Смолин успел прикинуть: всех картин они за одну ходку не
смогли бы прихватить, наверняка собирались возвращаться еще раз, то-то свет в
кухне остался – там, надо полагать, и остальное дожидается, столь же тщательно
свернутое, ну, тем лучше, улики налицо…
Он достал из кармана брелок, парный к тому, что оставил
Фаине, нажал кнопочку и убедился по миганию красного огонька, что штучка
работает. Тем временем произошло то, чего и следовало ожидать: тот, у которого
оба уха остались здоровехонькими, даже не замедляя шага, ленивым голосом
посоветовал Кузьмичу убираться по семиэтажному адресу – и хладнокровно двинулся
к машине.
– Нет, вы постойте, гражданин! – ухватил его
Кузьмич за локоть.
Парень высвободился сильным рывком и процедил:
– Ты что, старый, давно мордой об забор не
прикладывался?
Самое время было вступать в игру. Смолин быстро сделал
четыре шага, непреклонно отодвинул в сторону разохотившегося Кузьмича, явно
намеренного продолжать склоку не игры ради, а по велению души. Сказал с
расстановочкой:
– Нехорошо, ребятки, оскорблять такими словами
заслуженного человека… Нехорошо…
Дашенька, узнавшая его моментально, издала нечто вроде
испуганного писка. Парнишки реагировали гораздо более шустро, оба отпустили
свертки, упавшие на асфальт, собрались было что-то предпринять…
Используя преимущество в пару секунд, Смолин кулаком влепил
доброму знакомому аккурат по прикрывавшей ухо повязке – что есть мочи и
качественно, так что раздался чрезвычайно болезненный вопль. Тогда Смолин с
большим удовольствием пнул ценителя прекрасного пониже пупа, но повыше причиндалов
и, когда тот согнулся, добавил кулаком по макушке. Второй тоже не успел
рыпнуться: за спиной у него возник Фельдмаршал, пнул в сгиб колена и сложенными
ладонями врезал по затылку, так что обормот головой вперед улетел в кусты, в
каковых и увяз с превеликим треском.
За спиной уже скрипели тормоза, и Смолин, спокойно
обернувшись, узрел, как из размалеванного соответствующими надписями и
эмблемами жигуля выскакивают доблестные частные охраннички, на совесть
экипированные и вооруженные. Показав им безоружные руки, он произнес внятно:
– Все в порядке, ребята, это я вас вызывал, объект
шестнадцать тире семь, на гражданочку Бедрыгину оформленный…
Вся его команда, включая Кузьмича, тоже вела себя
чрезвычайно примерно и законопослушно: стояли смирнехонько – как, впрочем, и
Дашенька, настолько ошеломленная калейдоскопической сменой эпизодов, что
замерла на бетонной приступочке подъезда с двумя толстенными рулонами под
мышками. В кустах все еще ворочался, пытаясь оттуда выбраться, ударенный
Фельдмаршалом – а тот, которого приласкал Смолин, так и сидел на корточках,
согнувшись в три погибели и издавая непритворные стоны.
Охранники бдительно присматривались к ним, целя из «Сайги» и
двух пистолетов непонятного пока предназначения. Один, видимо, старший наряда,
наконец скомандовал:
– Всем не двигаться! Сейчас разберемся…
Совсем неподалеку вдруг вспыхнуло ожесточенное мельтешение
огней, красных и синих. Две милицейских машины, заливая ночную улицу вспышками,
подлетели с двух сторон, затормозили с визгом и скрежетом – потрепанные
луноходы, видавшие виды, – и оттуда повалили целеустремленные стражи
порядка, по своей милой привычке вопившие, дабы их, паче чаяния, не перепутали
с пожарными:
– Милиция! Всем стоять!
Давненько уж Смолин не помнил, чтобы он при виде милиционера
испытывал такую радость. Он стоял, блаженно ухмыляясь, уже понимая, что первый
раунд он все-таки выиграл.
Подполковник Пряхин, кряжистый и степенный, показался из-за
спин своих подчиненных, успевших взять в кольцо всех присутствующих (в том
числе и частных охранников). Неторопливо, вразвалочку, подошел к Дашеньке и
вкрадчиво осведомился:
– А что это у вас, девушка, такое?
Дашенька таращилась на него с несказанным ужасом, как птичка
на гипнотизирующую змеюку, ее смазливое личико не отражало и тени мыслительных
процессов – один нерассуждающий страх. Жаль, что телепатии на свете не
существует и она не могла услышать обращенную к ней мысленную реплику Смолина:
«Ну что, сучонка? Думала, это такая веселая и выгодная игра? Вот и побарахтайся
теперь, паскуда…»
Что бы там ни было, а первый раунд он выиграл.
…Уже давным-давно рассвело, и время приближалось к шести
утра, когда Смолин медленно ехал по узкой улице своей «деревеньки». Временами
он отчаянно зевал – но имел все основания собой чуточку гордиться. В милицейский
протокол вся эта история попала именно в том виде, какой он предварительно и
запланировал: добропорядочные граждане, числом трое, засиделись в гостях у
своего старого знакомого, военного пенсионера Кузьмича – и, заметив нехорошее
шевеление в квартире их общей знакомой гражданки Бедрыгиной – каковая, о чем им
было прекрасно известно, находится в больнице, – встревожились и решили
исполнить свой гражданский долг, то есть проверить, что это за личности ночной
порой болтаются по старушкиной квартире. Ну, и оказалось, что личности данные
(две – мужского пола и одна – женского) в первом часу ночи выносили из квартиры
помянутой гражданки немалое число картин, представлявших немалую материальную,
а также культурную ценность. Что было засвидетельствовано как сотрудниками
частного охранного предприятия, так и сотрудниками милиции, по чистой
случайности оказавшимися на месте происшествия. Другими словами, почти ничего и
не пришлось придумывать – следовало лишь кое о чем умолчать. Как там у
Сименона? Судья не солгал, но просто не сказал всей правды…
По совести говоря, Смолин и не надеялся, что хоть кто-то из
троицы будет посажен или хотя бы судим. Наверняка тот, кто их послал на дело,
заранее позаботился о «легенде» – и теперь будет отмазывать своих со страшной
силой. Этот кто-то – человек, следует думать, неглупый…
Польза тут в другом. Во-первых, выручая завалившихся, наш
неизвестный в той или иной степени себя засветит – появятся ниточки, следочки и
тому подобное. Во-вторых, этот Пряхин, по заверениям Равиля, мент толковый, а
троица наверняка в жизни не сидела напротив хваткого мента, умеющего
раскручивать и не таких щенков. Сгоряча, растерянные и перепуганные, они
обязательно сболтнут что-то лишнее – отсюда тоже может произойти некоторая
польза…
Одним словом, ситуация перестала напоминать шараханья
вслепую в густейшем тумане. Хоть какая-то, да определенность появится и…
Смолин, аккуратно притормозив у своих ворот, прямо-таки
вытаращил глаза. Нет, ему не примерещилось – на лавочке у палисадника и в самом
деле сидел не кто иной, как Кот Ученый, еще с вечера напрочь пропавший из поля
зрения команды. Выглядел он не просто безмятежным – довольным жизнью,
прямо-таки кайфующим. Рядом с ним стояла туго набитая сумка, а в руках у
ученого мужа был двухлитровый баллон пива, из коего он со смаком прихлебывал.
Из машины Смолин видел через невысокий боковой забор палисадничка, что Катька
разлеглась напротив ворот, вытянулась в струнку, задумчиво и бдительно наблюдая
за странным гостем, оккупировавшим лавочку.