– Угадал, – серьезно ответил Чехов. – Кстати, познакомься, если хочешь, – эти люди заказали Ладыгина. А на них уже как минимум покушение на убийство с особо отягчающими... Ими сейчас прокуратура будет заниматься. Так что ты там посоветуйся – может, вам пупок не стоит рвать, а? Шумок большой пойдет, а Ладыгина вам все равно не видать как своих ушей... Упустили вы момент, майор!
Лопотухин развел руками, как бы извиняясь за упущенный момент, и тихо ушел. Гузеев покачал ему вслед головой и объявил Лоськову:
– Остаешься здесь за старшего! Дождешься следственную группу. Должен следователь Мазин быть – по особо важным. Он хороший мужик. Если понадобимся – знаешь, как со мной связаться. Но особо не распространяйся, куда мы да зачем. Мы не аресты едем проводить, а, можно сказать, по личному вопросу... Закончим и подъедем.
Он хлопнул лейтенанта по плечу и повернулся к Кузьме.
– Эй, ты, как тебя там! – окликнул он его. – Машина какая вас дожидается?
Кузьма немного помолчал и сказал неохотно:
– «Опель» темно-зеленый, три семерки, водилу Гогой зовут... Георгий, значит...
Гузеев недобро ухмыльнулся, одернул пиджак и подмигнул Чехову.
Они вышли из квартиры и сели в лифт.
– На «Опеле» поедем? – поинтересовался Чехов.
– Само собой, – подтвердил Гузеев. – Водила-то нам еще пригодится.
– Если он дергаться не будет, – уточнил Чехов.
– У нас не будет! – заявил подполковник.
Они вышли на улицу. Цепочка мерцающих фонарей убегала в ночной полумрак, пронизанный огнями тысяч окон. Свистящий шорох автомобильных шин волнами накатывался на квартал. Откуда-то лилась тихая струнная музыка, казавшаяся почти нереальной.
Гузеев показал рукой на автомобиль, черный силуэт которого просматривался у тротуара метрах в двадцати от дома.
– Он, наверное! – сказал подполковник Чехову. – Зайди справа, а я слева подвалю.
Они подошли к «Опелю» сзади и обогнули машину с двух сторон. На номерном знаке красовались три семерки. Водитель, опустив боковое стекло, курил, меланхолично пуская дым в черное небо.
Подполковник вырос перед ним как из-под земли и, мгновенно приставив дуло пистолета к его виску, щелкнул курком. Водитель на секунду застыл, а потом медленно вынул изо рта сигарету и опустил ее в пепельницу.
– Не шевелись! – предупредил Гузеев и ощупал водителя в поисках оружия.
Не поворачивая головы, тот спокойно спросил:
– Чего ищете, мужики? Скажите – может, я знаю?
– Мы, Гога, ищем Ладыгина, – любезно сообщил подполковник. – Знаешь такого?
– Первый раз слышу, – заявил водитель. – Я здесь недавно, еще не успел со всеми познакомиться.
– А ты, Гога, остроумный парень, – одобрительно заметил Гузеев. – Я люблю таких. Расскажешь по дороге парочку анекдотов, ладно? – Он открыл заднюю дверцу и нырнул на сиденье за спиной Георгия.
– А куда поедем? – поинтересовался тот, пытаясь рассмотреть лицо подполковника в зеркало.
– На проспект Мира! – ответил Гузеев. – Куда же еще? К твоему боссу!
Георгий не торопился. Он покосился на пистолет в руке Чехова, поднял боковое стекло и предупредил:
– Мой босс, мужики, совсем не любит шуток! Может, раздумаете ехать?.. Мне-то, конечно, все равно – просто вас жалко...
– Заводи машину! – зло сказал Чехов. – Милосердный ты наш! А пока будешь ехать – себя пожалей. Потому что, если с Ладыгиным что-то случилось, ты от меня живой не уйдешь!
* * *
Планируя свою жизнь, нужно быть готовым к тому, что половина твоих планов лопнет как мыльный пузырь, вылетит в трубу, пойдет псу под хвост. То есть половина жизни уйдет на разочарования, сожаления и обиду. Ты будешь проклинать себя за то, что не предусмотрел, не предугадал, не превозмог, вместо того чтобы наслаждаться плодами той половины планов, которые удались. И это случится потому, что перед глазами обязательно будет чей-то пример. Более удачливых, более расторопных. Как живой укор они будут перед тобой, отравляя тебе даже счастливые минуты.
Но если махнуть на все рукой и погрузиться в псевдофилософское безразличие к собственной жизни, принимать ее такой, какая она есть, не требуя большего, тогда ты не получишь вообще ничего и скорее всего твоя судьба будет вовсе печальна. Живой пример тому – человек, который лежит сейчас в багажнике. Одурманенный недотепа, идеалист-одиночка. Пока живой.
Так размышлял Игорь Станиславович, пролетая по улицам ночной Москвы в «Жигулях» по направлению к больнице, где он работал и где работал лежащий теперь в багажнике Ладыгин. Игорю Станиславовичу было немного жаль, что все так нелепо вышло. Он испытывал к Ладыгину самые добрые чувства. Но, когда тот начал все настойчивее покушаться на его место под солнцем, чувства уступили место рассудку. Ни одно живое существо не уступает своей ниши без боя. И испытывает удовлетворение, если победа остается за ним. Игорю Станиславовичу было сейчас грустно, но он не мог смело сказать, что печаль его светла.
Он повернул машину в переулок и уже издали увидел освещенный пятачок перед воротами больницы. Подъехав ближе, Игорь Станиславович остановился напротив ворот и вышел из машины. Охранник сквозь стекло с любопытством наблюдал за его приближением. Игорь Станиславович вошел в помещение пропускного пункта и показал пропуск.
– Что-то рано сегодня, Игорь Станиславович! – пошутил охранник.
– Наоборот, припоздал, – с улыбкой заметил Макаров. – Я сегодня дежурю...
– Ну, счастливо тогда отдежурить! – сказал охранник. – Ступайте, я сейчас открою.
Игорь Станиславович вышел, сел в автомобиль и въехал в распахнувшиеся ворота.
Он медленно повел «Жигули» вдоль старого корпуса, внимательно поглядывая по сторонам. Большинство окон уже были темны – больные спали. На асфальтовых дорожках было пусто. Огромные дубы высились, как зловещие черные тени.
В новом корпусе света было побольше, здесь горели широкие окна операционных на втором и третьем этажах. Игорь Станиславович проехал до конца и выключил фары.
Дальше асфальтовая дорожка раздваивалась – поворот налево вел вокруг корпуса на автостоянку, а прямая полоса шла к зданию морга, погруженному сейчас в темноту. «Жигули» без огней ползли, как черепаха, – Игорь Станиславович высматривал в полумраке нужный поворот. Он проехал здание нового морга и свернул сразу за аллеей дубов налево. Здесь в глубине двора стоял старый морг – облупившееся серое здание со ржавыми решетками на окнах.
Макаров осторожно развернул «Жигули» и сдал задом к дверям здания. Потом выключил мотор и опустил боковое стекло. Свежий ночной ветерок ворвался в окошко и тронул его волосы. Вместе с ветром ворвался неумолчный звон сверчков.
Игорь Станиславович открыл дверцу и вылез из машины. Прислушиваясь к ночным звукам, он обошел автомобиль и остановился у дверей морга. Еще раз оглянувшись по сторонам, достал из кармана ключ и вставил в замок. Ключ повернулся с резким щелчком, который показался Макарову громким, как выстрел. Он на мгновение замер. Но ничего не произошло. Тогда он еще раз повернул ключ и потянул на себя дверь.
