– Я так понял, всплыло что-то? – спросил Смолин,
ощущая немалый охотничий азарт.
– Сразу, как ты позвонил, стали бдить, не в первый раз,
чай…
Какая бы конкуренция и подковерные интриги ни сотрясали
тесный антикварный мирок, прежние склоки мгновенно забывались, если у
кого-нибудь что-нибудь попятят – тут уж моментально начинается перезвон, все
бдят в десять глаз, потому что завтра сами могут оказаться в таком же
положении. Тем более что частенько мелкая шпана, стащив что-то в одном
магазине, простодушно спешит продавать в другой, не представляя в своей юной
тупости специфики антикварного бизнеса, где все одной веревочкой повязаны и
знают друг друга сто лет…
Эрастыч полез в стол и выложил полоску твердого картона, к
которой были прицеплены пять регалий. Хватило одного взгляда, чтобы мгновенно
опознать свое, законное – именно эти награды, именно в этом порядке он сам на
данную картонку и цеплял. Но из обычной пунктуальности Смолин все же взял в
руки подборку, присмотрелся. «Савушка», то бишь сербский орден Святого Савы,
был в свое время мастерски реставрирован Маэстро – но если хорошенько
приглядываться, видно, что голубая эмаль в верхней части креста чуть отличается
оттенком от «родной». Даже искусник Маэстро не всегда способен повторить в
безукоризненной точности работу трудившихся сто лет назад мастеров, эмаль –
самое слабое место современных фальсификаторов…
Орден святого Савы
Медаль Ушакова была под тем самым номером, удостоверение к
ней (награда с документами всегда стоит дороже) и сейчас лежало у Смолина на
квартире. По памятным признакам он легко узнал и две баварских военных медали
середины позапрошлого века. А большую серебряную медаль за военные заслуги
государя императора Франца-Иосифа опознать легко было с полувзгляда – потому
что давным-давно, надо полагать, тогда же, в Первую мировую, обладатель глубоко
выцарапал на ней свои инициалы (была такая ухарская привычка у юных
императорских праворщиков, вроде нарисованных чернилами звездочек на погонах у
белогвардейцев).
Медаль Ушакова
– И вот это…
Эрастыч положил на стол тяжелый пластиковый пакет, где в
совершеннейшем беспорядке лежала целая груда медалей. Вот они-то Смолина
интересовали во вторую очередь, поскольку были откровенной дешевкой, той самой
чепурновской «обманкой», которую Дашка и ее сподвижники сняли со стены. Он
только покопался в пакете двумя пальцами, следя, чтобы не уколоться заколками –
да, это тоже из Кащеевой квартиры…
– Один человек припер?
– Ага, – сказал Демидов, доставая из папки
стандартную квитанцию. – Некто Фетисов Михаил Николаевич, Кутеванова сорок
один, семь. Хотел толкнуть сразу, но я-то помнил «общую тревогу», объяснил, что
рисковать капиталами не согласен, только на реализацию могу взять…
– Он быстро согласился?
– В общем, да. Без особых проволочек. Ну, конечно,
разочарован был несказанно, как все эти лохи, что полагают, будто им сейчас
охапку денег выложат…
– Нервничал?
– Да не похоже… Ну, самую чуточку. На наркомана вроде
бы не похож, и на шпану – тоже. Самый обычный сопляк…
– Патлы длинные – ботва под Джона Леннона, физиономия
отмечена некоторым интеллектом, речь правильная… – уточнил Смолин, чтобы
удостовериться.
– Он самый. Этакий Гарри Поттер, только без очочков.
Культурный такой, явно не из слесарей-сантехников. Ты его знаешь?
– Встречались… – сказал Смолин сквозь зубы.
Все совпадало – и адрес, раздобытый Шварцем, и анкетные
данные владельца машины, определенно приходившегося «Гарри Поттеру» папашей. С
родителями живет сей интеллигентный молодой человек, папиной машиной
пользуется…
Ситуация, как ее ни рассматривай, была несколько щекотливой.
Обычного воришку из тех, что украдкой суют за пазуху что-нибудь красивое и
смываются, как правило, изловивши, без затей, без гуманизма и привлечения
родной рабоче-крестьянской милиции пинают, пока ноги не устанут. Против чего он
сам не особенно и возмущается, понимая, что получает за дело…
Сейчас придется действовать тоньше. Коли уж волосатый
открыто сдал награды в магазин по собственному паспорту, ничуть не считает себя
преступившим закон криминальным элементом – следовательно, работать с ним
придется несколько иначе. Еще и оттого, что Смолин, разумеется, в милицию с
заявлением о покраже бежать и не подумал, а потому, с точки зрения закона,
потерпевшим как бы и не является. И, главное, к Дашенькиной компании долго еще
присматриваться, так что не следует пороть горячку, нужно придумать что-нибудь
тонкое, можно бы выразиться, элегантное, дело не в том, чтобы вернуть
украденное, здесь все сложнее…
– Какие будут пожелания? – спросил Эрастыч.
Смолин раздумывал недолго.
– Вот это, – он небрежно ткнул пальцем в пакет с
перемешавшимися медалями, – можешь выставлять на продажу хоть сейчас. Это
не мое… строго говоря, это вообще ничье, так что претензий предъявлять некому.
А вот это, – он коснулся картонки, – пока что припрячь подальше,
лады? Он телефон оставил? Ага, отлично. Когда я тебя попрошу, звякнешь ему,
чтобы приходил за деньгами. С таким расчетом, разумеется, чтобы я сам здесь уже
сидел…
– Сделаем… – Демидов убрал картонку подальше в
стол, оставив мешочек на прежнем месте. Помолчав, взял еще одну сигаретку из
«фамильного» портсигара и спросил задумчиво: – Вася, ты как думаешь, что
сталось с Кащеевыми закромами?
Смолин сохранял бесстрастное выражение лица. Ну разумеется,
после смерти Чепурнова в антикварном мире ни о чем другом не рассуждали и долго
еще будут ломать голову. Вообще, «наследство» нужно продавать так, чтобы
ниточки не вели к нему – упаси боже, не в Шантарске. Если кто-то из коллег по
ремеслу узнает… ничего жуткого, в общем, не произойдет, но зависть расцветет
пышным цветом, а это ему совершенно ни к чему…
– С родными кровиночками отношения у него были
испорчены напрочь, – сказал Демидов, рассеянно таращась в потолок. –
Это каждая собака знает. Так что им оставить никак не мог. Самое печальное,
если вся эта благодать где-то лежит настолько хорошо заныканная, что еще
двадцать лет на свет не появится…
– А вот это на него как раз похоже, – сказал
Смолин, приняв озабоченный вид, задумчиво морща лоб и хмуря брови. Тут,
Эрастыч, простор для вариантов.
– Например?
– Ну, например, сын с дочкой могли и притворяться… с
Кащеевой же подачи. Все старательно притворялись, что враждуют. А на самом деле
Кащей просто не хотел, чтобы стало известно, какой клад он оставляет деткам.
Вполне понятное стремление: в наши печальные времена и за полтинник в подъезде
задавят… В Новониколаевске в свое время случилось именно так, когда помер
Воронецкий, помнишь? Сынок якобы последние лет десять с Воронецким был на
ножах, друг друга завидев, на другую сторону переходили… вот только месяца
через три после безвременной кончины папаши Воронецкий-младший, бюджетник
сраный, коттеджик в хорошем районе прикупил и стал на сотом «крузере»
раскатывать…
