На Машу неизгладимое впечатление произвели смерчи, в
огромном количестве шляющиеся (и другого слова не подобрать) по казахской
степи. Маленькие, прямо-таки миниатюрные, какие-то несерьезные смерчи. Смерчи
карманного формата, как называла их Маша.
…Киргизия запомнилась в общем-то тем же самым, что и
Казахстан, ну разве еще они впервые видели стада сайгаков, мчащиеся наперегонки
с паровозом и поднимая тучи коричневой пыли. Попадались иногда и табуны
лошадей, несущиеся сквозь степь со скоростью не меньшей, но в сопровождении
пастухов, – или как они там называются касательно коников? Пастухи были в
черных пропыленных одеждах и шапках с загнутыми вверх белыми полями.
Карташу Киргизия запомнилась благодаря двум обстоятельствам.
Во-первых, явлением киргизского пограничника – первого и последнего на их пути
к туркменской станции Буглык, румянощекого низенького живчика, который бодро
тараторил на ломаном русском, совал свой куцый нос во все щели, включая
угольную кучу и буржуйку, и задавал всякие не относящиеся к делу вопросы – в
общем, явственно напрашивался на взятку, однако увидев сопроводительные
документы на груз, вмиг поскучнел и ретировался. Из чего Алексей сделал
однозначный и успокаивающий вывод, что лапа Дангатара и его друзейи в самом
деле весьма длинная.
А второе обстоятельство, более приятственное…
На одной из малопонятных остановок посреди степи, возле
безымянного полустанка, являющего собой одноэтажное белое кубическое строение
без единого признака человеческих существ в радиусе километра. Рядом со
строением размещался домик, весьма напоминающий дачный нужник, но не в пример
чистый и ухоженный. На домике висела трогательная табличка: «ДУШЬ». Внутри и в
самом деле ждала посетителей душевая кабинка, вылизанная и надраенная
неизвестно кем, с горячей и холодной водой, поступающей неизвестно откуда. Сюр,
в общем, полный – душ в центре степи, но Маша, что называется, загорелась. До
этого они мылись от случая к случаю, что называется, по ситуации, на буржуйке
грели воду в стыренном еще в России баке и поливали друг друга, а тут такая
роскошь! Алексей задумчиво посмотрел вдоль состава. Состав, похоже, застрял
надолго. И он решился. Строго-настрого наказав Таксисту следить за
окрестностями, а в случае появления признаков отправки подавать сигнал голосом
и стуком в стену, он уединился в душевой на пару с Марией… Кто на кого
набросился, так и осталось загадкой, но факт, что спустя миг они уже оказались
в объятиях друг друга. Грязная, пропыленная одежда улетела куда-то к чертовой
матери, Карташ подхватил боевую подругу, поднял, прижал к стене. И вошел в нее
одним ударом; она вскрикнула, и вода, падающая им на плечи, из горячей
превратилась в кипяток, и тесная кабинка вдруг стала еще теснее, и не хватало
места. Он ловил губами ее мокрые губы, терзал губами грудь и никак не мог насытиться…
То ли дело в другомвоздухе, в другомклимате, то ли в ощущении, что наконец
оторвались, сбежали от всех – но вопли и стук Таксиста дошел до него не сразу,
как сквозь вату. Выскочили, застегиваясь на ходу, мокрые, растрепанные,
возбужденные, едва успели запрыгнуть в набирающий скорость состав…
А спустя сутки они добрались до туркменской границы.
Глава 4
Не задерживайтесь при выходе из вагона!
Двенадцатое арп-арслана 200* года, 23.41
Ночь была как наброшенное на голову темное покрывало: мир во
мгле, небосвод беспросветно черный, без единой звездочки. Впрочем, звезды,
наверное, никуда не делись, сияли, как им и положено, но их свет затмевали
редкие, но яркие огни станции под несерьезным названием Буглык.
С наступлением ночи, однако, жизнь на сортировке не затихала
– как, впрочем, и на любой другой сортировке некогда великой державы. Откуда-то
доносился лязг перецепляемых вагонов, по соседнему пути, свистнув для пущего
куражу, бодренько прогрохотал одинокий маневровый локомотивчик. Рельсы
маслянисто блестели в свете голубых огоньков светофоров. На последней рокировке
вагонов в составе, что имело место быть незадолго до исторического омовения в
кабинке с надписью «ДУШЬ», их «теплушку» определили в самый конец поезда, и
теперь троицу окружали ночь, темнота и полнейшая неизвестность.
– Опять холодает, – отметила Маша, спрыгивая на
шуршащий гравий. – Надоело. Днем пекло, а по ночам холод собачий.
Она просунула руки в рукава наброшенной на плечи камуфляжной
куртки, запахнула подбитые мехом полы. Поежилась.
– Поверить не могу, что добрались, – признался
Гриневский и глупо хихикнул.
Организм Карташа чувствовал себя странновато – никогда
допреж Карташу не приходилось мотаться по железной дороге в течение аж целой
недели, запертым в четырех стенах деревянной коробки, без пересадок, роздыха и
вагона-ресторана, и теперь земля под ногами ощутимо покачивалась и вздрагивала,
совсем как опостылевший вагон, а в ушах продолжали мерно постукивать на
рельсовых стыках колеса. Он присел несколько раз, разгоняя кровушку по жилам. Потом
закурил, прикрывая огонек зажигалки от ветерка. Выпустил в ночь струйку дыма.
Сказал:
– Ну так что делать будем, господа миллионеры? Что-то
не видать комитета по торжественной встрече… Твой Дангатар ничего намудрить не
мог?
Гриневский в ответ пожал плечами. Где-то вдалеке что-то
испуганно промяукал громкоговоритель, и в ответ другой громкоговоритель –
диспетчерский, не иначе – что-то грозно прогавкал. На русском или же
туркменском языке осуществлялось сие общение, уразуметь было решительно
невозможно, но диспутирующие стороны, видать, поняли друг друга прекрасно.
– Что ж, будем ждать и надеяться, что ребятки
просто-напросто запаздывают, – преувеличенно бодро заметил Карташ, хотя на
душе у него, признаться, кошки скребли. Не нравилась ему сложившаяся ситуация.
Ну вот не нравилась, и все – несмотря на ту легкость, с которой им удалось
пересечь через полстраны и чертову уйму границ, таможен и бюрократических
препон... А может, и благодаря этой легкости. – Могут они задерживаться?
Могут. Все ж таки – вышли мы все из Союза, а там точность никогда не была
отличительной чертой королей – по причине полного отсутствия последних…
– …И весьма забавно получится в противном
случае, – подхватила Маша с непонятной интонацией. – С какими-то
невнятными бумажками, без денег и знания языка на чужой территории – зато с
кучей контрабандной платины, запрятанной в куче угля…
Алексей покосился на боевую подругу в некотором
беспокойстве: не начинается ли извечная женская истерика по поводу того, что
все идет несколько не так, как запланировали. Ничуть не бывало – боевая подруга
была собрана и решительна. Молодчина.
– Да ведь пока, собственно, ничего страшного не
происходит, – успокоил он ее. – Подождем немного, а потом…
Что потом, он и сам не знал.
И тут сзади послышался негромкий голос, произнесший
непонятное слово: «Генгеш-той».
«Блин, это же пароль», – с некоторым трудом вспомнил
Карташ наставления Дангатара-Поджигая. И резко обернулся.
