– Да я и сам прикидываю… – сказал Фельдмаршал.
Другие двое покивали: времени обдумать все происходящее
хватало, так что обошлось без долгих споров и обсуждений.
– В конце-то концов получится один пшик, – сказал
Смолин. – Никого всерьез не посадят, никого чувствительно не прищемят,
даже все конфискованное рано или поздно им придется вернуть. Нервы, правда,
попортят надолго и качественно, но я не о том… Общая ситуация мне не нравится.
Чем бы там ни кончилось, а шантарский рынок холодняка уже фактически
парализован. И в этом поганом состоянии будет пребывать еще долго. И потому,
что долго теперь будем шарахаться от каждого куста, и оттого, что выцеплять
назад все отобранное будем долгонько… Все магазины перешерстили…
– Кроме Врубеля, – равнодушным тоном произнес
Фельдмаршал.
– То есть?
– У Врубеля получился облом, – продолжал
Фельдмаршал. – Я как раз узнал и приехал рассказать… Короче, когда они
подсунули к Врубелю в «Раритет» засланного казачка – точнее, двух, – сам
Врубель отсутствовал по причине очередного запоя, а его девки что-то просекли и
ничего такого не продали… Будь сам Врубель на месте, он бы залетел, конечно, у
него ж по пьянке ни предохранителей, ни тормозов… Повезло придурку.
– Повезло, – медленно произнес Смолин.
Вот оно, значит, как… Все залетели, кроме Врубеля… Смолин
сталкивался и с более невероятными совпадениями – происходившими по самым
естественным причинам, – но все равно, остался некий осадок, как в
известном анекдоте. Как-то неправильно было, что чистеньким остался самый
гнилой шантарский антикварщик, коего, откровенно говоря, не любили за многочисленные
подлянки, косяки и провинности. Скорее уж ему полагалось бы, исходя из обычной
практики, залететь первым – уж он-то, будучи застигнут «казачками» в бухом
состоянии, не только с ходу толкнул бы им нечто компрометирующее, но и в
закрома провел бы, наговорил бы себе с ходу на две уголовных статейки и
полдюжины административных…
– Ладно, – сказал Смолин. – Черт с ним, с
Врубелем, у меня сейчас не о нем голова болит… У нас, джентльмены, все-таки
есть один несомненный след: Дашенька Бергер. Боже упаси, я ее никак не связываю
с происходящим, но есть еще и другой аспект: она-то как раз сейчас и
олицетворяет своей персоной ту новую, странную, непонятную возню, что имеет
место быть на антикварном рыночке нашем… Кто-то еще есть, кроме нее, зуб даю.
Сама-то она, судя по всему – на подхвате, сама не стала бы лезть к вдове. А она
лезет, активнейшим образом.
– А почему сразу – не стала? – пожал плечами Кот
Ученый. – Девка умная, дедушка поднатаскал, соображает, что к чему…
– Квартирка, – сказал Смолин. – Квартирка эта
вылезает за рамки. Это, режьте меня, никакая не съемная квартирка, это хатка
человека небедного и в антиквариате разбирающегося. И фарфор там интересный, и
пара картин на стене не нашими охотниками на туристов из-под «Детского мира»
писана… Все это, в сочетании, как раз и настораживает…
– Есть одна загвоздка, – сказал Фельдмаршал, чья
простая мужественная физиономия как раз отражала сейчас усиленную работу
мысли. – Если ею крутит кто-то старший и умный, ни за что не согласился бы
на такую дурь: сдавать награды из Кащеевой квартирки в первый попавшийся
магазин, по собственному паспорту этого самого Михуйлы…
– Вообще-то она могла это и по собственному почину
провернуть, – возразил Кот Ученый. – Не отчитываясь. Рассчитывала найти
в дедушкиной хатке несказанные сокровища, а когда наткнулась на хлам, столкнула
его через Мишу, чтобы хоть копеечку поиметь… Она ж, Степа, маленькая, откуда у
этой сопли хватка…
– Абстракции это все, – вклинился давно мечтавший
об этом, по физиономии видно, Шварц. – Теория. Волюнтаризм и декаданс.
Ничего мы не добьемся, переливая из пустого в порожнее. Взять бы эту Дашеньку,
сунуть ей в трусики паяльничек и поспрошать душевно… – он поднял лапищу,
видя, что остальные двое так и подались к нему, разевая рты. – Это я так,
чисто теоретически, я ж не идиот, и мы не в кино… Но какое-то действие не
мешало бы произвести, потому что ничегошеньки мы не добьемся пустыми
разговорами…
– Точнее?
– А что – точнее? – ухмыльнулся Шварц. –
Самих светиться никто не заставляет… но мало ли что можно поставить? Рабочую
наметочку хотите? Эту прошмандовку ловят в подъезде двое совершенно незнакомых
ей организмов самого бандитского вида, долго маячат перед личиком жуткими
ножиками-живорезами, а потом проникновенно вещают: ежели ты, сучка драная,
спирохета нелеченая, будешь и дальше путаться под ногами у серьезных людей с
антикварного рынка, мы тебе… Ну, далее – полный простор для фантазии, тут
столько всякого можно придумать… Вадька правильно подметил: она еще маленькая
девочка… Что будет делать в такой ситуации насмерть перепуганная соплюшка?
Какое-то время стояла тишина, потом Фельдмаршал восторженно
возопил:
– А я-то тебя всю жизнь дебилом считал!
– Спасибочки, – с большим достоинством поклонился
Шварц. – Только мы из потомственных антиллигентов, кой-чего имеем в дурной
башке…
– Вот именно, – сказал Смолин с ухмылочкой. –
Насмерть перепуганная соплюшка конечно же незамедлительно кинется за помощью и
моральной поддержкой… и если наш Икс существует, к чему я упорно склоняюсь, то
к нему паршивка и бросится, едва мнимые громилы улетучатся… Это идея. Это
мысль. Благодарность тебе от меня, боец Шварц… Только давайте-ка эти варианты
отложим на самый крайняк. Вы мою утонченную натуру знаете: криминала я
опасаюсь, как черт ладана… а то, что Шварц предлагает, как ни крути, много
общего с криминалом имеет…
– Да н у, если чисто…
– А если – грязно? – сказал Смолин. – Хотели
как лучше, а получилось, как всегда… По несчастливому стечению обстоятельств
аккурат в тот момент, когда «громилы» будут сверкать у нее под носом
кишкорезом, объявится сосед-каратист, а то и милицейский патруль… Всем будет
весело.
– Но идея-то…
– Говорю же, идея хорошая, – сказал Смолин. –
Но – на будущее. Когда ничего другого не останется, когда все будет
перепробовано и успеха не принесет.
Шварц насупился:
– А сейчас что, сидеть и ломать головы?
– А кто сказал, что нужно обязательно сидеть
сиднем? – вкрадчиво поинтересовался Смолин. – Я этого не говорил, да
и никто из присутствующих… У нас и без Дашки есть кандидат на задушевную
беседу. И, в отличие от Дашки, его найдется на чем подловить… Короче,
неотложных дел ни у кого нет? Вот и ладушки, собирайтесь…
…Тяжелее всех полуторачасовое сидение в машине давалось
Шварцу, он был тут самый молодой, сгусток энергии, а потому и страдал
откровенно, ерзал и ныл, так что в конце концов Смолину пришлось его достаточно
жестко одернуть. Остальные тоже придерживались мнения, что нет ничего хуже в
жизни, кроме как ждать и догонять – но кое-как с собой справлялись…
Полтора часа ничего интересного не происходило. Они все так
же сидели в машине, окно «нехорошей квартиры» оставалось темным, Дашенька не
объявлялась. Причем в родительском доме ее тоже не было – что периодически
устанавливал Шварц, названивавший под видом однокурсника. Сумерки уже идиллически
сгущались, на небе вот-вот должны были высыпать звезды – а результатов никаких.