– Вспомнил, сдается мне, – удовлетворенно сказал
Смолин. – Мы с тобой встречались мимолетно у бабушки Фаины, и знакомила
нас очаровательная девочка Даша… Василий Яковлевич меня зовут, если ты
запамятовал. Ну вот, теперь можешь задавать вопросы… только, я тебя умоляю,
ради экономии времени давай исключительно толковые, чтобы нам не затягивать…
– Что за игры? – таращась исподлобья, бросил
пленный.
Особого страха Смолин в нем не усмотрел, и это было хорошо,
поскольку облегчало задачу и экономило время…
Кот Ученый, перехватив взгляд Смолина, задушевно сказал:
– Мы, юноша – квартет странствующих педофилов. Ну вот,
есть такая мелкая страстишка… Ехали мы мимо, высмотрели подходящего
мальчишечку, да и дали волю темным инстинктам…
– Коллега путает, – вмешался Фельдмаршал. –
Мы, скорее, кружок кройки и шитья абажуров из человеческой кожи. Смотрим,
матерьял подходящий…
– Пугает, стервец, – доверительно сообщил
Шварц. – Мы, в натуре, педофилы, и не более того. Видим, мальчишечка
скучает, как тут его не подснять…
Они перекидывались репликами лениво и совершенно
естественно, отпуская замечания касательно прически пленника и его субтильного
сложения, похохатывали и болтали так, словно Миши и вовсе не существовало.
Проделывалось все это, ясен пень, дабы привести клиента в должное моральное
состояние, дать понять, что он тут вроде мебели без всяких прав человека и
собственного мнения…
Какое-то время Смолин не мешал им развлекаться, но потом
решил, что увертюра получилась достаточно долгая. Вылез, поменялся местами со
Шварцем – зорко следя, чтобы пленник, оставшийся на миг перед распахнутой
дверцей, не выпрыгнул. Сел рядом, закурил. Ухмыльнулся, когда прозвучало
достаточно строптиво:
– Что вам от меня нужно?
– Резонный вопрос, – сказал Смолин
серьезно. – Мы, Миша, хотим одного – восстановить справедливость. Вернуть
ворованное. То есть то, что ты у меня украл. Самым наглым образом. Черт вас
знает, нынешнюю молодежь, как вы на такие вещи смотрите… а мне вот, человеку
старшего поколения, категорически не по нутру, когда у меня что-то крадут…
– Я у вас ничего не крал! – как и следовало ожидать,
последовала возмущенная реплика.
– Это ты так думаешь, чадушко, – сказал
Смолин. – А на самом-то деле все обстоит как раз наоборот. Меня ты не
обкрадывал – но украл мое. Непонятно? Помнишь, когда вы пару-тройку дней назад
были в квартире Дашиного дедушки? Ты, она и еще парочка каких-то декадентов.
– Мы?!
– А вот это уже звучит чертовски ненатурально, –
сказал Смолин. – Отдает дурной театральностью. Ну, понятно, опыта в таких
делах у тебя нет… Настолько растяпистое поколение, что блевать тянет… Значит,
на хатке вы не были? Никаких наград в карманах не уносили? Ну а как же ты, в
таком случае, объяснишь вот эту бумаженцию?
Он кивнул Шварцу, чтобы тот включил верхний свет, и жестом
заправского фокусника развернул перед собеседником ксерокопию квитанции из «Фрегата».
Сказал вкрадчиво:
– И что получится, если сравнить здешние паспортные
данные и подпись с твоими? Челюстенка отвисла, юноша? Или будем лепить вовсе уж
фантастическую версию: будто кто-то, чертовски на тебя похожий и умеющий
подделывать твою подпись, по липовому паспорту на твое имя, чьи данные
совпадают с данными твоей паспортины, пошел во «Фрегат» и сдал награды? А тебя,
конечно, подставили? Самое модное словечко в детективах, что киношных, что
печатных. По всем стандартам Голливуда тебе сейчас нужно заорать благим матом:
«Меня подставили, меня подставили!» Будешь орать? Или ты умнее? Притом что
хозяин «Фрегата», сразу предупреждаю, опознает тебя моментально… Так подставили
тебя или нет? И это все же ты во «Фрегате» был, собственной персоной?
Он сделал хорошо рассчитанную паузу, присмотрелся. Студент
производил впечатление человека, ошарашенного из-за угла пыльным мешком по
темечку. Пребывал в совершеннейшей растерянности: ну конечно, он и думать не
мог, что дело грязное, что его могут взять за шкирку недоброжелательно
настроенные люди, к чему ж было готовить убедительные отговорки и просчитывать
линию защиты?
– Вообще-то ты тут ни при чем, – сказал Смолин
великодушно. – Я не зверь, я все прекрасно понимаю… Более того, я уверен,
что Дашенька и сама понятия не имела, что у дедушки вместе с его собственными
вещичками могут оказаться и чужие. Но так уж карта легла… Посмотри фотографии.
Вот этот орден, и этот, и эти два – моя законная собственность. Что я могу
доказать моментально. Свидетелей навалом: те, у кого я их купил законным
образом, тот, кто парочку из них мне реставрировал… Честные, законопослушные
люди… как и я. Мы тебя не будем бить и уж тем более вульгарно ставить на
счетчик – что за пошлости, да и взять с тебя нечего… Я просто-напросто прямо сейчас
еду в ближайший райотдел, каковой обязан быть открыт круглосуточно, и подаю
заявление, где со скорбью вещаю, как некий молодой человек на моих глазах
вскрыл мою запертую машину и вытащил оттуда барсетку, где, помимо прочего,
находились эти именно ордена. Гнался я за ним, но не догнал. Зато прекрасно
запомнил эту мерзкую рожу – и друзья мои, в количестве трех, что со мной тогда
были и тоже безуспешно за тобой гнались, тебя запомнили… Ну, а потом вступает в
игру господин Демидов, хозяин магазина «Фрегат», и, активно сотрудничая со
следствием, сообщает, как ты у него появился, как сдал эти самые награды по
своему паспорту, как он, узнав те из них, что принадлежат мне, мне и позвонил…
Между прочим, все это будет чистейшая правда. Потом появляется серьезный
человек, реставратор по профессии, и рассказывает, как он мне починял вот этот
орден, и еще этот – и это опять-таки чистая правда… И клеят тебе, Мишенька,
весьма даже невеселую статью уголовного кодекса касаемо кражи предметов,
имеющих значительную художественную и историческую ценность… да что там,
просто-напросто имеющих рыночную стоимость тысяч в полсотни рублев…
– Но я же…
– Ну да, конечно, – сказал Смолин. – Ты
будешь утверждать, что в машину ко мне не лазил отроду. Что все до единой цацки
вы квартетом потырили из квартиры Дашенькиного дедушки покойного… – Он
сделал очередную паузу. – А знаешь что? Сердце мне подсказывает, что и
Дашенька, и твои друганы с честнейшими глазами от всего отопрутся. Заявят, что
ни в какой квартире они не были, ничего не брали. Потому что с точки зрения
закона Дашенька опять-таки совершила вульгарную кражу, не имела она ни
малейшего законного права забираться ночной порой в квартиру дедушки, пусть и
родного, и что-то оттуда брать, хоть коробок спичек… Зря, что ли, она сама в
магазин не пошла, а тебя, дурачка, вперед выставила? То-то и оно… Если без
дипломатии и хороших манер, то тебя, мил-человек, использовали, словно аптечное
изделие под названием гандон… Никого из них в этой истории нету – ни Дашки, ни
тех двоих. Один ты есть…
– И сидеть тебе, голубь, в СИЗО очень даже
весело, – жизнерадостно подхватил Шварц. – Любят там таких
смазливеньких, из тебя, Мишенька, такую Машеньку забабахают, что посмотреть
будет приятно… И будет у тебя кликуха Машуня-студенточка…
