Итак, Андрей Валерьевич Зубков продолжал рассматривать
приведенных под его олигархические очи пленников, пленники рассматривали
Зубкова, окружение олигарха ждало, когда Папа соизволит насчет чего-нибудь
распорядиться, но тот пока не распоряжался. А оставленные в покое боксерские
«груши» все еще покачивались в разных углах спортзала.
Карташ и Маша переглянулись. Маша скроила гримасу, которую
можно было перевести как «ничего себе пенки!». Значит, девочка тоже признала, к
кому они попали.
– И кто у нас москвич? – Зубков прервал наконец
игру в «гляделки». – Погоди, Дед, не подсказывай, сам догадаюсь.
Подсказать хотел доставивший пленников к олигарху старшой.
– Ты, чернявый, москвич! Падлой буду, ты!
Зубков вытянул руку в перчатке в сторону Карташа.
– Ну я, – вяло согласился Карташ. Просто не увидел
большого смысла скрывать московскую прописку и канать под местного. Ради чего,
ради какой, спрашивается, великой стратегии скрывать?..
– Из самой Москвы?
«Бля, как меня достали этим вопросом, если б ты знал,
Зубков! – подумал Карташ. – Где бы на вопрос: „Откуда ты?“ – не
сознаешься: мол, „москвич я“, – сразу выдают вопрос нумер два: „Из самой
или не из самой?“ – или, как вариант: „Коренной москвич или не коренной?“
Никогда не мог понять, почему эта херня так важна для провинции...» Но Алексей
оставил размышлизмы при себе, а ответил предельно просто:
– Из самой.
– Иди ты! – притворно изумился алюминиевый
магнат. – Неужто в Москве людей по-другому делать научились? Не из говна
их, что ли, теперь лепят?
Зубков хохотнул, и народ в спортзале хохотом поддержал
своего хозяина.
– Ну, полным хлюпиком не выглядишь. И если все, что мне
о тебе, москвич, наболтали верно... – Зубков хитро прищурился, было ясно,
что у него вызревает какая-то остроумная мыслишка. – Побоксировать не
желаешь, москвич?
«Бред какой-то, ну форменная шизня, – с тоской подумал
Алексей. – Впору ущипнуть себя, а то вдруг и вправду сплю. Больно уж
крепчает фантасмагория. Поезд, нападение в традициях вестерна, полеты с
пересадками, в завершение появляется владелец алюминиевого комбината, который
берет меня на слабу. Наверное, полагая, что мне сейчас больше всего остального
хочется именно что боксировать, просто сгораю, мать твою, от нетерпения
побокси-ровать...»
– Почему бы и нет. Можно и побоксировать...
Глава 5
«Бокс – не драка, это спорт отважных и тэ дэ...»
Пятнадцатое сентября 200*года, 18.37.
Вот что сказал Карташ. Сказал таким тоном, будто его не
приволокли сюда с мешком на голове, а шел он мимо, маясь от безделья, зашел и,
слава те господи, наконец напал на искомую развлекуху.
– Тогда двигай сюда, столичник! – позвал
Зубков. – Жду. Эй, там, на палубе, минералку швырните!
Карташ еще раз переглянулся с Машей и едва заметно пожал
плечами: мол, ни хрена не понимаю, плыву по течению. Потом пошел в сторону
ринга, сопровождаемый одним из конвоиров в камуфляже. Конвоир снял наручники
возле ринга, хмуро распорядился:
– Прохаря скидавай.
Карташ сбросил ботинки, остался в носках. После чего
пятнистый конвоир еще раз учинил Карташу легкий досмотр, пробежал ладонями от
щиколоток до подмышек и, оставшись довольным, хлопнул по спине:
– Пошел наверх.
Раздвинув канаты, Алексей забрался в ринг. Олигарх поливал
себе на голову из пластиковой бутыли. Выкинув опустевшую тару за канаты, Зубков
принялся распоряжаться:
– Поп, посудишь нас. Гоша, посекундируй москвичу.
Хамид, будешь сечь время и бумкать в гонг. Шлем нужен, москвич?
– Обойдусь, – сказал Карташ, стаскивая
куртку-ветровку и оставаясь в камуфляжных штанцах и тельнике.
А Зубков для занятий боксом, между прочим, вырядился в
футболку старосоветского образца с буквами «ЦДКА» на груди и с белыми
веревочными завязками. Карташ попытался вспомнить, когда же ЦДКА переименовали
в ЦСКА, но даже приблизительно не вспомнил. Кажется, еще при Сталине. Но майка
явно была новенькой, просто скроена по моде тех, ранешних, лет. И штанцы из той
же серии «ретро-классика», вызывавшие на память персонажей вроде Антона
Кандидова из фильма «Вратарь» и песню «Эй вратарь, готовься к бою, часовым ты
поставлен у ворот». Что ж, вот такая блажь пришла в голову олигарха, бывает.
Ну, ему, понятное дело, тут же и пошили чего возжелал.
Глядя на это костюмерное чудо, Карташ припомнил еще один
предвыборный пунктик олигарха, с которым тот искал расположения в простом
народе, – квасной патриотизм, показушная любовь ко всему отечественному.
Видимо, тут больше, чем игра и чем плакатные призывы поддержать отечественного
производителя. Похоже, тут попахивает легким бзиком...
Выделенный Карташу секундант по имени Гоша помог подопечному
вдеть руки в перчатки, помог со шнуровкой, вытащил из кармана и новенькую, в
целлофановой обертке капу, сорвал целлофан и поднес ко рту Карташа. Гоша этот
мог бы, минуя отбор (или, выражаясь по-модному, кастинг), пристроиться ведущим
актером в триллер про маньяков, в что-нибудь типа «Сокрушителя черепов» или
«Бездушного костолома». Низкий лоб, вдавленный в ряху нос, мощная коренастая фигура,
кулаки-кувалдометры, преданные и тупые глаза. Бультерьер. Но таких любят
держать при себе в качестве слуг всяки-разны господа – подобный гоблин не
способен на мудреные предательские интриги, все его нехитрые мыслишки
проступают на харе лица, как фотоснимок в химическом растворе. Если чего гнилое
удумает, подлец, – видно будет сразу.
Копируя героев профессиональных боксерских поединков, Зубков
нетерпеливо гарцевал в противоположном от Карташа углу, нанося удары по
воздуху. Стоит отдать должное олигарху – в отличие от многих своих коллег по
первой купеческой гильдии, этот находился в отличной физической форме. Жирком
нимало не заплыл, подвижен, легок. Высокий, жилистый, с длинными руками, с
эластичными мускулами – между прочим, такую комплекцию всегда уважали в сборной
Кубы, уж много лет успешно выступающей на любительском ринге, там во всех,
какую ни возьми, весовых категориях и по сей день преобладают спортсмены
подобного телосложения.
«Кстати, по поводу весовых категорий. Они у нас с тобой,
друг, примерно одинаковые, – подумал Карташ. – Даже, наверное, я
малость потяжелее».
– Поп, у нас должно быть все как у людей, –
обратился Зубков к человеку, находившемуся в ринге и только что скинувшему
плоские краги для отработки ударов. – Ты – рефери, поэтому с тебя
последние наставления. Так положено.
Названный Попом пожал плечами – мол, как угодно, –
вышел на середину ринга, жестом подозвал к себе соперников:
– Боксировать без грязи. Ниже пояса не бить, открытой
перчаткой не бить, голову низко не наклонять, опасных движений головой не
делать... Вперед, парни.
