– Стоп, начальник, перекур, – Гриневский шумно
выдохнул, тяжело опустился на землю, запустил ладонь под рубаху и принялся
энергично растирать шею и грудь.
– Часто стопорить начал, – Карташ опустился рядом,
снял рюкзак, расстегнул клапан, в котором лежала фляга. – Таксерская
болезнь одолела? Забываешь, что ноги у тебя не только чтоб педали давить?
– Какие ноги, едрить-переедрить! Воздуху нет, а ты про
ноги. Кстати, это мы еще поглядим, кто из нас какой ходок. Вон в тебе тоже
килограммов десять верных лишнего весу.
– Было десять, – признал старлей. – В начале
удивительных странствий. Теперь не больше пяти. А так пойдет дальше – и щеки
ввалятся. На, держи фляжку, глотни.
Карташ переносил высокогорье лучше. Он, ясное дело, тоже
ощущал недостаток кислорода, но пока не задыхался. Особенности разных
организмов, не более того, и отнюдь не повод гордиться своим богатырским
здоровьем. Скажем, его, Карташа, всегда укачивало на горных «серпантинах», а
может, тому же Таксисту езда по петляющей по горам горной дороге будет до
лампочки, а то и в кайф.
– Когда же будет этот блинский перевал? – спросил
Гриневский, отмахнувшись от протянутой Алексеем сигареты.
– Если верить собственным глазам, то скоро. Если
вспомнить, какие петли выписывала порой тропа, то уж и не знаю. Но до ночи,
думаю, доберемся. До ночи, я надеюсь, мы будем уже по ту сторону. Желательно,
конечно, спуститься как можно ниже.
– Пошли, что ли?
– Пошли.
Ночь застала их черт знает где, но уже за перевалом. По
плану Неджметдина, они должны были заночевать в каком-то жилище отшельника,
выбитом в камне. Но такового им не попадалось. Вроде бы, по прикидкам, они не
дошли до него приблизительно километра два. А может, и вообще умотали не в ту
сторону. Шайтан тут разберет, где они, где жилище, где этот храм судьбы. Что тут
поймешь без нормальной карты! То, что нарисовал якобы грамотный сын
Неджметдина, могло сойти за карту разве что у народов, не знакомых с
топографией, а то и с письменностью вообще. Какие-то наскальные рисунки,
скопированные на бумагу. Ну что это, скажите на милость, за обозначение –
обведенное в кружок рогатое чучело! Как это прикажете привязывать к местности?!
Хорошо хоть, со слов этого, прости господи, художника Алексей подписал:
«Отдельно стоящая скала, видом напоминающая голову оленя». Но и то было слабым
подспорьем в одолении незнакомых местностей. И потом, там где восточному
человеку видится рогач, западный усмотрит инопланетянина или фаллос…
Вдобавок хан Неджметдин явно переоценил их скороходческие
качества. Друг Неджметдин, строя расчеты, держал в уме не иначе кого-нибудь
вроде маленького Мука, сигающего через горы и долины в волшебных сафьяновых
туфлях. Они же с Гриневским так не могут, они обуты в тяжелые армейские
ботинки, от которых волшебства фиг дождешься.
Короче говоря, пришлось заночевать, где застала рухнувшая с
неба ночь. Не идти же на ощупь, чтоб свалиться друг за другом в пропасть, как
слепцы на известной картине.
Насчет того, можно или нельзя разводить костер, инструкций
не поступало. Здравый смысл подсказывал, что лучше бы этого не делать, мало ли
кого принесет на огонек, но не разводить было смертоубийственно – вместе с
ночью пришел холод гораздо сволочнее равнинного, холод, от которого и под
бушлатами не спрячешься.
Поскольку они понимали, к чему дело идет, хворосту
насобирали по дороге. Да и под стоянку присмотрели местечко, где торчало
невысокое и корявое засохшее деревце. В общем, на ночь сушняка должно хватить.
На костре разогрели банки тушенки. Вскипятили в алюминиевой
кружке чай. Кипятили и пили из единственной кружки по очереди, потому как
напитки они употребляли разные: Карташ – нормальный крепкий чай с сахарком,
Гриневский – чифирек…
А вокруг вздымались черные громады гор, накрытых холодным и
прозрачным, как хрусталь, небосводом, с которого таращились среброглазые
звезды. Горный мир спал, но тишина здесь господствовала совсем другая, не та,
что в мертвом городе Уч-Захмет до появления наркокурьеров. Там стояла затхлая
могильная тишь, если ее нарушит какой-либо звук, то он прозвучит столь же зловеще,
как скрипы и шорохи на ночном кладбище. Здесь же тишина была живая, осязаемая,
густая и, черт побери, величественная. Вот внизу взвоет или разразится ревом
какая-нибудь зверюга, хлопая тяжелыми крыльями, пролетит слившаяся с мраком
птица, обрушатся камни – и камнепад еще долго-долго громыхает, дробясь на
мелкие звуки. Романтика, блин…
Карташ сказал негромко:
– Ты видел такой фильм про двух англичан-авантюристов,
которые полезли за золотом в горы Афганистана? То есть вот сюда же, – он
вытянулся возле костра, положив голову на рюкзак, закурил. – В начале века
дело происходит. Пронюхали они каким-то образом, что там имеется маленькая, но
очень недоступная страна, где пока ни один белый человек не бывал, зато полно
желтого металла. Шон Коннери там играл, и еще один, английский актерик, не
помню, как кличут. Названия тоже не помню. А заканчивается кино плохо, прямо
скажем, не по-голливудски, без всякого хеппи-энда. Но очень жизненно: Шон
Коннери ласты склеивает, а его дружок еле оттуда ноги уносит, возвращается ни с
чем. Не смотрел? Ну, неважно. Так вот, те горячие английские парни пробирались
так же, как мы, горными тропами. Правда, им приходилось еще хуже, они там от
безнадеги даже собрались ручонки на себя наложить, так все было плохо. Ну,
утешил я тебя хоть немного? Ведь обычно, когда кому-то сложнее, чем тебе, это
утешает. Ну да ладно. Вспомнил я этих англичашек вообще-то по другому поводу.
Вспомнил я, что когда глядел тот фильм, то чуть ли не жалел, что нет уже на
земле подобных уголков...
– Уже тогда мечтал о карьере авантюриста? –
хмыкнул Гриневский.
– Возможно, мин херц, возможно. Но я о том, как же я
все-таки ошибался насчет заброшенных уголков. В Сибири, блин, обнаружил, что
все не так уж плохо по этой части. В той же тайге еще полным-полно мест, где не
ступала нога человека. Или ступала, но наследить, слава богу, не смогла… а то и
не успела. Азия, она умеет оберегать свои секреты. А вокруг нас тоже, между
прочим, Азия. Вдобавок дикая, не облагороженная западной цивилизацией. Так что
заброшенные города, а уж тем более какие-то руины, хранящие захоронки ушедших
веков, на Шоне Коннери не закончились…
– Думаешь, там, куда мы пехаем, есть рыжевье? –
лениво поинтересовался Гриневский, не спеша прихлебывая чифирек.
Карташ поморщился.
– Не-а, не думаю. Увы, не стоит переоценивать
религиозное величие аборигенов. Слишком хреново им здесь жилось, слишком
долго... – какое там долго! – сто с лихвой лет непрерывно воюют! Не
один хан, так другой выскреб бы все золото и махнул на оружие и жрачку… А вот
то, что, по их мнению, продать нельзя, но за что археологи и музеи отсыплют
немалые денежки в твердой валюте, вполне могло сохраниться до нынешних дней и в
наилучшем виде. Например, какая-нибудь каменная баба эпохи иранских Ахеменидов.
Или обломок забора, на котором лично Магомет матерное слово вырезал. В тутошних
местах, знаешь ли, история бурлила. И кого тут только не было, кто тут только
не паханствовал. И Саша Македонский, и Парфянское царство, и арабы всех видов,
и вездесущие татаро-монголы, и Тимур небезызвестный, и турки-сельджуки, и… и до
дури кого еще. Так что есть дополнительный стимул для нашего путешествия. Это я
к тому, что вдруг других стимулов не хватает…
