На последнем четвертом этаже они набрели на актовый зал.
– То, что требуется, – уверенно сказал
Карташ. – Я думаю, на мягкую постель и чистое белье никто и не
рассчитывал. А в остальном местечко годится. Составить скамейки на сцене – и
получится отличная кровать... Хоть ложе королевских сексодромов сооруди.
Было из чего сооружать, – да уж, это не клуб в
расположении ИТУ номер ***, где он и Маша впервые, как говаривали в старинных
романах, познали друг друга. Сей актовый зал, пожалуй, сохранил тот вид, что
имел во время последнего профсобрания или последнего заседания местной
парторганизации. Хоть сейчас созывай какой-нибудь съезд и рассаживай по рядам
кресел, обитых мягкой красной тканью и сколоченных в тройники.
Из окон актового зала открывался вид на качели-карусели и на
прилегающие к луна-парку улицы. Хороший обзор, но им не исчерпываются все
достоинства верхотуры ДК. Главное – весь четвертый этаж опоясывает балкон.
Собственно, из-за него Карташ и повел отряд сразу на последний этаж, не заходя
на этажи иные. Часовой будет бродить по балкону и сможет контролировать все
подходы к ДК. «Если быть честным перед самим собой, то прав Гриневский, –
подумал Карташ, – то, что вбито офицеру ВВ, вбито накрепко; и на
необитаемом острове вэвэшник будет пытаться очертить периметр, вкопать вышки,
загнать на них вышкарей и пустить по периметру часового…»
Ложе пока сооружать не стали, а решили, раз место под ночлег
определено, следует все-таки сходить вымыться. Первыми отправились Карташ с
Машей. Им хватило на все про все полчаса и трех ведер ледяной воды. После того
как смыли пот и грязь, свежим даже стало настроение, чего уж говорить про тело.
Повеселевшими они вернулись во Дворец культуры, где передали эстафетную палочку
на помывку паре Гриневский – Джумагуль.
– Загляни, начальник, в последнюю комнату в коридоре,
тебе понравится, – уже от двери актового зала посоветовал Гриневский.
– Ну, сходим, посмотрим, раз рекомендуют. Все равно
необходимо провести рекогносцировку… то бишь отследить подходы и отходы.
Маша пожала плечами – мол, как прикажете, мон женераль, я за
вами хоть куда. Они направились по пустынному коридору в ту комнату.
Маша что-то тихо прошептала.
– Что ты сказала?
Она повернулась к нему – в сгустившихся сумерках ее лицо
тоже было полуреальным, оно словно уплывало куда-то, растворялось в сером
густом воздухе.
– Я говорю – Город Зеро, – очень тихо повторила
она. – Помнишь такой фильм? Место, где время остановилось, где время было мертвое.
И здесь так же. Страшно…
– Но мы-то живые, Маш...
– Да, живые… пока, – сказала она. И вдруг жарко
шепнула: – Иди ко мне. Ну же, скорее…
Зашуршало что-то – то ли лихорадочно сбрасываемая одежда, то
ли потревоженные призраки прошлого выражали недовольство нарушителями их покоя.
Вообще ничего уже почти не было видно в темноте, и скорее на ощупь, на запах
они нашли друг друга, сжали друг друга в объятиях. Маша отчетливо дрожала –
вряд ли от холода, вряд ли от возбуждения, и Карташ шептал ей на ухо какие-то
успокаивающие глупости. Они опустились прямо на рулоны дряхлых агитационных
плакатов и праздничных транспарантов, сдирая друг с друга остатки одежды. Она
раскрылась навстречу Алексею, выгнулась дугой, не думая, без лишних разговоров
и вступительных ласк, жадно, будто измученный жаждой зверек, приняла его в
себя, поглотила, и он утонул, утонул в ней весь, без остатка, как уже бывало не
раз…
Бредовая, если посмотреть цинично и со стороны, была эта
картинка – двое донельзя вымотанных событиями последних суток людей яростно,
бешено, позабыв все на свете занимаются любовью среди пыльных знамен, портретов
забытых руководителей и выцветших лозунгов… Да и плевать им было, где
заниматься любовью. Страх, усталость, неизвестность, враги – все осталось
где-то там, за границами чувств, здесь же, по эту сторону для Алексея остались
только горячая, отсвечивающая в полутьме кожа любимой женщины, доверчиво
предлагающей себя мужчине, молящей о помощи, о защите, о спасении и верящей,
что он поможет, защитит и спасет, ее жаркое дыхание, ее жаркая, влажная плоть…
…«Щелк», – и неверный огонек зажигалки высветил шеренгу
миниатюрных Лениных, с хитрым прищуром взирающих на влюбленных. Маша показала
им язык и сказала тихонько:
– Дай и мне.
Алексей отдал ей прикуренную сигарету, прикурил другую.
Выпустил в темноту струю дыма. По телу разливалась приятная истома, и теперь
казалось, что все обязательно, стопудово будет хорошо, они победят, оставят
всех с носом и сорвутся с чемоданом долларов в заграницу…
– Ты заметил, какое здесь странное небо? –
негромко спросила она, поглаживая пальчиками его по груди.
– В смысле?
– Серое, как холстина. И ни облачка. За все дни – ни
одного облачка, пустой, скучный кусок холстины над головой… Господи, я и не
думала, что могу так соскучиться по простому сибирскому дождику…
Он легонько поцеловал ее в губы, сказал ободряюще:
– Будет тебе и дождик, и тропический ливень, и океан.
Ничего, малыш, не бойся, прорвемся. С такими гарными хлопцами не пропадешь…
Кстати, куда это сладкая парочка подевалась?
– Мало ли о чем мужчина с женщиной могут заговориться.
Карташ ее игривости, пришедшей на смену зарождающейся
панике, не разделял. Если б они находились на территории охраняемого дома
отдыха, да еще в своей стране, да вдобавок никому б они были не нужны и не
интересны – вот тогда можно было бы предаваться исключительно неге и
послелюбовным философствованиям. Емувдруг живо представился отряд десантников,
пробирающихся по коридорам. Карташ встал и начал одеваться.
– Пойду прогуляюсь. Заодно осмотрюсь повнимательнее на
сон грядущий. Собирайся, малыш, передислоцируемся в актовый зал.
– Я с тобой. Я боюсь одна.
– А если они вернутся без нас? Не найдут никого и тоже
отправятся на поиски. Так и будем всю ночь разыскивать друг дружку… Нет уж,
устраивайся в постельке алого бархата и жди меня.
– Побыстрее.
– Всенепременно.
При свете зажигалки Карташ проводил Машу в актовый зал,
подождал, пока она устроится на импровизированном ложе. Господа офицеры,
поручик Ржевский придумал каламбур: постель на сцене – постельная сцена.
Ха-ха-ха… И вышел в темный коридор.
Прислушался. Тишина, темнота. Осторожно двинулся по коридору
мимо дверей и стендов, освещая себе путь зажигалкой. Под ногами шуршал какой-то
мусор, поскрипывали осколки стекла. Звуки разносились, казалось, по всему
зданию… Ну и куда, позвольте спросить, наши орелики запропастились? Беглый зэк,
блин, и дочка телохранителя местного папика… Хотя, с другой стороны глядючи,
надо быть объективными: спарка «старлей ВВ – дочь начальника зоны» тоже из
похожей оперы, скорее не оперы, а мексиканского телесериала с отечественным
душком, так что удивляться не…
