– Поздравляю, – сказал Карташ.
– Ну что, москвич, хорошую байку я тебе рассказал?
Понимаешь, про что она? А про то, что все мы на самом деле постоянно пребываем
в таком пограничье, какое я в том купе почувствовал шкурой. Пьем, жуем, чего-то
планируем, а кто-то в этот момент решает твою судьбу. Иногда ты видишь, от кого
именно зависит твоя судьба, иногда не видишь, однако все равно кто-то в этот
момент решает твою судьбу.
– Да ты философ, как я погляжу, – усмехнулся
Карташ.
Из дома вышел один из охранников, прошествовал к воротам.
Видимо, ему позвонили, сказали, что подъезжают, потому что он сразу пошел
открывать ворота.
И где-то через полминуты в ворота въехал джип.
Вот, как говорится, и встретились. Вот и воссоединились
спустя три с половиной дня.
Бурной радости от встречи никто не выразил, в общем-то, не
та у них ситуация, чтобы могло что-то обрадовать, ну разве что если вдруг
каким-то немыслимым, совершенно фантастическим образом их отбросило бы во
времени, перенесло бы вновь в Туркмению, в тот день, когда предотвращенное
покушение на Ниязова было уже позади, а платина была еще на складах неприметной
товарно-грузовой станции Буглык, ни о каком Кацубе они еще тогда и слыхом не
слыхивали и все еще можно было переиграть, если знаешь, что ждет впереди, тогда
еще запросто можно было убраться от греха подальше в любую из сопредельных
стран, пользуясь расположением самого всесильного Туркменбаши. Обиднее всего не
когда не можешь никак словить птицу счастья, а когда уже поймана – и вдруг
ускользает из рук...
Гриневский за эти дни осунулся, под глазами легли темные
круги, резче обозначились скулы. Маша выглядела так же, как и прежде... разве
вот во взгляде появилась отрешенность. Ну а внешность Карташа претерпела
изменения, правда, в его случае – к лучшему. Помнится, когда их расставали,
выглядел он совсем неважнецеки, побитый, опухший. Сейчас, если зеркало не врет,
он смотрится получше, почти нормальным человеком смотрится.
– По поводу чего праздник? – спросила Маша,
оглядываясь во дворе.
– Чтоб к кнуту добавить пряник, – в рифму
Гриневский достал пачку «беломора».
– Даже штрафбатникам во время войны давали роздых и
усиленный паек, – усмехнулся Карташ.
– Эй, земляне, шашлыки готовы, – Поп сдвинул
шампуры с «жаркой» стороны мангала на ту, где углей меньше. – Банкуйте.
Посуда на кухне. Напитки в баре. Вам, наверное, хочется побыть наедине,
поговорить, есть что обсудить...
– С чего это такая доброта? – Петр резким выдохом
продул «беломорину».
– Зря ершишься, Таксист, – Поп накинул
куртку. – Плохо с вами здесь пока что не обходились, несмотря на то, что
вы перед нами крепко виноваты.
– Насчет вины я б поспорил. Только что толку...
– Вот именно, толку никакого, поэтому не будем. Если
что-то имеешь против вечера отдыха, только скажи, тебя тут же вернут обратно.
На это Гриневский пробурчал что-то неразборчивое.
– Веселитесь, – и Поп направился к тому крылу
дома, что было отведено под караульные нужды.
Веселитесь... Веселья в себе Карташ не ощущал. А вот что он
ощущал в себе, так это непонятную тревогу. Больным зубом ныло так называемое
чутье. С чего бы?..
Сейчас в зоне видимости находился один из трех охранников – сидел
неподалеку на скамейке, скромненько и незаметно, однако не приходилось
сомневаться, что он надежно держит свой участок. Еще один караульный должен
находиться в комнате с мониторами, ну а где третий... бог его знает, третий
вышел из машины и скрылся в направлении все того же крыла дома, отведенного под
караул... Нет, в отношении охранников ничего необычного вроде бы не
наблюдается. Однако тревога не унималась. А за последнее время – особенно за
последнее время – Карташ привык всецело полагаться на чутье.
Его о чем-то несущественном спросила Маша, он что-то ответил
невпопад, Гриневский выдал какую-то реплику, что-то насчет Зуба...
Какая-то мысль... или, скорее, бледный, по воде писанный
вектор подозрения высветился в мозгу. А у любого вектора есть свойство
указывать направление...
– Пойду-ка прогуляюсь до бара, заодно посуду
прихвачу, – громко, чтобы слышал охранник во дворе, сказал Алексей.
И не дожидаясь, что там скажут или не скажут в ответ Маша и
Таксист, Карташ быстро зашагал к дому. В доме, опять же быстрым шагом, прошел в
гостиную, где и находился бар, вытащил из бара что подвернулось под руку – а
под руку подвернулась литровая бутылка водки. Выйдя в коридор, Алексей свернул
в спальную, свет включать не стал, прошел к окну, распахнул его, сунул бутылку
в карман и перемахнул через подоконник. Он старался не произвести ни малейшего
звука, и у него это получилось.
Спальня располагалась поблизости от караульного крыла,
только за угол повернуть. Карташ повернул. Небольшое крыльцо освещала лампочка,
которую не выключали даже днем. Дверь, что вела в караульные покои, были
приоткрыта.
Карташ колебался недолго. В конечном счете, вытащит из
кармана фуфырь, сработает под дурака, типа – «Пришел за тобой, Поп, пошли-ка
лучше вмажем»... А проверить свои подозрения необходимо.
Среди необъяснимых вещей, творящихся на подконтрольной
Зубкову земле, должны же хотя бы в порядке разнообразия происходить вещи
объяснимые. В частности, объясняющие, зачем потребовалось Попу собирать
пленников всех вместе, когда гораздо спокойнее лично ему этого не делать?
Возможно, не расскажи Алексею Поп свою ментовскую байку, Карташ бы и не
дернулся, кушал бы сейчас шашлык, запивал бы водкой, перебрасывался бы с Машей
и Гриневским невеселыми шутками. Однако сработало чутье. И среагировало оно,
вполне возможно, не на что другое, как на философскую подкладку Поповской
байки: кто-то в данный момент обязательно решает нашу судьбу, а мы, дескать, и
не догадываемся об этом. Поп, очень похоже, элементарно проговорился, сам о том
не подозревая. Взял и облек в форму байки то, что вертелось у него в
подсознании.
Карташ, ступая со все осторожностью, поднялся на крыльцо,
прильнул к стене, придвинулся к приоткрытой двери. Услышал приглушенные голоса,
доносившиеся из глубины крыла, – естественно, слов было не разобрать...
нет, не голоса, а голос. Голос одного человека. Ага, вот, кажется, звякнула
посуда...
Алексей аккуратно потянул на себя дверь, та отошла, не
скрипнув (а хозяйство содержат в образцовом порядке, с-суки), заглянул внутрь.
Увидел дремлющие в полумраке сени, куда выходят две двери, из-под одной
пробивается свет, оттуда же доносится и голос.
Карташа не сильно беспокоило, отразился он мониторах или
нет, попал ли он в фокус какой-нибудь камеры или удачно камеры избежал. В
конечном счете, если все не так, как он себе напридумывал, и его поймают за
столь малопочтенным занятием, как подглядывание с подслушиванием, – ну не
ухудшит же он себе жизнь!
Расстреливать в назидание другим не станут, ну, усилят
режим, переведут на более строгий, всего и делов-то... разве что шашлыки
накроются, вот чего действительно будет жаль.
