Но Алексея в этот момент уже не было на сцене. Пригнувшись,
он пробрался вдоль стены, скользнул по спуску вниз и на последней ступени
замер, прильнув к краю сцены. Карташ не стал кричать Таксисту: «Не давай ему
высунуться!», – надеясь, что бывший вертолетчик и сам понимает, что ему
делать.
Пока Гриневский делал все правильно: чуть сместился, уйдя
под защиту непонятного деревянного бруса, и снова начал палить по залу,
патронов не жалея – и правильно, что не жалея, молодцом. Под прикрытием его
огня Карташ рывком одолел пять метров открытого пространства между сценой и
первым рядом.
Алексей надеялся, что его маневр остался незамеченным. Иначе
худо. Иначе тяжеленько будет снять этого душманского ниндзю. Карташ
осторожненько прошел на корточках чуть вперед и между третьим и четвертым рядом
и залег на полу. Устроился в классической позиции «стрельба лежа», положив
автоматный ствол на поперечину кресельной ножки. Он надумал прибегнуть к
снайперской стратегии. Все просто: ждать, пока покажется враг, и мягко потянуть
спусковой крючок. Если умнее и ловчее окажется тот, на кого ты ставишь засаду,
то траурный марш сыграют в твою честь.
Наконец Карташ его увидел. Тот по-пластунски, с
поразительной, с какой-то зачаровывающей ловкостью полз вдоль кресельных рядов,
так же, наверное, ползал он и по горам, от камня к камню, подбираясь к врагу,
которому потом одним движением руки перерезал горло. Алексей лежал и ждал,
когда дух поравняется с ним. И наконец тот поравнялся.
Алексей держал палец на спуске, внутренне собравшись,
отогнав мысли о том, насколько все осложнится, если он промахнется.
А за мгновение до выстрела дух этим своим невыносимо
звериным чутьем почуял опасность.
Карташ будто в замедленной киносъемке увидел
поворачивающееся к нему лицо. Смуглое лицо с тяжелыми скулами и волосатыми
ноздрями. Они встретились взглядами. По лицу азиата пробежала короткая судорога
– такая судорога, наверное, заставляет оскалиться зверя, загнанного в ловушку.
Вот в этот момент Алексей и втопил спусковой крючок.
Душман увернулся бы, будь он на ногах. Но лежа уворачиваться
сложнее. И все же он почти увернулся, немыслимым образом изогнувшись и выбросив
перед собой автомат в попытке поставить хоть какой-то заслон разящему свинцу.
Почти...
Но почти не считается.
Алексей расстрелял полный рожок.
Все было кончено. Карташ добрался до убитого, протискиваясь
между креслами. Не испытывая никаких особенных эмоций – видимо, перегорели все
эмоции во время короткого боя, – обыскал покойника. Забрал автомат,
запасные рожки, достал из карманов куртки (или как эта хламида обзывается?) две
гранаты Ф-1 с вывинченными запалами, нашарил в карманах и запалы. Обнаружил и
небольшую рацию. Подумав, сунул ее себе в карман.
Подошел Гриневский.
– Все кончено, – сказал ему Карташ. – Пошли к
женщинам.
– А вдруг он не один?
– Другие бы уже объявились.
Они поднялись на сцену. Напуганной выглядела не только Маша,
но даже Джумагуль. Однако успокаивать, говорить, что все обойдется, Алексей
посчитал занятием бессмысленным. Лучше говорить честно и по делу.
– Ну вот и напоролись, – коротко, со злостью
выдохнув, сказал Карташ. – Если б стекла были целы, еще можно было бы
надеяться, что его дружки выстрелов не услышат. А так... – Алексей махнул
рукой. – Ладно, как выпало, так выпало, уже не переиграть. Придется
воевать. Делаем вот что. Через парадную лестницу уходить нельзя, чего доброго
сойдемся с абреками лоб в лоб, а это было бы некстати. Поэтому уходим по
пожарной лестнице – есть на нее выход с третьего этажа. Пожарка идет по стене,
противоположной фасаду. Оттуда переулком – к раскуроченному универмагу. Там
удобно прятаться, много всякого хлама, есть где зашхериться. Да и сам черт ногу
сломит, пока кого-нибудь отыщет среди того мусора. Вот там Маша с Джумагуль
схоронятся до нашего возвращения. А мы с Петром...
– Я с тобой! Я не собираюсь отлеживаться, хватит, под
тем столом в ауле належалась! – сдвинув брови, воинственно заявила Маша.
Да еще потрясла автоматом. Ни дать ни взять, амазонка на охоте за мужскими
скальпами, бляха-муха. А а глазах-то бултыхается самый неподдельный страх.
– Значит так, мамзель Мария, – Карташ говорил
медленно, но веско, чтобы смысл сообщения дошел до печенок, дошел быстро и
качественно. – Запомни и передай другим – на войне командир всегда один.
Иначе не было, не бывает и не может быть.
– И это ты? – с вызовом уточнила Маша.
– И это я. Кто-то оспаривает?
Неожиданно на помощь Карташу пришел Гриневский:
– Начальник дело говорит. Вот когда сядем в машину, я
буду главным. Про вертолет вообще молчу, там только кто вякнет мне под руку или
полезет с советами, закатаю в лоб, невзирая на чины и половые различия. Если
угодим в здешнюю крытку, тьфу-тьфу, – Таксист, нисколько не рисуясь,
трижды сплюнул через плечо и постучал по дереву, а именно по панели ДСП, –
тогда придется вам меня слушаться, как отца родного, а в боях местного значения
гражданин начальник рюхает не в пример лучше нашего. Его этому учили.
Будь у нее иголки, Маша ощетинилась бы, подобно ежу. Она
взглянула на Джумагуль в поисках поддержки. Но таковой не нашла. Туркменка
молчала, и весь ее вид показывал, что она готова выполнить любое приказание
командира. Не составляло труда догадаться, что Машу распирает желание
высказаться на тему покорности восточных женщин, которые позволили взять над
собой власть мужчинам, разрешают тем делать с ними что вздумается, и в таком
духе. Но Маша сдержалась. Сообразила, что оказалась в подавляющем меньшинстве,
и сдалась. Но не показывать же, в самом-то деле, что она сдалась!
– И что ты там придумал? – дочь Топтунова вложила
в свой вопрос весь сарказм, который только можно было впихнуть в эти пять слов.
Легко угадывался подтекст вопроса – дескать, разве может мужчина придумать
что-нибудь толковое.
Карташ, мысленно сосчитав до десяти, сказал:
– Я и Петр убедим душманский отряд, что мы в спешном
порядке, испугавшись мести за содеянное, убрались из города. Потом вернемся
окольными путями, присо-единимся к вам, пересидим бурю, дождемся, когда наши
друзья отвалят, и отвалим сами.
– И как ты намерен убедить их?
– Некогда, товарищ женщина, расписывать по пунктам,
совсем некогда. Все, хватаем оружие и на выход...
Глава 8
Накрытые афганцем
Четырнадцатое арп-арслана 200* года, 9.14
Песчаная буря набрала силу. Окружающее потонуло в серой
круговерти. Предметы потеряли четкость очертаний, а уж про то, насколько вообще
ухудшилась видимость, и говорить нечего.
Всем человеческим категориям такая погодка, мягко говоря, не
в радость. Всем... кроме одной-единственной. Оченно немногочисленной категории
и до крайности не любящей себя афишировать. Специально под этих людей можно
переделать знакомую всем пословицу: «В такую погоду хороший хозяин собаку из
дому не выгонит, а хороший диверсант обязательно отправится на задание».
