– Не прибедняйся. Задатки у тебя когда-то были
отличнейшие, да и теперь осталась хватка…
– Талант, конечно, не пропьешь, а вот фисгармонию –
запросто… – проворчал Смолин, оборачиваясь к зеркальной стене.
Ну, как и следовало ожидать, его белоснежный свитер
(очередная французская придумка с кевларовой подкладкой, позволявшей избежать
трагических случайностей даже с боевым клинком) был не менее чем в десяти
местах покрыт алыми пятнами: при каждом ударе срабатывала какая-то хитрая
электроника, и минут десять на ткани сохранялись пятна. Прогресс несказанный:
какие-то датчики, пленочные микросхемы, в рознице не очень и дорого, не дороже
обычных шмоток, так что Кот Ученый в Париже не особенно и потратился…
Ну, а на самом Шевалье наличествовали всего-то навсего два
алых пятнышка, да и то, будь это в реальной схватке, получились бы неопасные
царапины, на какие истый дуэлянт не обращает внимания – а вот Смолин не менее
полудюжины раз был убит…
Аккуратно поставив клинки в стойку из темного полированного
дерева, они вышли в боковую комнатку, маленькую и уютную. На столе уже
красовался чайник и все сопутствующее – ученики постарались.
– Я, как обычно, в совершеннейшей абстиненции, –
сказал Шевалье, стягивая через голову белый свитер. – Тебе, если хочешь,
могу предложить…
– Нет, спасибо, – сказал Смолин. – Я за
рулем.
Он озирал голого по пояс Шевалье с откровенной завистью:
конечно, никак нельзя принять его, ежели закрыть физиономию маской, за молодого
качка, но и семидесяти с лишним лет никто не даст по первому впечатлению: сухой,
жилистый торс с хорошо развитой мускулатурой, без намека на животик. У самого
Смолина по этой части дело обстояло не удручающе, но все же были поводы для
некоторого уныния: что-то такое отвисало, и на боках, если постараться,
складочку можно было ухватить двумя пальцами, не особенно и напрягаясь… И он в
который раз попытался себя представить в семьдесят лет – и, как обычно,
предпочел не развивать эту тему. А ведь по достоверным слухам Шевалье еще и
амор крутит с девочкой из ролевых эльфов…
Хозяин разлил чай, и Смолин, кивнув, взял пузатую чашку,
блаженно откинулся на спинку кресла. Здесь его никогда не подстерегали ни дела,
ни сложности, ни хлопоты – мало в этом городе мест, где можно отдохнуть душой и
телом, причем совершенно бесплатно, будучи встреченным по-дружески…
Шевалье объявился в Шантарске тридцать лет назад, когда
Смолин как раз летел на всех парусах к своему первому, условному, сроку.
Собственно, Шевалье родом был как раз отсюда – но почти два десятка лет словно
призрак болтался неизвестно где, в тех местах, где офицерам доблестной
Советской армии появляться официально категорически не полагалось – сама мысль
об этом была форменным идиотизмом. Смолин и сейчас о деталях знал не больше,
чем тридцать лет назад – но теперь ясно было, что во время очередного веселого
вояжа Шевалье стукнуло так основательно, что его, подлечив, с почетом отправили
из несокрушимой и легендарной на серьезную инвалидность. Судя по иным скудным
намекам, эскулапы в погонах, хотя самому отставнику об этом и не говорили,
всерьез считали, что бывший майор отправлен на родину, чтобы через пару
годочков, увы, отправиться прямиком на Аллею Славы – была такая на главном
шантарском погосте, аляповато оформленная, но почетная…
Шевалье – впрочем, тогда еще к нему эта кличка не прилипла –
печальные прогнозы эскулапов опроверг, причем некоторых, как он любил иногда
подчеркивать, пережил. Малость оклемавшись, он неожиданно отыскал себе дело по
душе – взялся совершенно безвозмездно натаскивать в фехтовании парнишек в одном
из военно-спортивных клубов при горкоме комсомола.
Вот с тех пор и пошло-поехало. Жизнь отставного майора с
бегом лет все более напоминала авантюрный роман: он основал полдесятка уже собственных
клубов на манер знаменитой крапивинской «Каравеллы» – только, в отличие от
Крапивина, парусами и водными забавами не увлекался совершенно, будучи
классическим сухопутчиком: фехтование, рукопашная, походы в тайгу по методике
спецназовской «автономки»… Энтузиаста то хвалили с высоких трибун и в партийной
прессе, то, что случалось гораздо чаще, несли по кочкам, разбирали на винтики и
даже грозились стереть в лагерную пыль – потому что Шевалье, хотя никогда и не
был классическим диссидентом, но партийное руководство воспитанием молодежи и
прочую идеологическую шелуху попросту отметал и жил так, словно ничего этого и
не существовало в окружающей действительности. Что очень многих ужасно
раздражало. Особенно тех, кто рвался руководить с партийных позиций и
идеологически окармливать. Так что клубы Шевалье сплошь и рядом закрывали –
запрещали, a потом опять открывали, когда в столичной прессе и на верхах порой
попадались умные люди. Попутно сенсэй бесчисленное количество раз был объектом
проверки разнообразнейших высоких комиссий, да вдобавок не менее десятка раз на
него открывали уголовные дела. Шили ему и педофилию (совершенно
безосновательно), и не вполне правильные с точки зрения советской морали
отношения со старшеклассницами (вот тут уж, если копнуть, таилась сермяжная
правда, хотя и преувеличенная анонимщиками), и создание контрреволюционной
молодежной организации, и руководство бандой, и хранение оружия. Дело
осложнялось тем, что Шевалье порой и впрямь ходил по лезвию – с его любовью к
холодняку в те годы, когда подобная любовь категорически запрещалась Уголовным
кодексом, и занятиями кое-какими видами восточных единоборств (в недобрые
времена гонений на каратэ). Одним словом, пошивочные работы шли с размахом и
систематически, словно в приличном ателье. Вот только всякий раз кончалось дело
пшиком: в педофилию ни один нормальный человек не верил, влюбленные
старшеклассницы компромат давать отказывались, контрреволюция в итоге не
обнаруживалась, корыстный интерес присобачить не удавалось…
Когда грянула перестройка и всё последующее, Шевалье со
своими много чего умевшими ребятишками, что греха таить, оказался чем-то вроде
бригадира – отнюдь не в том смысле, какой в эти слова вкладывают на стройке.
Правда, надо отдать ему должное – в отличие от иных тупых качков, ребятки
Шевалье и в самом деле, если уж брались защищать, то защищали качественно и
честно. А поскольку на дешевые компромиссы не шли, ни черта не боялись и со
старых времен сохранили некую закалку, то очень быстро завоевали себе репутацию
сущих отморозков, которых в жизни не нагнуть, и пытаться нечего. И отвоевали
себе достаточно почетное место посреди сложной реальности, будучи прозванными
каким-то недоброжелателем «мушкетерской бригадой» – но им самим это прозвище
как раз понравилось.
Обо всем этом можно было написать толстенный роман, однако
теперь это были дела давно минувших дней, и Шевалье уже много лет занимался
вполне легальной деятельностью: официальный клуб «Рапира» (фехтование, ролевые
игры, участие в рыцарских турнирах, в том числе и за рубежом, единоборства,
курсы самообороны). Порой это даже приносило кое-какой доход, позволявший
содержать двухэтажный дом почти в центре города, в свое время законным образом
переданный клубу генерал-губернатором Л. – которому все, чем там
занимались, пришлось крайне по вкусу. А главное, бывших питомцев Шевалье можно
было встретить в самых неожиданных местах, на самых разных постах, и не только
в Шантарске, но и повыше – закалочка, какую «птенцы Шевалье» получали,
позволяла иным вскарабкаться довольно-таки высоко – или, по крайней мере, так,
чтобы свою жизнь они считали состоявшейся…
