– Бывает, – спокойно сказал Максим, лучась
самодовольством и уверенностью в себе. – Я тут пролистал местную газетку…
у вас в какой-то развалюхе нашли чернильницу Санкт-Петербургского охранного
отделения…
– Быть не может! – изумился Смолин.
– Точно!
– А мы-то тут сидим, как в берлоге, ничего не знаем,
что под самым носом творится… – сказал Смолин, старательно избегая иронии
в голосе, для которой было еще не время. – Ну хорошо, это лирика, перейдем
к грубой прозе… Что же вы хотите, Максим, за эти уникумы?
– Портсигар – десять штук евро. Нормально, по-моему. Вы
же антикварщик, вы-то его сможете со временем продать и подороже.
– Пожалуй… А баксы, значит, не берете?
– Ну, если только по курсу… Ненадежен нынче бакс.
– Да, засада какая-то… – озабоченно сказал
Смолин. – А клиночки?
– Ну, если все три… За пятерку.
– Евро, конечно?
– Да уж конечно…
– Соблазнительно, черт… – сказал Смолин. – А
времени насчет подумать – никак?
– Ну, это ж бизнес, Василий Яковлевич, – улыбнулся
Максим открыто и честно. – Вы в этом городе не один антиквар, я уже,
признаюсь откровенно, еще два предложения имею… Решайтесь. Или как?
– Заманчиво… – повторил Смолин. – Деньги, в
общем, найдутся… А вот как насчет подлинности?
– Василий Яковлевич! – воззвал Максим с
неприкрытой укоризной. – Да это ж сразу видно! Это ж на поверхности! Да
такая сделка раз в жизни бывает…
Ах, как честно он таращился! Как был чист, наивен, открыт и
белоснежно-пушист! Даже неловко было оскорблять тенью подозрений столь
порядочного и обаятельного молодого человека…
– А! – с ухарским видом махнул рукой
Смолин. – Действительно, раз в жизни такое бывает… Но у меня только
долларами…
– Нет проблем! – просиявший Максим проворно извлек
плосконький калькулятор, моментально произвел нехитрые вычисления и показал
Смолину узенький экранчик с рядком черных цифирок. – По курсу, мне лишнего
не надо…
– Голуба моя, – повернулся Смолин к Шварцу. –
Мы тут будем деньги считать, а ты пока что Ашотиком займись, он наверняка
заждался…
– Понял, – с бесстрастным видом кивнул Шварц и
проворно улетучился за дверь.
Вздыхая, кряхтя, мотая головой, Смолин открыл сейф, извлек
пачку портретов покойных президентов и принялся их сосредоточенно считать.
Закончив, придвинул к Максиму горку бумажек:
– Пересчитывать будете?
– Да ладно, я смотрел, когда вы считали…
– А то для порядка…
– Нет, все путем…
Вот теперь в нем стала ощущаться некоторая торопливость –
нервишек не хватило играть до конца открытость, бесстрастие, наивную честность
и прочую романтическую лабуду. Нет еще у сопляка должного навыка – ох, не
играет он в покер, точно…
Тщательно упаковав денежки в свою барсетку, Максим с той же
проступавшей суетливостью сказал быстро:
– Приятно было встретиться. Если что, я теперь всегда к
вам…
И повернулся к двери. Глянув через его плечо на Кота
Ученого, Смолин опустил веки и чуть заметно кивнул. Хижняк, явно истомившийся
бездельем, словно бы невзначай оказался на пути устремившегося прочь с добычей
волчонка позорного, словно небрежно сделал отточенно-плавное движение…
Черт его знает, как оно получилось, но москвич спиной вперед
полетел к столу – где его аккуратненько принял вскочивший Смолин, уронил на
стул, прихватил за глотку согнутой рукой и сказал совершенно другим тоном:
– Куда поскакал, козлик? Толковище только начинается,
так что не егози…
Отеческого вразумления ради, он свободной левой
чувствительно приложив юноше по почкам классическим «крюком», развернул
физиономией к столу вместе с жалобно затрещавшим ветхим стулом. Отняв руку от
глотки, сказал на ухо тихо, но веско: – Будешь дергаться, мудак, без яиц
останешься… Понял?
Стукнула дверь – за спиной сидящего обозначился Шварц во
всей своей нехилой комплекции, сообщил с гнусной ухмылочкой:
– Ашотик в полной боевой готовности…
– Василий Яковлевич! – воззвал Максим в тщетных
попытках обрести прежнюю уверенность и безукоризненный вид честнейшего на свете
человека. – Что за шутки идиотские!
Смолин мигнул Шварцу – и тот наградил сидящего смачным
подзатыльником, отчего тот моментально заткнулся, скукожился, уже понимая, что
все пошло наперекосяк и дело принимает самый нехороший оборот…
Постукивая по столу портсигаром, Смолин сказал
наставительно, с расстановочкой:
– Ты знаешь, козлик, нас давно уже не злят всерьез
субъекты вроде тебя – они нас давненько уж смешат, и не более того.
Ма-ас-ковский пустой ба-амбук… – протянул он, гнусавя. – Именно что
смешат. Мозгов у вас, ребятишки – ни хрена. До сих пор полагаете, что за Уралом
живут туземцы, которые слезают с деревьев, едва их поманить блестящими
бусиками, и отдают за бусики золотые самородки и неограненные алмазы… Молчать,
паскуда! – прикрикнул он, увидев игру мимики на лице парня. –
Говорить будешь, когда я разрешу. А если хрюкнешь без позволения, этот
симпатичный парнишка у тебя за спиной опять по башке вмажет, так, что
немногочисленные твои извилины распрямятся… – он усмехнулся без издевки,
весело, широко. – Ребятки, ну пора ж умнеть… Лично я вообще не знаю на
российских просторах такого места, где б меняли золото на бусики… А уж я всякое
повидал… Ну, вякни пару слов, разрешаю…
– Да что вы в самом деле… Так же нечестно…
– Сука драная, – сказал Смолин, нехорошо
усмехаясь. – Пидер гаденький… А подсовывать мне фуфло за бешеные бабки –
честно?
– Какое фуфло?
– Сам знаешь, – сказал Смолин. Времени у него было
много, и он мог себе позволить долгое развлечение. – Вот насчет
шашечки, – он мимолетно коснулся эфеса, – ничего плохого сказать не
могу. Шашка, как вы изволили выразиться, царских времен, тут уж не поспоришь и
не опошлишь. Две штуки евро она, конечно, не стоит, обтерханная… но штук за
пятьдесят рублями я бы ее продал хоть завтра – а за сороковник и вовсе через
пару часов. Но что касается всего остального – перед нами полное и законченное
фуфло. Оба «японца» – новоделы, копии, японцы их начали продавать еще двадцать
лет назад, именно как копии, не выдавая за оригиналы, боже упаси… Ты, придурок,
даже не пробовал прибор состарить – позолоченная латунь, классические копии,
блестит, как у кота яйца… Я в своей жизни повидал столько настоящих, что ошибки
быть не может. Вон там, на полке, – он небрежно ткнул большим пальцем
через плечо, – как раз и стоит японский каталог, цветной, роскошный, цены
прошлого года четко обозначены… Мне его лень доставать, ты уж поверь на слово,
выблядок драный… – Смолин хохотнул. – Что понурился? Грустно тебе,
корявенький? Погоди, загрустишь посильнее…