зю»? Не стоит овчинка выделки, ей-же-ей…
Одним словом, оставляя все же некоторый малый процент на
возможные неожиданности, следует признать, что дела обстоят следующим образом:
коварных подходцев пока что нет, тонкой игры нет, Смолина выдернули, чтобы
подписать рядовую, формальную бумагу. Ну, а когда до этой тетки доберется в
скором времени разъяренный утратой «японца» Сидорыч… В общем, еще
побарахтаемся…
– Господин Смолин! – прервал его размышления
хрипловатый женский голос.
Смолин остановился и без излишней поспешности поднял голову.
Дорогу к машине ему преграждала целая компания: некто, судя по доступной
обозрению части туловища, безусловно мужского пола, нацелился на Смолина
объективом здоровенной видеокамеры, второй торчал на подхвате с охапкой
каких-то кабелей, а дамочка, стоя меж обоими упомянутыми, тыкала микрофоном
чуть ли не в смолинский нос и возбужденно тараторила, словно опасалась, что он
все же немыслимым кенгурячьим прыжком их перепрыгнет и бросится наутек:
– Шестнадцатый канал, передача «Городские сенсации»!
Господин Смолин, вы не откажетесь прокомментировать последние события?
Смолин остановился, приосанился и, от всей души надеясь, что
его улыбка имеет несомненное сходство с голливудской, начал, глядя старательно
в объектив:
– Охотно. Последние события, на мой непросвещенный
взгляд, демонстрируют, что президентские выборы в США будут чертовски
интересными и непредсказуемыми…
Телевизионная дамочка прямо-таки шарахнулась, отведя
микрофон в сторону так резко, словно Смолин собирался откусить половину. Смолин
таращился на нее невинно и благожелательно, с обаятельнейшей улыбкой.
Ящик он периодически смотрел, конечно – и об этой персоне
имел некоторое представление, цензурными словами никак не описуемое. Это и была
звезда шестнадцатого Нателла Чучина по прозвищу Чуча, известная фантастической
тупостью и проистекавшим отсюда невежеством решительно во всем. Беда только,
что она тем не менее с поразительной назойливостью маячила на экране, как
ворона над помойкой, с невероятным апломбом выдавая в эфир такие перлы, что
имевшие однажды неосторожность согласиться на интервью потом от нее бегали как
черт от ладана. Примечательное было создание: рост метр с шиньоном, курносая
вечно обиженная физиономия страдающего поносом мопса, похмельные мешки под
глазами даже в трезвый период. Соплей перешибешь – но вреда и вони от нее…
Смолин моментально подобрался, словно шлепал на лыжах по
заросшему летней травкой минному полю. Ухо следовало держать востро и базар
фильтровать с величайшим тщанием – иначе Чуча, ухватившись за случайную
обмолвку, такую интерпретацию выдаст в эфир, так расцветит собственными
идиотскими комментариями, что света белого не взвидишь. Сам он до сих пор с ней
не сталкивался, но телевизора-то насмотрелся…
– Ну что вы шутите, – обиженным тоном протянула
репортерша, вновь тыча микрофоном ему в нос. – Я имею в виду последние
события вокруг вашего магазина.
– Это какие? – с безмятежным видом осведомился
Смолин, продолжая улыбаться будущим зрителям, словно два Ричарда Гира и
полдюжины Ди Каприо.
– Ну у вас же в магазине торговали оружием…
– Впервые слышу, – изумился Смолин. – В моем
магазине отроду оружием не торговали.
– То есть как? У вас же был обыск?
– Следственное мероприятие под названием «обыск» еще не
является следствием торговли оружием, – охотно разъяснил Смолин скучнейшим
тоном бывшего лектора по марксизму-ленинизму, выступающего перед пенсионерами в
ЖЭКе.
Он с нескрываемой радостью отметил, что Чуча оказалась моментально
сбитой с панталыку и нить разговора на какое-то время потеряла. Впрочем,
благодаря большому опыту она оклемалась почти сразу же, напористо, прокуренно
захрипела:
– Вы же не будете отрицать, что вашего продавца
арестовали за торговлю оружием?
– Это вас кто-то обманул, – светски улыбаясь,
поведал Смолин. – Никто моего продавца и не думал арестовывать, он на
свободе пребывает, совершенно как мы с вами…
– Но он торговал оружием?
– Каким? – ласково, благожелательно спросил
Смолин. – Уточните, пожалуйста. Оружие бывает огнестрельное и холодное,
газовое и травматическое, спортивное, боевое и гражданское, составляющее
принадлежность национального костюма. Есть еще категория предметов, оружием с
точки зрения закона не являющаяся, но становящаяся таковым исключительно после
того, как с помощью этих предметов было совершено деяние, подпадающее под
категорию уголовного преступления…
