— Значит, ферухимия сильнее алломантии? — спросила Вин.
Кельсер пожал плечами.
— У ферухимиков нет внешних сил — они не способны возбуждать или притуплять чувства людей, отталкиваться от стали или притягиваться к железу. И главное ограничение ферухимии в том, что ты можешь запасать разные качества только одним способом: черпая их из собственного тела. Если, например, хочешь в какой-то момент стать вдвое сильнее обычного, тебе придется на несколько часов сделаться очень слабой и таким образом накопить силу. Если хочешь обрести способность быстро излечиваться — придется долгое время побыть больной. В алломантии наше топливо — металлы, и мы в силе, пока у нас есть запас, чтобы жечь. Для ферухимика металлы имеют другое значение, это лишь приспособления для хранения, а настоящее топливо — собственное тело.
— Но можно ведь украсть их запас металла?
— Не поможет. Ферухимик использует только тот запас, который сам же создал внутри себя.
— А…
— Вот так. В общем, я бы не сказал, что ферухимия сильнее алломантии. У обеих есть свои преимущества и свои недостатки. Например, максимальная сила алломанта зависит от максимальной яркости горения металла, и это его предел. Ферухимик этим не ограничен. Если он обладает достаточным запасом физической силы, чтобы на час стать, например, вдвое сильнее обычного, он может выбрать и другой вариант: стать втрое сильнее на более короткий период, или даже вчетверо, впятеро, — но время, конечно, при этом сократится.
Вин задумалось.
— Это немалое преимущество.
— Верно, — согласился Кельсер, доставая из-под плаща маленький флакон с бусинками атиума. — Но у нас есть это. Не страшно, если ферухимик обретет силу пяти, даже пятнадцати человек. Когда я подожгу атиум, то начну предвидеть его действия и смогу победить.
Вин согласно кивнула.
Кельсер откупорил флакон и вытряхнул одну бусинку. Потом достал второй флакон с обычной смесью металлов и бросил бусинку в него.
— Возьми. Вдруг понадобится?
— Сегодня? — удивленно спросила Вин, беря флакон.
Кельсер молча кивнул.
— Но мы же ждем Марша.
— Надеюсь. Но представь, что поручители раскрыли его и заставили написать письмо. Возможно, они следят за ним или просто схватили его и под пыткой вынудили рассказать о сегодняшней встрече. Марш находится в опасном положении. Вообрази, что ты приезжаешь на бал, где вместо вельмож — только поручители и инквизиторы. Каково?
Вин содрогнулась.
— Пожалуй, ты прав, — сказала она, пряча в карман флакончик с атиумом. — Знаешь, что-то со мной не так, наверное. Никак не могу забыть о том, как дорого стоит эта штука.
Кельсер ответил не сразу.
— Мне стоило больших трудов перестать думать о цене атиума, — проговорил он наконец.
— Я… — Вин замолчала, взглянув на его руки.
Кельсер теперь носил перчатки и рубахи с длинными рукавами. О нем ходило слишком много слухов, и если бы кто-то посторонний заметил шрамы, это грозило бы бедой. Но Вин знала, что шрамы никуда не делись. Тысячи тонких белых полосок, пересекающихся, наползающих друг на друга…
— Честно признаться, — сказал Кельсер, — ты права относительно дневника. Я надеялся отыскать упоминание об одиннадцатом металле. Но алломантия вообще не упоминается там, даже в сравнении с ферухимией. Однако две силы во многом схожи, и я предполагал, что автор дневника мог их сопоставлять.
— Возможно, он боялся, что кто-то посторонний прочтет его записи, и не хотел выдавать себя как алломанта?
Кельсер кивнул.
— Возможно. Или он к тому времени еще не прорвался. Но что бы ни случилось в горах Терриса, это превратило его из героя в тирана. Рискну предположить, что заодно пробудило и его доху. Мы не узнаем этого, пока Сэйзед не закончит перевод.
— Ему ведь немного осталось?
— Да. Всего несколько страниц — но я надеюсь, что в них-то и соль. Прочее меня разочаровало. Лорд-правитель не объяснил даже, что должен был сделать в тех горах! Он просто твердит, что должен сделать нечто, чтобы спасти мир, но вдруг это чистое хвастовство?
«Мне он не показался хвастуном, — подумала Вин. — Скорее наоборот».
— Неважно, — сказал Кельсер. — Когда перевод будет закончен, мы все узнаем.
За окном быстро темнело, и Вин пришлось воспламенить олово, чтобы нормально различать предметы. Вокруг сразу прояснилось, но улица превратилась в сплетение теней и призрачного света, что, впрочем, естественно для «оловянного» зрения. Рассудком Вин понимала, что снаружи темно, однако все видела. Не так, как при дневном свете, а приглушенно, мягко. Но видела.
Кельсер посмотрел на карманные часы.
— Долго еще? — спросила Вин.
— Полчаса. Если он придет вовремя… в чем я сильно сомневаюсь. В конце концов, он же мой брат.
Вин кивнула и устроилась поудобнее, облокотившись на дряхлый подоконник. Ей стало спокойнее после того, как Кельсер дал ей бусинку атиума, пусть и совсем крошечную.
Внезапно Вин встрепенулась. Крупица атиума напомнила ей кое о чем важном. О чем она уже несколько раз думала с тревогой.
— Ты ведь ничего не говорил мне о девятом металле! — сказала она, оборачиваясь к Кельсеру.
Кельсер пожал плечами.
— Я говорил, что он не слишком важен.
— Говорил. Но что он собой представляет? Сплав какого-то металла с атиумом, наверное?
Кельсер покачал головой.
— Нет, последние два металла отличаются от восьми основных. Девятый металл — это золото.
— Золото? — переспросила Вин. — И все? Я могла бы давным-давно освоить его сама!
Кельсер усмехнулся.
— Да, если захочешь. Видишь ли, воспламенение золота вызывает неприятные ощущения.
Вин прищурилась, глядя на Кельсера, и снова отвернулась к окну.
«Ладно, посмотрим», — подумала она.
— Ты, конечно, решила проверить? — с улыбкой спросил Кельсер.
Вин промолчала.
Кельсер вздохнул, достал из сумки золотую меру и маленький напильник.
— Попробуй, — предложил он, проводя напильником по монете. — Только если раздобудешь где-то золото, поджигай сначала самую капельку, чтобы убедиться, что золото чистое.
— А если нет?
— Сама поймешь, — пообещал Кельсер, — И очень быстро. Помнишь, как у тебя болела голова от свинцового истощения?
— Еще бы!
— Грязный сплав обеспечит ощущения похуже. Намного. Когда будешь сама покупать металлы, в разных городах, сначала выясни, кто из торговцев занимается именно сплавами для алломантов. Они лично заинтересованы в качестве товара… потому что рожденный туманом с сильной головой болью — не тот человек, с которым приятно встретиться обывателю.
