Не приходилось сомневаться, что за стрелки такие свалились
на нашу голову. Подоспели шахские охраннички, что стерегли подступы к
священному озеру. Быстро подоспели, надо сказать, еще б немного, и все стало бы
гораздо горячее.
Но чего не случилось, того не случилось, а с неслабой, но
все же выносимой болью он мог плыть дальше. И плыл. Прежним, освоенным
маршрутом. Выход в горизонталь колодца, темнота, в которой он вновь
отталкивался пятками и хватался за выступы руками, вертикальный подъем… Все.
Воздух. Тепло жаркого дня.
Карташ выбрался на камни, оставляя мокрый след. Поднялся
наверх, к Гриневскому, тем же, петляющим меж камней путем. Таксист, просунув в
естественную амбразуру ствол автомата, вел прицельный огонь.
– Еще двух срезал, – сообщил он, не оглядываясь.
Алексей быстро, перевыполнив все солдатские нормативы,
оделся.
– Уходим.
– Уходим так уходим, начальник.
– Сколько их там, не определил? – спросил Карташ,
подхватывая вещмешок.
– Десяток точно. А может, и поболе.
– Ну ладно…
В диверсантском деле главное – суметь уйти. Подобраться, покуролесить
вволю – это ровно полдела, фифти процентов от общей победы. Никто не говорит,
что первая половина дела проста, но когда ты себя уже обнаружил, когда поднял
на уши всех кого можно, тогда все сразу многократно усложняется.
Алексей видел только один шанс выскочить из петли, в которую
они просунули собственные головы. Дело даже не в том, чтобы преподнести
преследователям нечто неожиданное. Шаховы хлопчики, думается, готовы к
неожиданному, поскольку один сюрприз в виде колодца, сообщающегося с озером,
они уже получили. Значит, не должны сомневаться, что и трасса отхода заранее
продумана хитромудрыми и чересчур информированными киллерами. Шаховы хлопчики
станут землю рыть со всем прилежанием, проверять даже самые бредовые
предположения. Причем в прямом смысле станут рыть – если диверсантам известен
один потайной проход, запросто могут быть и другие, не менее потайные лазы.
Поэтому следовало преподнести им на блюдечке нечто совсем уж
бредовое, немыслимое. Нечто уж совсем запредельно дикое, что никак не сможет
прийти в головы боевикам. А самым диким и немыслимым было…
Никуда не отходить, остаться на месте. То есть там, куда
непременно и очень даже скоро нагрянут боевики. Ну, не совсем уж в точности там
же, не тютелька в тютельку, можно ведь чуть-чуть подкорректировать дислокацию,
перебравшись двумя камнями выше. Как бы забраться на крышу того укрытия, в
котором они находились допрежь, и затаиться там до темноты.
Косность мышления – вещь, что ни говори, сильная.
Представьте себе такую картину: какой-нибудь снайпер застрелил с крыши дома
депутатишку. Ясно, что понаехало милиции, коя быстро обнаружила позицию
стрелка, нашла стреляные гильзы, брошенную снайперку. Так вот: станут ли менты
искать снайпера на крыше, когда у того была уйма времени уйти и скрыться?
Маловероятно. Разве что у них найдется собачка… Да, если у шаховых боевиков
вдруг прихвачен с собой мухтар, тогда да… тогда шансы выжить покатятся к нулю,
как пушечное ядро с горы.
Стараясь не думать о потенциальной собаке, они перебрались
двумя камнями выше. Кстати, пришлось попотеть – высота невелика, но лесенки с
собой, звиняйте, нету. Больше всего Карташ боялся оставить след на выступах –
куда ставил ногу, за что хватался рукой – но вроде обошлось. Забрались. И
залегли на очень узкой и неровной, полной острых граней поверхности. Но тут уж
не до удобств.
Шаховы боевики разыскали их предыдущую позицию не очень-то и
быстро. Вроде и видели, откуда стрелял неизвестный гад, но поди разыщи проход к
тому самому месту. В конечном счете разыскали, конечно.
Внизу, в пугающей близи раздались голоса. Шестерки шаха – а
кто еще? – обменивались короткими злыми репликами. Что-то зазвенело,
покатилось – гильзы, конечно. Потом один голос донесся чуть издали, несколько
раз повторив одну и ту же фразу. От колодца, догадался Карташ. Зовет за собой
остальных. Голоса тех, кого позвали, тоже стали удаляться в сторону колодца.
(«Человека три-четыре, – прикинул Карташ, – обнаружь они внезапно мое
с Таксистом укрытие, можно еще потрепыхаться…») Потом обладатели гортанных
голосов вернулись, с минуту потоптались возле щели, через которую стрелял
Таксист, и ушли…
И больше никто не тревожил их диверсантский покой до самой
ночи. Да и никаких звуков не доносилось до них – за исключением двух коротких
автоматных очередей.
Когда стемнело, они спустились с камней. Естественно, не
удержались – бросили взгляд в смотровую амбразуру. Озеро блестело, как
оловянное блюдце, тихое и покойное. Трупов возле него, ясный хрен, уже не было.
А белеющие в ночи руины выглядели сейчас именно тайной веков – и ничем иным. «А
может, нырнуть еще разок и достать что-нибудь со дна?» – пришла в голову
Карташа шальная мысль. Но Карташ ее отогнал, как назойливого и бестолкового
ночного мотылька.
Они могли налететь на засаду, выставленную на тропе. Очень
даже могли… Но – не налетели.
Ясно, что часть людей шаха отправилась восвояси, унося трупы
убиенных. Им задерживаться было никак нельзя – по мусульманским обычаям, надо
предать тело земле то ли в течение суток, то ли до захода солнца, Алексей
точняком не помнил. Другие же боевики, видимо, ограничились осмотром ближних
окрестностей и, решив, что скрывшиеся в неизвестном направлении диверсанты уже
недосягаемы, тоже отправились по домам. Вероятно, забираться слишком далеко
людей шаха не тянуло еще и по той простой причине, что столь хорошо
подготовившиеся к акции диверсанты запросто могли прихватить с собой и группу
подстраховки…
Словом, как бы там ни было, а обратный путь для Карташа с
Гриневским вышел всего лишь прогулкой. Нервной, не позволяющей ни на секунду
забыть об опасности, но – прогулкой… А любая прогулка имеет свойство
заканчиваться.
Глава 12
Лекарство от скуки
Двадцать первое арп-арслана 200* года, 21.56
То, что в кочевье что-то изменилось, они поняли издалека,
неким восемнадцатым чувством ощутили. И переглянулись. Проводник из лагеря,
молчаливый и невозмутимый, как статуя Будды, дождавшись их, вот спасибо, после
выполнения задания, ни о чем не спросил и обратно пер без остановок и задержек.
До стойбища они добрались, что характерно, опять же к вечеру и еще на подходе
почувствовали: что-то не так. Некое напряжение было разлито в воздухе, что-то
неуловимое переменилось в настроении кочевников. Въехали в лагерь, и Карташ
сразу приметил огромный черный внедорожник, стоящий возле загона для лошадок –
раньше его не было. На всякий случай он снял «Глок» с предохранителя, отметив
краем глаза, что Гриневский положил автомат поперек седла. Значит, не одному
Алексею показалось…
Хан Неджметдин ждал их возле своего шатра, в окружении целой
толпы сподвижников, освещенной колеблющимся светом костров, все таращились на
вернувшихся диверсантов и молчали – словно с радостным нетерпением ждали
чего-то, что они сейчас отмочат убойную шутку. Маша и Джумагуль тоже были тут,
стояли по обе стороны от хана, и выражение их бледных лиц очень Карташу не
понравилось. Машка была перепугана. До смерти перепугана. Она смотрела на
приближающуюся троицу с видом человека, которому уже зачитали смертный приговор
и уже намылили веревку.
