Значит, нельзя, ни в коем случае нельзя доводить дело до
пересечения составом черты города…
– Рябой лыбится, значит, не в обиде, – продолжал
заливаться соловьем Ловкий. – Свяжем вас, чтоб не пылили. Потом соскочим
на своей станции, а девочка вас распутает. Если захочет. И по-другому у нас с
вами никак не выйдет.
– Я согласен! – подобострастно воскликнул Карташ,
продолжая работать образ полицая. Вскочил, вытянул перед собой руки, свел их
вместе, сжал кулаки. – Вяжите. Баба все равно не наша маруха, приблудная
она. Попросилась подкинуть, чтоб сэкономить на билете. Расплатиться натурой –
оно ж дешевле, хе-хе... Вот и пусть расплачивается. А девка ладная, не
пожалеете, мужики. Вяжите!
Алексей поймал на себе удивленный взгляд Гриневского. Но
удивление мало-помалу начинало сходить с лица – видимо, Таксист уяснял игру
Карташа, да и вообще перспективы их нынешнего положения. Значит, можно
надеяться, что Гриневский вступитбез пагубных проволочек.
Маша же как сидела на своем месте, сохраняя полное
спокойствие, так и продолжала спокойствие сохранять. Умных и наблюдательных сия
женская невозмутимость непременно насторожила бы. Но слишком уж эти захолустные
отбросы уверены в своем численном превосходстве, слишком опьянило их оружие в
руках…
К Карташу направился Гусь, по пути он отчекрыжил от бабины
(ее прихватили в дорогу для всяких вагонных хозяйственных нужд) длинный кусок
капроновой веревки.
– Давай сюда грабли, – Гусь подергал веревку, как
бы проверяя на прочность.
– На, – повернулся к нему Карташ.
И когда Гусь приблизился вплотную, Алексей схватил его за
рубашку и швырнул на Ловкого.
Выстрел грохнул незамедлительно. С реакцией у Ловкого,
вполне согласно с присвоенным ему Алексеем погонялом, оказался полный порядок –
разве что пуля, предназначавшаяся Карташу, досталась дешевому баклану по кличке
Гусь. Со свинцом в теле тот завалился на своего ловкого приятеля.
А Алексей уже летел вперед, не заботясь о тылах. О тылах
должен позаботиться Гриневский... Не должен подвести.
Ловкий сбросил с себя обмякшего подельника, высвободил руку
с пистолетом... Но со всем остальным опоздал. Алексей прижал его вооруженную
кисть к полу.
Ловкий нажал курок. И продолжал беспрерывно нажимать. Пули
одна за другой уходили в стену вагона.
И тогда Карташ, недолго думая, применил не слишком
зрелищный, но действенный прием: сверху лбом в лобешник, одной из самых крепких
в организме лобной костью в лобную кость противника. Глаза Ловкого заволокла
поволока, как у боксера на ринге, пропустившего тяжелый акцентированный удар.
Кисть, сжимавшая «тэтэшник», разжалась.
Алексей не стал чудить и благородничать – дескать,
офицерская честь не дозволяет добивать поверженного врага, а дозволяет лишь
брать в плен и доставлять в расположение. Схватил пистолет с опустошенной
обоймой и немного поработал им как кастетом. После чего вскочил на ноги.
Картина открылась такая.
Тихо стонал, ерзая по полу, раненый Гусь. Ловкий лежал
бездвижно, разбросав руки и закатив глаза. А Гриневский катался по полу в
обнимку с кабанистым Шаповалом, ввязавшись с ним в греко-римскую борьбу.
Кабанчик-Шаповал трофейный «Глок» с предохранителя не снял
(Карташ это видел, поэтому пистолет в жирных руках изначально не слишком
волновал его), а сейчас оружие валялось метрах в трех от борющихся. Надо бы
прийти Гриневскому на помощь.
Но в схватку вписывался Рябой. Сей деревенский типаж не
сразу кинулся в драку, а прежде схватил валявшуюся на угольной куче кувалду
(сие орудие труда входит в обязательный комплект путешествующих в теплушке, ею
разбивают большие, не пролезающие в топку куски угля) и попер на врагов своей
кодлы, размахивая ею над головой как боевым молотом. «ТТ» разряжен, а до
«Глока» Алексей добраться не успеет. Придется обойтись без огнестрельной
помощи…
Но помощь пришла. Маша – Рябой ее в расчет не брал, обогнул
как неживой объект – сняла с обеденного ящика сковороду с недоеденной шамовкой
и, неумело, по-женски размахнувшись, влепила Рябому по спине.
Следовало бы, конечно, двинуть по балде, но и так вышло
неплохо. Рябой охнул, выгнулся, повернулся, что-то нечленораздельно выкрикнув,
и... открыл Карташу незащищенную спину. И уж никакая кувалда теперь ему не
могла быть верной союзницей. Тем более, Карташ ее первым делом и выбил ударом
ноги по запястью. А потом добавил кулаками и, наконец, пробил рябой, лупоглазой
мордой лица доски ящика. Да так мордой лица в ящике и оставил.
Поезд уже выехал за город. Это ж тебе не Москва, чтоб
долго-предолго тащиться на фоне городских пейзажей.
Алексей подобрал кувалду. С нею как-то быстрее получится
закончить греко-римскую схватку Таксиста и толстого борца из вражеской команды.
Но Гриневский, оказалось, уже и сам управился. Кабанчик с кликухой Шаповал
лежал, уткнувшись лицом в пол, его рука была вывернута, как говорится, самым
неестественным образом. Видимо, Гриневскому удалось провести болевой прием с
последующим задержанием, вызывающим болевой шок и отключку сознания. Петр
сейчас подошел к тому месту, где валялся так и не снятый с предохранителя
«Глок».
Ну, вот и все...
– Леша! – крик Маши сзади.
Карташ резко развернулся, напрягаясь мышцами, готовый к
незамедлительному действию... Но действовать не потребовалось.
Алексей успел увидеть, как подбегает к «теплушечному» проему
и отчаянно, точно с обрыва в реку, бросается из вагона оживший Рябой.
– Ишь ты, каскадер! – Он подошел к проему,
выглянул.
Рябой катился по насыпи, по длинному склону из щебенки,
переходящей внизу в твердую землю с редкой и чахлой травой. Должно очень сильно
повезти, чтобы не переломаться до полной несклеиваемости. Хотя – дуракам
везет...
Алексей повернул голову посмотреть, что там впереди.
А впереди приближался мост. Вот, наверное, то самое место,
которое предназначалось им с Гриневским для вечного упокоя. Речушка, даже
отсюда видно, мелкая и каменистая, а лететь до нее долгонько... Что ж, господа
уголовнички, кто к нам с мостом придет, от моста и погибнет.
– В темпе! – Карташ вернулся в вагон. –
Придется немного поработать чистильщиками. Или лучше сказать, ассенизаторами.
Три тела просвистело в пролеты моста, отправилось к месту
последней отсидки, омываться прозрачными водами неизвестной речки.
Когда все закончилось, Маша опустилась на первый попавшийся
ящик, проговорила, нервно усмехнувшись:
– Что-то везет нам, товарищи авантюристы, на уголовные
элементы, непременно желающие нас убивать и насиловать.
– Это не везение, товарищ барышня, – сказал
Карташ, доставая сигареты. Он заметил, что пальцы слегка подрагивают. –
Это – среда. – Он сильно, с удовольствием затянулся. – Среда, в
которой мы с вами ныне обитаем. – В несколько тяг выкурив первую сигарету,
прикурил от тлеющего окурка вторую. – Помню, ехал из Москвы в Шантарск.
Нас в купе было трое, одно место пустовало. Трое мужиков. Кроме меня был
интеллигент с непременной бородкой и очочками, его имя до сих пор отчего-то
помню, приметное имечко – Родион Раскатников, из командировки возвращался. И
третий – высокий, плечистый мужик средних годов. Как водится, уговорили
бутылочку коньяку, приступили к следующей, и, пока еще не дошла очередь до
преферанса, ведем, значит, типичный для поездов и случайных попутчиков
непринужденный разговор...
