Роман Борисович медленно обвел по-прежнему трезвым взглядом
кабинет. Снова потянулся к пачке «Милд-севена», хотя от выкуренных сигарет во
рту стояла горечь. (Курить в кабинете, как и курить на людях он перестал давно.
САМ не выносил табачный дым и не жаловал курящих, поэтому весь кремлевский круг
срочно бросил смолить. Гаркалову курившему с пятнадати лет, бросить было
тяжело, а то уже и невозможно, и чтобы забить желание, он жрал таблетки с
никотином – вон, ими весь верхний ящик завален. Курить он позволял себе только
дома, по окончании тяжелого рабочего дня. Но сегодня на все плевать.)
За последнее время он привык к тому, что нерешаемых проблем
для него нет. Сегодня со всей страшной очевидностью открылось, что он себя
обманывал. Сына ему спасти не удалось – при всех его возможностях и средствах.
И ведь знал, что с ним может произойти… всякое. И несколько раз пытался
повлиять. А потом оставил попытки, решив для себя, что пока он наверху, сумеет
вытащить Димку из любых неприятностей. Оказывается, не из любых…
И теперь уже ничего не поправишь.
Но он знает, что должен делать.
Гаркалов нажал на кнопку вызова связи с приемной.
– Шилов пришел?
– Да, здесь, – коротко ответил секретарь. – Впустить?
– Впускай.
Почти сразу же после этого распахнулась массивная дубовая
дверь, в кабинет скользнул среднего роста человек, плотно прикрыл дверь за
собой и бесшумно, кошачьей походкой прошел вдоль длиннющего стола для
заседаний. Безукоризненно сидящий костюм, плакатная прическа и моложавая
фигура. В этом Гаркалов всегда завидовал своему помощнику – Шилов как-то
находит время, чтобы следить за своей фигурой, не давать расти животу и
обвисать плечам…
– Обойдемся без соболезнований. Садись, – хозяин
поднялся, вышел из-за своего рабочего стола, шагнул к бару, достал оттуда
бутылку граппы и два стакана, обошел стол и сел рядом с Шиловым на соседний
стул, предназначенный для рядового посетителя. Свинтил пробку, налил себе и
помощнику.
– Там, – Гаркалов махнул рукой в сторону полок со
всякими бюстами, папками и прочим барахлом, – конфеты, если надо. Другой
закуси нет.
Шилов поблагодарил, но остался на месте.
– Помянем, – сказал Гаркалов. Выпили, не чокаясь.
– Ну, что скажешь, Леонид?
Несмотря на всю неопределенность вопроса, Шилов не стал
уточнять – дескать, что вы имеете в виду.
– Я же вас предупреждал, Роман Борисович. Надо было
отправить его в Канаду, сидел бы он там сейчас…
– Не трави ты! – Гаркалов махнул рукой и снова разлил
граппу по стаканам. Он, кажется, все-таки начинал хмелеть, и теперь не
терпелось добавить. – Давай говори, кто он?
Гаркалов выпил. Шилов пить не стал, а достал из кармана
блокнот.
– Случайный человек, никоим образом не имеющий отношение к…
некоторым занятиям Дмитрия. Ваш сын…
Шилов замялся. Гаркалов понял, что помощник ждет сигнала и
этот сигнал дал:
– Говори без обиняков.
Роман Борисович Гаркалов, демонстрируя, что сегодня они на
равных, поднялся, сам сходил к рабочему столу за сигаретами и пепельницей.
Протянул сигареты Шилову. Разве что прикурить не поднес, а просто подвинул
зажигалку помощнику по столешнице.
– Говоря без обиняков… – снова начал Шилов, – ваш сын
Дмитрий пал жертвой своего чрезмерного увлечения женским полом, а еще –
убежденности в том, что все ему сойдет с рук. Как сходило до этого. Но на сей
раз он, во-первых, напоролся на провинциала из Сибири, привыкшего поступать по
таежным законам и плохо осведомленного, кто есть кто в столицах, а во-вторых,
на ревнивца, и вдобавок вооруженного. Плюс какое-то прямо чудовищное стечение
обстоятельств. Плюс напились они все. Арестованного за убийство вашего сына
зовут, – Шилов заглянул в блокнот, – Карташ Алексей Аркадьевич,
прибыл в Санкт-Петербург из Шантарска. Старший лейтенант внутренних войск. В
Шантарской области проходил службу в ИТУ номер ***. И это несмотря на то, что
его отец – генерал от ПВО. Отец жив-здоров, проживает здесь, в Москве,
по-прежнему служит в штабе округа, имеет неплохие связи. Все указывает на то,
что у отца с сыном натянутые отношения. Карташ прибыл в Питер в сопровождении
некой Топтуновой Марии Александровны, которую тоже… нашли вместе с Дмитрием.
Шилов загасил окурок.
– Правда, не очень понятно, как эти двое оказались на
презентации. Совершенно иного круга люди. Вероятно, приглашение им сделали
какие-то их знакомые по Шантарску. Или старые знакомые этого Карташа по Москве.
Можно установить…
И выжидательно замолчал.
– Ни к чему, – сказал Гаркалов.
– Вы только скажите, Роман Борисович, и мы проведем полное
дознание. Выясним про этого Карташа все, начиная с раннего детства, про всех
его родственников и дружков. Я сейчас же могу позвонить Торопову…
Шилов вновь замолчал. Гаркалов ничего ему не отвечал, шеф
вновь налил себе граппы и залпом выпил.
– Все же Дмитрий своей смертью не вовлек нас в неприятную
историю, – осторожно сказал Шилов. – Не дал пищу нашим…
недоброжелателям. Бытовое убийство. Плохо, конечно, но вы же знаете, что могло
быть еще хуже…
Роман Борисович резко поднялся – Шилов встрепенулся и
замолчал. Гаркалов направился вокруг стола. Под его тяжелыми шагами скрипел
паркет.
– Сынок у меня был, конечно, еще тот… – остановившись,
сказал Гаркалов. Повторил: – Еще тот… Но он мой сын. Не верю, что этот твой
Таркаш не знал на кого поднимает руку! Должны были сказать, чей это сын! На
презентации кругом люди были! Этот гад на мою кровь руку поднял! Какой-то
портяночник, шваль, мелочь – и посмел!!!
Лицо Гаркалова побагровело. Ладони сжались в кулаки.
Гаркалов оперся кулаками о столешницу и всей массой грузного тела навис над
столом.
– На мою кровь, на меня руку поднял, – тихим, но оттого
не менее страшным голосом повторил Гаркалов. – Он не должен жить.
Шилов внимательно смотрел на шефа, ожидая продолжения.
– Он не должен жить, – повторил Гаркалов, тяжело
опускаясь на стул. – Ты можешь это… устроить?
Роману Борисовичу Гаркалову не к кому больше было обратиться
с такой просьбой. Его всесилие, как сегодня выяснялось, было весьма ограничено.
Да, он запросто, по одной лишь прихоти, мог купить то, на что рядовому человеку
не накопить из двести лет беспорочного труда на благо отечества. Он мог
разрушить любую, даже крупную фирму, оставив без работы тысячи человек, а мог и
простить. Он мог бросить все и отправиться доживать дни на Канары… Но
уничтожить одного-единственного человека было, оказывается, не в его власти.
При всех его деньгах и связях! Тем более, когда все твои связи находятся
исключительно в кругу деловой и чиновничьей элиты России. Ну и к кому подойдешь
с такой просьбой? А если подойдешь, то об этом сразу узнают посторонние, и,
считай, приехал.
