Перед ними нарисовались трое узкоглазых аборигенов – двое
угрюмых, в промасленных оранжевых жилетах, с испещренными наколками руками и
вида самого что ни есть злодейского, ни дать ни взять, тати с большой дороги –
и один усатый, в форме железнодорожника, расстегнутой до пупа и с уоки-токи на
ремне под пупом.
– Типа того, – осторожно сказал Алексей, быстро просчитываявзглядом
окрестности – на предмет наличия возможных засадных полков, скрытых огневых
точек и других малоприятных сюрпризов. Бляха-муха, да тут не то что засадный
полк – тут танковую дивизию спрятать можно, никто и не заметит, столько вокруг
было вагонов и строений непонятных простому вэвэшнику предназначений…
– Что ж, салям-алейкум, – осторожно сказал он
усатому аборигену. – Вы по-русски-то кумекаете?
– Получше многих кумекаем, – ответствовал усатый
на русском, глядя исключительно на Гриневского, и почесал брюхо.
Взгляд его был мало сказать неприятный – взгляд был до
зубной боли Алексею знакомый. Именно так глядят матерые зэчары, что уже
откинувшиеся, что еще чалящиеся. Чуть исподлобья, цепко, оценивающе,
ежесекундно ожидая подлянки со стороны окружающего мира. И никакая надетая
личина, никакая добропорядочная жизнь послене сможет затупить, пригасить такой
взгляд... Уж поверьте специалисту Карташу.
– Кто тут из вас от товарища Зажигаева? –
поинтересовался усатый.
– Не знаем такого, – быстро сказал Гриневский, и
Алексей незаметно нащупал сзади за поясом рукоять «глока»... Хрена с два
незаметно – оба татя в жилетах тут же напряглись. А жилеточки у них, кстати
говоря, весьма недвусмысленно оттопыриваются с левого бока…
– Правда, что ль – не знаете? – ненатурально
удивился усатый. – И с товарищем Заряжаевым, может, не знакомы?
– Вот что, дядя, – Алексей сделал шаг вперед и, не
обращая внимания на изготовившихся орлов в жилетах, снял ствол с
предохранителя, – не знаем мы никаких выжигаевых-перезаряжаевых. И
шагай-ка ты отсюда подобру-поздорову…
Наглость – второе счастье, не так ли? А также может дать
заметное преимущество в развитии непредсказуемой ситуации, это вам любой
дворовый хулиган скажет. И любой урка подтвердит.
– Нормально, – усач вмиг стал серьезным, но на
всякий случай руки держал на виду, буравя взглядом Гриневского и ни на кого
боле взора не переводя. А орлы его заметно расслабились, точно повинуясь незримому
сигналу железнодорожника. – Лакам– кличка то бишь по-нашему, –
пусть и перековерканная, явно тебе знакома, но виду стараешься не подать. Стало
быть, вы те самые, кого велено встретить… А теперь давай-ка без дураков: в
общем, Дангатар Махмудов Поджигай велели сказать вам слово заветное:
«Генгеш-той». Означает оно, если не знаете, три–пять днейдо свадьбы... А еще
Поджигай-яр велели встретить ваш груз и перевести в укромное местечко. Этого
достаточно?
– Нет, – твердо ответил Гриневский. – Не верю
и недостаточно. Что он еще сказал?
– И правильно делаешь, что не веришь, –
дружелюбнейше осклабился усатый, обнажив десны в золотозубой улыбке. – Но
ты первым правильныйвопрос спроси. И не обижайся, дорогой, Поджигай-яр так
велел: пароль скажи – а потом пусть Белобрысый сам спросит про то, что он и сам
знает. А из белобрысых здесь только ты, дорогой…
Таксист на секунду замешкался, – что, разумеется, не
ушло от внимания ни Карташа, ни ореликов в оранжевых жилетах. И снова все
моментально настроилисьна драку. А засадного полка, похоже, нема, мельком
отметил Алексей. Не чувствуется в воздухе присутствия рядышком засадного полка.
Или можно к черту посылать его интуицию… Гриневский вдруг хитро прищурился и
малопонятно спросил у усатого:
– За три–пять днейдо получения четвертой звезды старлей
Чепраков пал геройской смертью, так?
– Так, да не так, – раздумчиво и в высшей степени
непонятно ответствовал усач. – Героем он стал, но отцом выблядка – нет.
– Ты не можешь об этом знать, – внезапно набычился
Гриневский. – Это знают только двое, я и Дангатар…
Что же касается Карташа, так тот вообще ни хрена не понимал
из этого диалога, похожего на полубредовый обмен шифрофразами из шпионского
фильма...
А усатый обезоруживающе развел руками.
– Я вообще мало что знаю, господин. Поэтому и жив еще.
И вас я не знаю, и старлея Чепракова не знаю. И вообще вас здесь нет. И вагона
нет. Дангатар-яр сказал так: если белобрысый вспомнит про стралея, то, значит,
и ответить я должен насчет либо выблядка, либо четвертой звезды ему на погоны,
либо героя… Вот и все, что я знаю, Гавана-яр…
Гриневский секунду помолчал, потом обреченно махнул рукой.
– Ладно. Будем считать, что познакомились. Иначе это
уже паранойя… Короче: вот вагон, вот мы. Что дальше?
Усатый железнодорожник достал из нагрудного кармана мятый
листок бумаги, протянул Таксисту. Пальцы его были столь же щедро изукрашены
наколками.
– А дальше мы отгоняем вагоны вот в этот тупичок,
видишь, ставим под охрану и ждем дальнейших распоряжений. От господина
Дангатара. И боле ни от кого… Договорились?
Гриневский посмотрел на бумажку, спросил угрюмо:
– А… посторонние до него не доберутся?
– Обижаешь, – вполне серьезно сказал
аксакал. – В том тупичке только особыегрузы стоят, про которые даже
начальнику станции знать не положено. И охрана соответствующая, чужих не
пустит. А если и кто чужой пройдет, так оттуда уже не выберется. Проверено.
– А где сам господин Дангатар? – встрял Карташ. Ну
вот хоть убейте, не верил он ни слову усатого азиата. Зато, объективности ради
надо заметить, Гриневский, похоже, поверил – и только поэтому Алексей с
силовыми акциями решил повременить.
– Про это не знаем, – сказал пузатый
туркмен. – Нам приказано груз принять и спрятать. А за вами приедут… Ну
что, работаем?
Карташ посмотрел на Гриневского. Гриневский посмотрел на
Карташа и изобразил на лице выражение «А пес его знает…»
– Ладно, – решился Алексей. Делать было нечего –
затевать ссору на, в общем-то, пустом месте и, главное, на насквозь чужойтерритории
было не просто глупо, но смертельноглупо. К тому же Таксист отчетливо дал
понять, что люди эти пришли именно от Дангатара и, как выразился татуированный
железнодорожник, боле ни от кого. – Что ж… работаем.
Они отдали усатому сопроводительные документы. Пока тот вякал
какие-то распоряжения по уоки-токи (какие именно, было непонятно – говорил он
по-туркменски), вытащили из теплушки свой нехитрый скарб, основным достоянием
которого являлось разномастное оружие, и заперли вагон на трогательный висячий
замочек.
Свистнув, подкатил маневровый, орелики в жилетах споро
отцепили теплушку и вагон с металлической хреновиной от состава, присобачили к
паровозику. Потом все трое вскочили на подножки, маневровый свистнул на
прощанье и укатил в ночь, увозя с собой груду платины…
