– Алкоголь есть? – вопросил Гонзиц, непринужденно
располагаясь в свободном кресле, но сумку пока что не открывая.
Смолин кивнул головой Шварцу. Тот моментально извлек из
стола едва початую бутылку коньячку, а Смолин выставил антикварный кидушный
стаканчик и выложил пару шоколадок, разведя руками:
– Чем богаты… Мы-то за рулями…
Старательно наполнив стаканчик до краев, археолог опростал
его одним глотком, повертел:
– Опять старого жида ограбил?
– Па-апрашу в моем присутствии без
антисемитизма, – сказал Смолин, ухмыляясь. – Будучи, как ты помнишь,
евреем…
– А, ну да, я и запамятовал… – Гонзиц наплескал
себе еще, на сей раз половиночку. – Что, еще одна рюмочка приплыла?
– Да нет, из старых запасов, – сказал Смолин.
С этими серебряными стаканчиками, как иногда случается,
получилась чистая комедия. Как неоднократно подчеркивалось, невозможно знать
всё. Добрых лет двадцать в антикварном мире кружили эти серебряные чарочки с
чернеными изображениями каких-то странноватых зданий – и их простодушно
полагали обычными чарками, не особенно и хорошей работы (клейма третьеразрядных
мастеров, многие из них даже в справочниках не значатся или обозначены там как
«неизвестные»). А потом в одном из новых антикварных журналов бабахнула статья
с цветными фотографиями – и вскинулся антикварный народ, словно получив шилом
пониже спины. Оказалось, зовется эта синагогальная утварь «кидушными
стаканчиками» и в заграницах ценится чрезвычайно. Вот тут вот всякий и
вспомнил, сколько этих самых «стопочек» он продал за последние годы по
относительно бросовой цене. В закромах отыскалось кое-что, правда – у кого
парочка, у кого с полдюжины. Но все равно, если вспомнить, сколько их прошло,
принеся прибыли процентов пятьдесят – в то время как, оказалось, взять можно
было все пятьсот—шестьсот.
– Что лыбишься? – поинтересовался Смолин. –
Али поразить чем хочешь, подземный умный крот?
– А чего ж не поразить-то… Местечко расчисть. Нет,
поширше давай… Нервы крепкие? – Гонзиц, разделавшись с налитым, поднял оба
указательных пальца. – Вот вам Стивен Кинг шантарского образца…
Он опустил обе руки в сумку, необычайно бережно поднял
завернутый в белую тряпку округлый предмет, поставил его на стол и с
рассчитанной медлительностью освободил от холстинки.
Шварц эмоционально матернулся. Смолин придвинулся поближе к
столу, присмотрелся. На холстинке покоился бело-желтый человеческий череп без нижней
челюсти и доброй половины верхних зубов. В затылке, на левой стороне
красовалось штук семь квадратных отверстий, в правом виске был пролом
определенно древнего происхождения. Гонзиц, легонько похлопывая черепушку по
затылку, смотрел на присутствующих прямо-таки с гордостью.
– Ладно, – сказал Смолин. – Я заранее
понимаю, что передо мной нечто из ряда вон выходящее – иначе б ты не пер этого
жмура за полтыщи верст… Просвещай темных, наука…
– Докладываю, – сказал Гонзиц. – Классическое
скифье. Покойный товарищ был, несомненно, если не вождем – а я все же полагаю,
что вождем, и намерен незамедлительно это обосновать, – то как минимум
нешуточным богатырем наподобие скифского Илюхи Муромца…
– И из чего это вытекает? – осведомился Смолин,
приглядываясь к дырам в черепушке. Было в них нечто знакомое…
– Из того, как его убивали, – сказал Гонзиц
наставительным тоном профессионала. – Сначала его шарахнули в висок чем-то
вроде палицы, отсюда и пролом, и он грянулся с коня…
– А почему не просто упал, будучи пешим?
– Посмотри сюда, – сказал Гонзиц, прикасаясь
указательным пальцем к обширному участку кости над левым глазом. – Как
напильником стесано, а? Пеший убитый, падая, настолько не повредил бы череп, он
должен был упасть с высоты, то есть, сто процентов, с коня… скелет, кстати,
тоже был характерно поломан – с коня, с коня, никаких сомнений… Вот. А потом
его, уже мертвого, человек с полдюжины старательно приложили чеканами. Ритуал
такой был. Богатыря или вождя именно так и полагалось после смерти «чествовать»
– чтобы каждый отметился старательно…
Выдвинув ящик, Смолин достал небольшой скифский чекан в
зеленой окиси, держа его двумя пальцами, примерился острием ромбического
сечения к одной из дырок – ну да, чрезвычайно похоже. Чеканы у тех были явно
побольше – но их не бывает двух одинаковых…
– Вот только потом соплеменники вождя определенно
отбили, увезли домой и похоронили честь по чести, – продолжал
Гонзиц. – Потому что погребение я раскопал полное: череп от скелета не
отделен, вещичек имелось предостаточно. Если бы его захапало в качестве добычи
то самое вражье, что вождя замочило, в земле лежал бы только череп. Я ж тебе
рассказывал, давно тому…
– Помню, как же, – кивнул Смолин. – У скифов
такие вот заслуженные черепушки полагалось оберегами ставить, а?
– Совершенно верно. Чтоб сторожил жилье и приносил
счастье, удачу и все такое прочее…
Шварц раскатисто захохотал.
– Чего смешного? – недовольно покосился
Гонзиц. – Наукой, детинушка, это установлено достоверно…
– Да я и не сомневаюсь, – сказал Шварц, все еще
фыркая. – Я себе это представил в переводе на день нынешний: стоит у
Яковлевича в красном углу черепушка Кащея с надлежащим проломом… Оберегает
старательно и бизнес, и жилье…
– Ага, вот именно, – сказал Смолин. – А
где-то – черепушка Березовского с ледорубчиком в затылке, помалкивает себе,
только смотрит загадочно… Вообще-то…
Он отвлекся, расслышав знакомую мелодию,
свидетельствовавшую, что на «секретную» трубку пришло сообщение. Нажал кнопки,
прочитал. Удивленно поднял брови, какое-то время раздумывал, потом отложил
телефон, все еще хмурясь.
Гонзиц тем времени выкладывал на стол, располагая в
живописной икебане вокруг черепа, массу интересных предметов: широкий
незамкнутый обруч, здоровенный чекан с плоским набалдашником для нижней части
древка, бляхи в виде животных, подвески-конусы (целую пригоршню), непонятные
диски, еще какие-то продолговатые штучки – все потемневшее, почти черное, в
пятнах зеленой окиси, кое-где являвшей собою толстую корку. Просверленные
клыки, то ли медвежьи, то ли кабарожьи, тусклые висюльки, явно золотые,
разноцветные плоские кругляшки, раковины каури с дырочками – надо полагать,
когда-то это было ожерелье, жилы, использовавшиеся тогда в качестве основы,
давным-давно сгнили, а все остальное сохранилось…
– Вот, извольте, – сказал Гонзиц, выложив
последний предмет – тронутый ржавчиной металлический кинжал. – Все, что
имелось при покойничке. Только сразу предупреждаю, Вася – цена будет неслабая.
Тут, как-никак, полное погребение. Ученый мир подобными черепами располагает
давненько, а вот в антикварке они до сих пор что-то не попадались…
– Не спорю, – сказал Смолин чуточку
отстраненно. – Кто б тут спорил, аргументы и факты налицо…
– Так что – пара тысяч баксов, как с куста…
