– Какие свидетели? Те, что были на приеме? Они судили по
симптомам. А симптомы могут быть вызваны разными препаратами. Может быть, и
сейчас еще не поздно провести экспертизу. Следы распада некоторых веществ
сохраняются долго. Я настаиваю на занесении своего требования в протокол. Я
имею право на объективное расследование.
– Занести в протокол – эт-то пожалуйста. Эт-то можно. И
добивайтесь своего через адвоката, нового или старого, без разницы, –
пожал плечами Малгашин. – Как говорится уже в другом романе,
благотворительность не по моему департаменту.
– Хорошо, – выговорил Карташ. Опять накатила
усталость. – Давайте на минуту представим, что я невиновен, что я никого
не убивал. Вы можете это допустить – хотя бы в виде гипотезы?
– Трудновато, признаться… Ну ладно, пускай. Я слушаю.
– И на том спасибо, – невесело усмехнулся
Карташ. – Если я не убивал, тогда, получается, меня подставили.
Следак хмыкнул, но от комментариев воздержался.
– Сразу выскакивает вопрос: кому это могло
понадобиться? – Алексей не обратил внимания на следовательское
хмыканье. – Например, тому, кто хотел избавиться от определенного
человека, отвести подозрения от себя и повесить на меня всех собак. И тут
выпадает удобный случай: нечаянное знакомство, интерес этого… Гаркалова к Маше,
наша ссора. И кто-то решает случаем воспользоваться. От кого хотели избавиться?
Машу убивать незачем. Значит, остается второй пострадавший. Не знаю, что из
себя представлял Гаркалов-младший, но Гаркалов-старший – фигура заметная. И
врагов у него должно быть немало. Может быть, эти враги убийством сына сводили
с Гаркаловым-старшим счеты, или хотели воздействовать на него, чтобы чего-то
добиться для себя… Разве не могло такого быть? А разве сам Гаркалов-младший не
мог быть замешан в чем-то, за что убивают?
– Допустим, я вам поверил. На секунду представим, –
сказал следователь. – И что вы предлагаете следствию? И лично мне?
Устанавливать врагов Гаркаловых, старшего и младшего? Устанавливать, кому они
могли перейти дорогу? Милый мой, я же не сам по себе, не частный детектив с
зубочисткой в зубах и плоской фляжкой в кармане, я – часть системы, и с этим
ничего не поделаешь. Мне даже договорить не дадут, начни я бубнить начальству
про то, что мы имеем дело не с доказанной бытовухой на почве ревности, а со
стопроцентной заказухой и, к тому же, с типичным висяком, надо-де невиновного
Карташа выпускать с извинениями и еще на одну палку ухудшать наши показатели.
Да и Гаркалову-старшему, кстати, придется доложить, что мы не раскрыли убийство
его сына, а откладываем торжество справедливости на неопределенно долгий срок.
Короче, дадут мне по фуражке… если не по погонам. И назначат нового
следователя, который, в отличие от меня, старого добряка, даже выслушивать ваши
выдумки не станет.
– Значит, я влип намертво, – произнес Карташ без намека
на вопросительную интонацию.
Они замолчали, обоим требовалась передышка. Малгашин достал
из портфеля две пластиковые поллитровки с минералкой, одну взял себе, другую
протянул Карташу Алексей поблагодарил, отвинтил пробку, хлебнул.
– Вы мне, конечно, не поверите, – нарушил молчание
Карташ, – но Маша не могла… вот так вот легко… сойтись с Гаркаловым.
Просто так… ни с того, ни с сего… Не могла.
– Дорогой вы мой, могла, ой как могла, какой бы она
замечательной не была, – похоже, следователь сейчас говорил совершенно
искренне, от себя самого, а не с позиций должности. – Я бы вам мог такого
порассказать, такие случаи привести… Но если вы полагаете, что она не могла,
тогда, выходит, и ее опоили химией? Не чересчур ли, а? А зачем, скажите, она
вообще поехала вместе с Гаркаловым?
– Не знаю, – честно признался Карташ. – Не знаю.
Ей, безусловно, нужна была чья-то помощь. Возможно, решила, что он искренне
хочет пособить…
– Она так плохо разбиралась в людях вообще или только в
смазливых мужчинах?
– Магия имени могла сработать. Попала под обаяние… Черт его
знает!
– Вот именно что – черт…
– Вы опрашивали всех служащих гостиницы? – вдруг
спросил Карташ.
– На какой предмет? – удивился следак.
– Я знаю, что я не убивал. Знаю, что убил другой. Значит,
убийца вошел в гостиницу и вышел из нее. Не видел ли кто-нибудь подозрительных
людей на этаже? Не входил ли кто-нибудь через служебный вход? Как он покинул
номер? В то время, когда дежурная по коридору отлучалась за портье и
охранником? Или перебрался через ограду на балкон соседнего номера? Кстати, это
возможно и совсем нетрудно…
– Эхе-хе, – покачал головой следователь и устало потер
переносицу. – А вы, однако… Другой на вашем месте раскис бы давно…
Странный вы человек, Карташ. И странностей за вами значится немало, к слову
говоря. На наш запрос, отправленный по месту вашей службы, сегодня утром
получен ответ, в котором пишут, что вас, оказывается, выперли из рядов
внутренних войск… или как это у вас называется – отправили в отставку? Уволили
в запас? В общем, вас ушли. О причинах увольнения не говорится, но как вы
полагаете, добавит вам это плюсов в глазах неизбежного суда?
– Вряд ли, – признал Карташ. И подумал: «Ай да Кацуба,
ай да сволочь…»
– Вот то-то. Смотрю я на вас и вижу, что вы никак не
проникнетесь серьезностью вашего положения. Обычно так ведут себя те, кто
верит, что их отсюда непременно вытащат.
Карташ опять вспомнил Кацубу и подумал с тоской: «Хорошо
бы…» Но образ Кацубы был тусклым и расплывчатым. И не давал повода думать,
будто Глаголевская фирма почешется, чтобы вытащить из крытки свою внештатную
шестерку. Если не она, конечно, эта фирма, шестерку сюда и определила.
– Я верю, что я не делал того, в чем меня пытаются
обвинить, – повторил он. – Потому что я этого не делал.
– Слушайте, – поморщился Малгашин, – вот только не
надо этих мизансцен. Я ведь не Жеглов, а вы не Груздев. Не убивал он, видишь
ли…
Потом пристально взглянул на Карташа, на этот раз глаза в
глаза, без всякой игры в «неуловимый взгляд». И какое-то иное выражение
приобрело его лицо. Да и заговорил он иным голосом:
– А теперь, родной мой, слушайте сюда со все возрастающим
вниманием. Ваше преступление, в сущности, детская проказа, невинные шалости
большого ребенка – по сравнению с тем, что может быть дальше. Сейчас я вас
огорчу до невозможности.
Малгашин достал из лежащей перед ним папки стандартный лист
бумаги с двумя абзацами отпечатанного текста.
– Не знаю уж, где вы раздобыли орудие вашего преступления,
то бишь пистолетик. Но ствол у вас оченно непростой. С историей пистолетик,
знаете ли. С кровавой. Хотите ознакомиться?
Он передал бумагу Алексею. Тот прочел – и глазам не поверил.
Первой мыслью была: «Фальшивка!» Потому что, согласно данным баллистической
экспертизы, на стволе висело тринадцать трупов, обнаруженных за последние
полгода. Тринадцать. Фамилии упокоенных из этого «Вектора» людей ничего Алексею
не говорили, но общее количество их впечатляло. И забивало последние гвозди в
гроб Карташевой судьбы.
