– Только лучше без нашего участия, – добавил
Карташ.
Сам он не торопился выпускать оружие из рук. Прежде
следовало осмотреться. Потому что – это бросалось в глаза особенно возле
колодца – городишко был вполне даже посещаем. Вон желтеют фильтры окурков,
валяется смятая пачка «Лаки Страйк», раздавленная пластиковая бутыль, цветастая
обертка от чипсов, промасленная ветошь, автомобильные прокладки. В асфальтовой
трещине Карташ разглядел гильзу, кажется, пистолетную.
Обойдя руины, Алексей обнаружил с другой стороны, там, где
росла ветвистая чинара, засохшие кучки навоза. Явно здесь поджидала своих
седоков вьючная скотина. При желании можно привести Джумагуль и спросить,
какого рода-племени топталась тут животина – ослиного, лошадиного или
верблюжьего? Наверное, Джумагуль должна разбираться – местная все ж таки...
Описав круг, Карташ вернулся к своим.
– Такие колодцы у нас называют «звездно-небесные», –
говорила Джумагуль Гриневскому, который крутил рукоять ворота, выбирая
ведро. – Потому что очень глубокие. А внутри их переплетают разными
сортами саксаула, чтобы не засыпало.
– Ну, вот и вода. Налетай, – Петр поставил ведро
на край колодца. Заглянул внутрь. И с некоторым удивлением констатировал: –
Вода как вода, прозрачная, не грязная, не желтая.
– Вот будет странно, если мы еще и не отравимся вдруг,
да, Петя? – поддел его Карташ. – Или ты сперва вскипятишь водицу?
Отравятся или нет, станет ясно чуть позже, а пока они пили,
и вода на вкус казалась лучшим из всего того, что они когда-либо пробовали.
Впрочем, как обычно и бывает, насыщение пришло довольно быстро, перешло в
пресыщение, и вот уже вода потеряла вкус как таковой – просто влага да и только.
Вот уже после долгого перерыва Карташ закурил, вспомнил малость подзабытое,
потому как несовместимое с сухостью во рту удовольствие.
– Самая вкусная вода в кяризах, – рассказывала
туркменка, которая пила заметно меньше русских путников, только, считай, пригубила
– вот что значит привычка обходиться без воды. – Как мед. Потому что течет
из гор... Наш старший брат Аннагулы до сих пор копает кяризы. У нас это одна из
самых почетных работ. Но это очень тяжелая работа. Приходится рыть вручную,
набивать бурдюки грунтом и вытаскивать их наверх тоже руками. А вырыть надо
несколько километров, чтобы под землей проложить путь воде из горных озер на
равнину. Бывает, не один год уходит…
Оставшуюся в ведре воду разлили по конфискованным у «хозяев»
аула фляжкам.
– Я бы еще не отказалась вымыться, – попив и
смочив лицо, Маша заметно ободрилась, в глазах засверкала игривость, –
ежели кто из кавалеров не откажет даме в сущей малости – полить на
спинку, – стрельнула глазками в сторону Карташа, – а потом эту спинку
и потереть. И еще, конечно, кусочком мыла не помешало бы разжиться.
Тут уж Маша вздохнула совершенно непритворно.
– Можно и вымыться, – согласился с нею
Карташ. – Но – чуть позже. А сейчас надо на постой определяться.
Смеркается уже. Джумагуль, это что там за домина, случайно не знаешь?
Карташ вытянул руку в направлении здания, возвышающегося над
панельными трехэтажками и потому видного издали. Хотя какое там издали –
пожалуй, метров триста до него всего, не больше.
– Наверное, Дворец культуры, – сказала Джумагуль,
подумав. – Потому что такие же дома стоят в других городах. Там они Дворцы
культуры.
– Вот туда и двинем, – постановил Карташ.
– Почему именно туда? – спросил Гриневский.
– Высотка потому что, – Алексей загасил окурок,
автоматически, нисколько не думая почему-отчего он так поступает, запихнул в
щель на асфальте и присыпал сверху пылью и грязью, соскребя ее с асфальта
носком ботинка.
– Полагаешь, могут потревожить? – не скрывая
удивления, Таксист наблюдал за действиями старлея. – Откуда здесь кто
возьмется?
– Мы ведь откуда-то взялись… В общем, пес его знает,
кто и откуда, а лучше перебдеть.
– И караулы, небось, повыставляешь, начальник?
Вышкарей?
– Обязательно, – серьезно кивнул Карташ. –
Себя охранять будем с еще большей серьезностью, чем все зоны вместе взятые...
Они даже рыпнуться не успели, когда появился... Или все-таки
появилась? А то и вовсе оно?
Это случилось на пути к самому высокому зданию центра
города, предположительно служившему оплотом культуры города Уч-Захмет. Они
двигались все теми же пустынными улицами, по все тому же растрескавшемуся
асафальту.
Они вошли в распахнутые настежь двери ДК. Внутри их встретил
сладковатый запашок тления и разбросанные по всему фойе вешалки. Через вешалки
приходилось перешагивать. На стенах висели Доски почета с уцелевшими
фотографиями передовиков, сохранились сложенные из позолоченных букв лозунги
«Достойно встретим 70-летие образования Туркменской ССР» и «Превратим Уч-Захмет
в цветущий оазис». В нише стены они увидели красный фанерный постамент,
отведенный под композицию, вырезанную из древесного корня: стоя плечом к плечу,
смотрят вдаль рабочий в чалме и с киркой на плече и работница в комбинезоне и в
косынке, со штангенциркулем в руке. К постаменту была прикручена табличка с
названием: «В единой семье братских народов». Явно произведение местного
умельца, думается, преподнесенное в дар родному городу. Изготовление сего
несомненно отняло немало сил и времени. Где ж, интересно, теперь этот умелец,
среди каких народов?..
– Во, гад!
Все невольно обернулись на Гриневского. Тот занес ногу и с
силой обрушил ее на пол, пытаясь раздавить скорпиона. Но юркому насекомому
удалось избежать карающей подошвы и после развить завидную прыть. Бегущий
скорпион, как выяснилось, скорее смешон, чем грозен: он несся, вытянув перед
собой клешни, членистый хвост с ядовитой колючкой на конце загнут на манер
поросячьего хвоста. Никем не преследуемый, забежал за кучу мусора и исчез из
поля видимости. И несколько запоздало взвизгнула Маша.
– Его укус смертелен только в брачный период, –
поспешила успокоить свою русскую приятельницу туркменка.
– А нынче как у него с брачным периодом? – решила
разобраться Маша.
– Прошел.
– А если сейчас тяпнет?
– Не хватай его, и не тяпнет.
– А если все-таки тяпнет? – не отставала Маша.
– Рука или нога онемеет, станет толстой, как бревно.
Потом пройдет, – добрым голосом сообщила Джумагуль.
– Потом – это когда?
– Через месяц. Может раньше, может позже.
– О господи, – закатила глаза дочка «хозяина»
сибирской зоны.
Они поднимались по главной лестнице потухшего очага культуры
города Уч-Захмет.
– Чем выше, тем меньше всякой дряни ползает.
Это произнес Карташ, дабы приободрить Машу, которая после
скорпиона малость спала с лица и погрузилась в мрачную задумчивость. Не
сказать, чтобы очень-то помогло.
