Эдик скептически покачал головой:
– Этого уже убрали бы, будь он причастен. Таких гнилых
людишек в живых не оставляют, опасно. Гнилой – значит, трухлявый, ткни
посильнее – и рассыплется. Или придумает, кому можно выгодно продать
информацию.
Еще приятель Эдика полюбопытствовал в гостинице, кто там
проживал по соседству с номером, где остановились Алексей с Машей. Его послали
к управляющему. Управляющий, естественно, удивился: «Дык ваши уже выясняли!» Но
сами понимаете, сказал опер, дело громкое, параллельно расследуется несколькими
подразделениями, чтоб никаких ошибок и неточностей. Управляющий ботву проглотил
и позволил заглянуть в компьютер, куда заносятся данные постояльцев. Один из
соседних номеров занимал и до сих пор занимает какой-то барыга из Канады,
другой номер пустует. И в ту ночь тоже пустовал. Опер захотел переговорить с
постояльцами. Идея управляющему не понравилась: постояльцев, дескать, уже
опрашивали, и многие остались недовольны повышенным вниманием к своим персонам…
Ну, опер не стал настаивать. Клиенты для гостиницы – это серьезно. Ясно дело,
что кто-то из них что-то обязательно слышал. И в первую голову весьма неплохо
было бы потрендеть с бизнесменом из Канады, но с ментовскими возможностями…
Такие дела.
Карташ месил снег среди прочих заключенных в прогулочном
дворике и размышлял. Итак, параллельно официальному следствию эти сыскари
затеяли следствие частное. И уже что-то начало вырисовываться: пустой номер,
подозрительные типы из обслуги, плохой обзор коридора со стороны коридорного –
все это было лучиком света в непроглядной тьме тоски и беспомощности. А ведь
приятель Эдика еще только нащупывал подходы…
Кто-то тронул его за рукав, и Карташ обернулся.
– Эй, братан… – абсолютно незнакомый плюгавенький мужичок в
ватнике, метр с кепкой росточком, смотрел исключительно мимо, – ты это, ты
завтра с утреца на поверке скажи, что у тебя зуб болит…
– Чего? – не врубился Карташ.
– Чего, чего! – рассердился плюгавый визави, но смотрел
все равно в сторону. – Не ори, бля, люди ж кругом… Зуб у тебя болит,
понял? Так завтра и скажешь. Не забудь. Понял?
– Нет, не понял! – Алексей высвободил рукав из пальцев
мужичка. – А ты…
– Ну и мудак, – констатировал мужик. – Я тебе дело
говорю. Потом локти кусать будешь… – и растворился в толпе гуляющих и резвящихся.
Как и не было.
Карташ пожал плечами и отвернулся.
Разбрелись по хатам. О странном предложении насчет больного
зуба сокамерникам, на сей раз прогулку манкировавшим, он не рассказал – просто
не дали. Едва за Алексеем закрылась дверь, Дюйм, ласково улыбаясь, указал ему
на верхнюю пустующую шконку:
– Ну что, голуба, нагулялся? Полезай-ка.
– Опять? – возмутился Карташ. – Слышьте, мужики,
достало. Вы че, издеваетесь?!
– Ты хотел, чтобы мы помогали? – напомнил Эдик. –
Вот и давай.
– А пока меня не было, нельзя было?
– А вот нельзя было: абонент был вне зоны. Твои вопросы
решал, между прочим.
Крыть было нечем. Унизительная церемония телефонного звонка
началась. Ворча, Карташ забрался наверх и самолично накрыл голову одеялом.
Квадрат положил сверху еще и подушку – для пущей надежности, и остался рядом,
на стреме. Карташ скрежетнул зубами, но рыпаться не посмел. И в самом деле,
чего протестовать, мужики помогают ему. То есть, наверное, помогают… Сыщики
долбанные. Но вдруг… Чем черт не шутит… В последнее время, особенно после
задушевного разговора со следаком, Алексей готов был хвататься за любую
соломинку. Может, и стоило рассказать сокамерникам о веселых сибирских
знакомцах, которые ради каких-то своих целей чуть ли не под пожизненное людей
подводят? Нет. Рано. Пока Карташ не убедиться стопроцентно, что попал в
переплет либо по прихоти, либо по недочету именно Глаголевской шарашки, нет
смысла вскрываться. А дистанционно роющие землю сокамерники могут и в самом
деле что-нибудь надыбать, даже если не будут знать подробностей… Особенно если
не будут.
Он прислушался. Как и раньше, что-то заскрежетало,
отодвинули что-то тяжелое, чем-то хлопнули, обо что-то ударили. Причем, какие
из этих звуков были реальными, а какие производились для маскировки, он понять
не мог, сколько не тщился. Известно было лишь одно: у чертей в хате имеется
мобильник, который они старательно и, надо признать, надежно прячут от шмона… и
от Карташа. Не доверяют, твари, родному соседу: а вдруг он казачком засланным
окажется! И при том с азартом расследуют дело этого самого казачка… Вот и
приходилось Алексею добровольно, посредством одеяла и подушки, лишать себя
зрения и слуха, дабы, не приведи господь, не заметить ненароком, где у них
тайник, когда уродам приспичит позвонить. И это уже превращалось в какой-то
бредовый ритуал. Эх, видел бы сейчас кто-нибудь со стороны этого храброго
победителя бунтующих зэков, спасителя Президента Ниязова и защитника всея
Сибири от воровского беспредела…
Ладно. И пусть. Лишь бы и вправду помогли.
Сквозь толщу импровизированной звукоизоляции приглушенно
донесся голос Эдика, что-то бубнящий, слов было не разобрать абсолютно.
Минут через пятнадцать закончили, наконец, ироды. Это ж
сколько они на связь тратят? И как потом счет Карташу выпишут?
Алексей выбрался из-под подушки и одеяла, свесил ноги со
шконки, мрачно посмотрел на Эдика.
– Ну? Не томи.
Эдик закурил.
– Не обольщайся, ничего конкретного. Вчера оперок мой
пошатался по округе: вряд ли убийца, если он, конечно, существует в реальности,
приковылял пешком и пешком же удирал. Значит, машина была припаркована на
соседних улицах…
Обходить квартал с опросом граждан, ясно, приятель Эдика не
стал, он поступил иначе: поставил себя на место человека, которому необходимо
держать машину поблизости и одновременно спрятать от посторонних глаз. Эту
логику непрофессионала понять невозможно, а вот просчитать логику спеца – с
этим в точности наоборот, если ты сам спец, конечно. Вот опер походил, походил
по прилегающим улицам и отыскал дворик. Хороший дворик, просто изумительный,
проходной и проездной, подлинно питерский, из него можно выехать на одну улицу,
а можно и на другую. Дворик исключительно жилой, то есть без офисов со
сторожами и без ночных магазинов. И опер пришел к выводу, что на месте убийцы
он оставил бы машину здесь.
Дальше. Это центр города, живого места на асфальте мало,
машины паркуются чуть ли не друг на друге, дома малоэтажные. Отсюда вывод:
здешние автовладельцы наверняка знают тачки друг друга, типа как все друг друга
знают в деревне. И если в окрестностях появляется новая машина, проходя мимо,
невольно ее ревниво разглядывают, как в деревне разглядывают любого незнакомца.
Значит, оставалось найти автолюбителей и переговорить с ними – глядишь, и
обнаружится кто-нибудь, кто видел ночью постороннюю тачку. Первый заход ничего
не дал – естественно, времени-то сколько прошло с убийства, но опер обещал еще
разок туда наведаться.
