«Он хороший человек, — сказала она себе. — Он не будет возражать, если я задам вопрос…»
— Докс, а как вообще живется людям на плантациях?
— Э-э… на плантациях?
Вин кивнула.
— Ты ведь там вырос? Ты с плантации?
— Да, — не спеша заговорил Доксон. — Я оттуда. Как там живут? Не знаю, что ответить, Вин. Это тяжелая жизнь, но жизнь большинства скаа тяжела. Нам нельзя было отлучаться без разрешения, даже на соседние поля. Мы ели чаще, чем уличные скаа, но работали столько же, сколько скаа на фабриках. Наверное, даже больше. Плантации вообще сильно отличаются от городов. Там каждый лорд — сам себе хозяин. Вообще-то формально скаа принадлежат лорду-правителю, а вельможи только арендуют их, но они могут убивать рабочих, если им вздумается. Лордов интересует только одно: чтобы урожай был в порядке.
— Ты как-то очень спокойно говоришь об этом, — тихо сказала Вин.
Доксон пожал плечами.
— Это было давно, Вин. Я не думаю, что жизнь на плантациях чрезмерно тяжела. Это просто жизнь, и другой мы не знали. На самом деле теперь мне известно, что на фоне других владельцев плантаций мой лорд был еще ничего.
— Тогда почему ты сбежал?
Доксон помолчал.
— Были причины, — сказал он наконец, и в голосе его прозвучала боль. — Ты знаешь, что по закону лорд вправе взять себе любую женщину-скаа, какую пожелает?
Вин кивнула.
— Да, но потом он обязан сразу же убить ее…
— Или не сразу, а немного погодя, — кивнул Доксон. — Но так, чтобы она не смогла родить ребенка-полукровку.
— И лорд забрал женщину, которую ты любил?
Доксон кивнул.
— Я предпочитаю не говорить об этом. Не потому что не в силах, а потому что в этом нет смысла. Я не единственный скаа, потерявший возлюбленную из-за страсти лорда или, скорее, из-за его безразличия. Могу поспорить даже, что трудно найти скаа, который не потерял бы любимого человека из-за вельможи. Так уж устроен наш мир.
— А кем она была?
— Обычной девушкой с плантации. Я же сказал, в моей истории нет ничего особенного. Я помню, как… как мы прокрадывались между хижинами по ночам, чтобы встретиться. Все нам помогали, прятали от надсмотрщиков… нам ведь не разрешалось выходить из жилищ после наступления темноты. Я ради нее впервые преодолел страх перед туманом, и хотя многие думали, что бродить по ночам опасно, другие, не столь суеверные, поощряли меня. Наверное, их воодушевляла романтичность нашей истории. Мы с Кариен напомнили им, что в жизни есть смысл. А когда мою Кариен забрал лорд Девинше… и на следующее утро ее тело вернули нам для похорон… мне стало невыносимо оставаться в хижинах скаа. Вечером я сбежал. Я не знал, есть ли на свете места лучше плантаций, но я просто не мог находиться там, не мог видеть родных Кариен, не мог видеть лорда Девинше…
Доксон вздохнул, качая головой. Вин наконец — впервые — увидела на его лице отражение чувств.
— Знаешь, — сказал он, — меня иной раз изумляет, что мы вообще живем. После того, что они сделали с нами, после смертей и пыток, у нас вроде бы не должно было остаться ни любви, ни надежды. Но это не так. Скаа продолжают любить. Они все так же пытаются обзаводиться семьями и бороться. Я имею в виду, как мы тут… мы согласны вести безумную войну, задуманную Кельсером, мы сопротивляемся богу, который, как мы прекрасно понимаем, просто перережет всех нас.
Вин притихла, пытаясь представить тот ужас, который описывал Доксон.
— Я… мне показалось, ты говорил, что твой лорд был добрее прочих.
— Конечно, — кивнул Доксон. — Лорд Девинше редко позволял забивать своих скаа до смерти, он лишь уничтожал стариков, когда скаа чрезмерно размножались. И у него всегда была безупречная репутация. Ты, наверное, встречалась с ним на балах… он обычно всю зиму проводит в Лютадели.
Вин похолодела.
— Доксон, но это ужасно! Как лорды могут терпеть подобное чудовище?
Доксон нахмурился и наклонился вперед, уперевшись руками в письменный стол.
— Вин, они все такие!
— Я знаю, что так говорят скаа, — возразила Вин. — Но люди, с которыми я встречаюсь на балах, другие! Я же их вижу, я с ними танцую. Докс, многие из них — добрые, хорошие люди. Вряд ли они знают, какие ужасные вещи проделывают со скаа.
Доксон посмотрел на нее со странным выражением в глазах.
— Неужели я действительно слышу эти слова от тебя, Вин? Как ты думаешь, почему мы сражаемся против них? Неужели ты не понимаешь, на что они — все они — способны?
— Возможно, они бывают бессердечными, — сказала Вин. — Или равнодушными. Но они не чудовища, не все они такие, как твой прежний хозяин.
Доксон покачал головой.
— Ты слишком мало видела, Вин. Любой лорд может ночью изнасиловать и убить женщину-скаа, а наутро рассуждать о морали и добродетели. Скаа для них не люди. Знатные леди даже не обращают внимания на то, что их мужья спят со скаа.
— Я… — Вин умолкла, растерявшись.
С этой стороной жизни лордов она действительно не сталкивалась и не хотела бы сталкиваться. Побои она могла простить, но такое…
Доксон внимательно смотрел на нее.
— Ты позволяешь им дурачить себя, Вин. Да, в городах это не слишком заметно, тут есть публичные дома, но убийства все равно происходят. В некоторых борделях работают женщины благородной крови, но очень бедные. Однако в большинстве держат скаа, и их время от времени убивают, чтобы не привлекать внимания инквизиторов.
Вин стало не по себе.
— Я… знаю о борделях, Доксон. Брат вечно угрожал продать меня туда. Но то, что публичные дома существуют, вовсе не значит, что все мужчины их посещают. Многие рабочие, например, не ходят в бордели.
— Речь идет об аристократах, Вин, — сухо сказал Доксон. — Они ужасные существа. Как ты думаешь, почему я ни слова не говорю, когда Кельсер их убивает? Тебе бы следовало спросить тех симпатичных юношей, с которыми ты танцуешь, как часто они спят с женщинами-скаа, зная, что тех впоследствии убьют? Все они делают это, так или иначе.
Вин опустила голову, уставившись в пол.
— Им нет прощения, Вин, — продолжал Доксон.
Он не пылал страстью, как Кельсер, он просто воспринимал это как должное.
— Не думаю, что Кел будет счастлив, пока хоть один из них жив. Конечно, я сомневаюсь, что мы зайдем так далеко… что сможем добиться этого, но я сам был бы рад, если бы их общество рухнуло.
Вин молчала.
«Не могут все они быть такими, — думала она. — Они так прекрасны, так преисполнены достоинства… Эленд никогда бы не убил женщину-скаа… или убил бы?»
23
Я сплю каждую ночь по несколько часов. Мы должны двигаться вперед, проходить в день как можно больше, но, когда мы наконец останавливаемся, я не могу заснуть. Мысли, что беспокоят меня днем, в ночной тишине становятся еще громче.
