На миг охватило отчаянье – много тут навоюешь! Да еще против
этих уродов, привычных к местным погодам! Но Алексей быстро подавил в самом
себе панические настроения. Задавил самовнушением: переигрывать поздно, ты не
человек, ты – автомат, самонаводящаяся приставка к оружию, забыть обо всем
кроме боевой задачи и все такое прочее...
Ага! Наконец-то подали голос душманские стволы. Сие должно у
нас означать вот что: Гриня занял заранее обговоренную позицию и дал себя
обнаружить; в общем, все как условились. Теперь будем поторапливаться.
Поторапливаться, а не спешить. Разница очевидная и преогромнейшая. Как
говорится, поспешишь – врагу удружишь. Равно как удружишь ему, попусту
разбазаривая время.
Следуя этому золотому правилу, Алексей скрупулезно
прокачивал каждую следующую перебежку и не затягивал с ее претворением в жизнь.
Сейчас справа показалось большое темное пятно – чаша
фонтана, в которой, кстати говоря, после сегодняшнего веселья песочку
прибавится. Слева тянулась полоса, похожая на стенку. Только никакая это не
стенка, это кусты. Двигаясь вдоль них, он выйдет аккурат к улице, перебежит под
прямым углом и окажется точно у будочки с уцелевшей табличкой «Касса». Очень
хорошо. Вперед.
А у них там в луна-парке разгоралась нешуточная перестрелка.
Ну, с Гриней ясно, он щедро расходует патроны, надеясь на своевременную
подмогу. Духи же, скорее всего, разошлись, почувствовав, что вот-вот – и им удастся
дожать упорного врага.
Гранаты: вот главная опасность для Таксиста. Он засел на
карусели, там есть за чем укрыться, есть куда перебежать. Если Таксист после
каждой стрелковой серии будет менять позицию с учетом того, что могут швырнуть
гранату – глядишь, все и обойдется. Алексей же еще надеялся на следующее
обстоятельство: духам, конечно, страшно как охота взять противника живым, пусть
и раненым-перераненым, им его все равно не лечить. Им лишь нужно скоренько
выпотрошить его на сведенья – кто послал, как вышли, сколько человек в группе и
где остальные. Поэтому станут до последнего тянуть с таким радикальным
средством как гранаты.
Опа! Перебежав улицу, Алексей упал и прижался плечом к будке
«Касса». Глаза слезились, чуть ли не как после «Черемухи». Песок попал и в рот,
уже скрипел на зубах.
Карташ вслушался в перестрелку. Так. Один духовский автомат
плюется свинцом справа, второй стрекочет слева, где-то у качелей, у тех, что в
форме лодочек-дирижаблей. Правый дух постоянно перемещается, левый пока остается
на месте. Ну ясно, обходят с двух сторон, чтобы не дать улизнуть. К левому!
Пригнувшись, Карташ заскользил в ту сторону. И со всего маху
налетел на невысокую оградку, за которой в годы оны торчали родители и
волновались за своих чадушек, резвящихся на качелях. Ограда, от старости
накренившаяся, больно въехала остриями прутьев Алексею по самому
чувствительному для мужика месту. Твою мать! Поди разгляди прутья в таком
ералаше песка и пыли. Он не без труда удержал в себе рвущийся наружу вопль и
присел, закусив губу.
Скупая автоматная очередь протрещала совсем близко. А-а, вот
он, голубь сизокрылый! Залег под нижней люлькой-«дирижаблем».
Алексей бесшумно переместился левее, перешагнул ограду там,
где она почти лежала, продвинулся вперед на несколько шагов и опустился на
землю, укрывшись за шиной, которую раньше, по всему видать, использовали в
качестве клумбы.
Карташ мог снять противника в любой момент. Одна беда –
ствол без глушителя. И стрельбой выдаст он себя второму духу с головой. А вот
ежели экспроприированным в «мерседесе» ножичком...
Соблазн был велик. И Алексей не устоял.
Автомат он оставил у шины, опасаясь, что тот может
предательски брякнуть, выдернул клинок из ножен. И пополз по-пластунски, сунув
нож в зубы. Никакой дешевой киношной рисовки, господа! Будешь доставать нож за
спиной часового – можешь запросто выдать себя лишним звуком, оставишь нож в
руке – случайно скребанешь им по песку или камню, и выйдет опять все тот же
лишний звук.
Он полз и без конца прокручивал, как пленку с полюбившейся
песней, одно из полевых занятий, на которые их гоняли в училище. Тогда особо
вумные курсанты спрашивали у сержанта-десантника, проводившего, как сейчас бы
выразились, мастер-класс по рукопашной: зачем, мол, вэвэшникам навыки ножевого
боя, приемы снятия часовых и прочие фронтовые премудрости? На что сержант-хохол
отвечал: «Краина скаже – зараз зминышь дротву на окопы. Ось и зрозумий науку,
щоб не помэрты». А вишь ты, пригодилось учение.
Два метра. Метр. Он видел перед собой жилетку, из которой
торчат белые рукава, чалму с замотанным вокруг лица хлястиком, подсумок на
поясе. Остается полшага. Остается подняться на ноги, метнуться, завести левую
руку под подбородок и резко, надавливая как можно сильнее, чиркнуть остро
отточенным лезвием по оголенной шее слева направо.
Теорию он помнил. Но вот резать людей, нападая из-за спины,
ему до этого не приходилось. А значит, он еще не сломал некий барьер в
сознании... Да, все понятно – перед тобой враг, вражина, безжалостный
противник, который, окажись на твоем месте, зарежет тебя, как барана,
недрожащей рукой, зарежет, не испытывая не то что сильных эмоций, а вообще
никаких не испытывая. Все понятно, но... барьер пока не сломан.
А ломать надо.
Алексей поднялся на ноги. И... всего лишь на мгновение
застыл, заколебалсяперед следующим своим шагом – разумом понимая, что
задерживаться никак нельзя, но то, что его задержало, было сильнее разума.
И расплата пришла немедленно.
Дух обернулся. Автоматный ствол тоже стал разворачиваться,
готовый полыхнуть огнем.
И вот только тогда Карташ прыгнул, на лету отбрасывая нож.
Зачем, почему он это делает – ответы искать бесполезно и ненужно. Просто в
работу включились другие рефлексы, те, на которые он привык полагаться.
Он обрушился на духа, хватаясь за ствол автомата и отводя
его в сторону. Завязалась борьба на земле. Оба не отпускали автомат, тянули его
на себя и выворачивали. При этом катались по земле – то один окажется сверху,
то другой. Карташ дотянулся свободной рукой до лица противника и вонзил пальцы
в горящие по-над повязкой глаза. «Эге-ге, старлей ВВ, старлей ВВ, а
приемчики-то у тебя зэковские», – его еще хватило и на иронию. Но довести
прием до ума не получилось.
Левая рука духа скользнула вниз. Алексей вмиг сообразил, чем
это чревато, успел отпрянуть, отбросить свою руку от лица духа и перехватить за
запястье руку вражью, сжимавшую нож, в опасной близости от живота. Они еще раз
перекатились по земле, дух оказался сверху, и лезвие заплясало у Карташа перед
глазами.
Схватка приняла характер тех самых качелей, под которыми
проходила: то Алексей отодвинет от себя нож, то дух снова его приблизит,
стремясь продавить защиту и вогнать лезвие в плоть врага. Мышцы звенели от
напряжения, а пальцы наоборот – деревенели.
Борьба борьбой, а взгляд отстраненно фиксировал все то, что
происходит вокруг. По какой-то прихоти случая Карташ сквозь песчаную завесу
разглядел карусельную деревянную лошадку невдалеке, из которой пули выбивали
щепу.
