– Я выбираю бой, Недж, – сказал Алексей. – И
я сам буду драться – потому что мои люди не виноваты в том, что произошло в
Уч-Захмете…
Захохотали все – и кочевники, и угловые. Не смеялись только,
ясное дело, четверо обладателей платинового сокровища.
– Ты не понял, Яланчы, – мягко возразил
Неджметдин, когда смех утих. – Бойцов и с той, и с другой стороны выбираю я.
И я уже сделал выбор... Видишь ли, Яланчы, в моем лагере по вечерам скучно,
заняться особо нечем, развлечений никаких. Поэтому я и хочу, как у вас говорят,
убить двух зайцев – и ваш спор решить, и занять приятным зрелищем моих людей. А
какое развлечение, скажи пожалуйста, в том, что двое мужиков выйдут в круг и
начнут мутузить друг друга почем зря? Да мои люди забавляются этим каждый день,
а я и не препятствую – воин всегда должен быть в форме… Нет, Яланчы, я решил,
что сегодня мужчины драться не будут. Сегодня будут драться жен… Хач!!!
Оказывается, несколько местных стояли на стреме, пасли
поляну с самого начала разговора, и не успел он коснуться рукояти «Глока», как
повален в пыль, оглушен, обезоружен… Рядом взвыл Гриневский – его тоже
скрутили.
– Ай-ай-ай, Яланчы, – как сквозь вату донесся до
него голос хана. – Я просил не хвататься за стволы, я сказал, что доверяю
вам… Итак, твое слово сказано: ты выбрал бой. Признаться, я рад. Вставай.
Их поставили на ноги, крепко придерживая за локти. Хлыщ
веселился уже совершенно в открытую, разве что грабки не потирал от
удовольствия.
– Гнида! – крикнул Гриневский, отплевываясь
кровью.
– Продолжаем, – не обратил на него внимания
Неджметдин. – Бойцы назначены, время и место определены – здесь и сейчас.
Правила просты: нельзя пользоваться оружием, нельзя прибегать к помощи
друзей-товарищей. Соперникам нельзя помогать, но можно подбадривать криком из
зала. Поверженного противника можно убить, можно оставить в живых. Вот и все...
А теперь попрошу милых дам на сцену.
От толпы отделился квадратный урка, вышел на середину,
шутовски поклонился и помахал зрителям ручонкой толщиной чуть ли не с
телеграфный столб. Или надо говорить – поклониласьи помахала? Карташ всмотрелся
и аж передернулся от отвращения: ну точно, это ж баба! Вон и бедра кое-какие
просматриваются, а характерный бугорок на штанах спереди, напротив, отсутствует
напрочь... Мужеподобная, здоровенная корова несколько раз ударила себя кулаком
по раскрытой ладони другой руки, попрыгала на месте…
А потом, на негнущихся ногах, как испорченный робот, на
арену шагнула Маша.
.........
Несколько последующих минут выпали из памяти Алексея
Карташа. Кажется, он снова вырывался, орал что-то, угрожал и молил. Потом
наступило полное отупение, он мог только стоять и смотреть в безысходной тоске,
в беспомощной ярости, как аборигены запалили еще несколько костров в бочках
из-под бензина и споро расселись в кружок, как в центр этого круга вышли
Доширак и Маша. Боевая подруга на Карташа не смотрела, она была сосредоточенна
и серьезна. Она дрожала, ее буквально колотило, но она держалась. Пока
держалась.
Полностью же в реальность Алексей вернулся, когда Джумагуль
взяла его руку в свою и зашептала на ухо:
– Не бойся, не бойся, все будет хорошо…
Оказывается он сидел на голой земле, в первом, так сказать,
ряду зрительного зала, все кочевье, казалось, собралось здесь, а Гриневский
удерживал его за плечи и безостановочно матерился шепотом.
– Я убью тебя, Недж, – внятно сказал Карташ. Хан,
сидящий на подушках на противоположной стороне площадки, его игнорировал.
Маша подумала и стащила через голову свитер, оставшись
только в лифчике и джинсах, даже кроссовок на ней не было, видно, сняла еще
раньше. Доширак презрительно фыркнула, но ее примеру последовала – скинула
ветровку, надетую прямо на голое тело. Бюста под курткой не обнаружилось – так,
две какие-то несерьезные выпуклости с огромными сосками на бочкообразной
грудной клетке, зато бледный торс был столь щедро изукрашен татуировками, что
производил впечатление майки. Краешком сознания Карташ машинально разгадывал их
значения: активная лесбиянка, разбойное нападение с убийством, пять лет
отсидки, три года отсидки, глухая отказка, побег, нападение на сотрудника зоны…
М-да уж, биография… Тяжеленные говнодавы она стаскивать не стала.
Неджметдин осклабился и хлопнул в ладоши.
И Доширак тут же танком поперла вперед, работая руками, как
снегоуборочная машина, без всякой техники, но одного такого удара для
неподготовленного человека хватило бы, чтобы свалиться в глубоком нокауте. Маша
была человеком неподготовленным, однако почему-то первая атака бабищи цели не
достигла – ее удары месили воздух в том месте, где вот только что, миг назад
стояла хрупкая городская девушка… Толпа выла от восторга, топала ногами, орала,
свистела. Карташ на какое-то время даже забыл о своих страхах и включилсяв
процесс – столь невероятным было зрелище. Маша работала, никаких сомнений,
может быть, не слишком уверенно и четко, но работала, причем в совершенно
незнакомой Алексею манере! Она извивалась, крутилась на месте, казалось,
беспорядочно махая руками-ногами, но ни один удар соперницы пока цели не
достиг. Доширак завизжала, попыталась схватить ее в охапку, сжать в объятиях,
задушить, сломать кости, Маша выскользнула из кольца, легким перемещением
очутилась за спиной бабы-терминатора, взмах руки – и кулачок влепился в почки
уркаганши.
Доширак пошатнулась, но на ногах удержалась. С разворота
ударила Машу ногой, и та покатилась по импровизированной арене.
Джумагуль что-то выкрикнула по-туркменски, что-то вроде:
«Гылыч-гельды!», и Маша вскочила на ноги. Рот ее был в крови, в глазах появился
незнакомый, страшный блеск.
– Я тебе п…ду порву, сука!!! – заорала Доширак и
вновь ринулась в бой.
Удар, уход, нырок под локоть, удар, блок, захват! Прыгающие
языки костров скрадывали движения гладиаторш, не позволяли уследить за всеми
маневрами и перемещениями. Доширак визгливо выплевывала всевозможные угрозы,
брызжа слюной и кровью (значит, пропустила удар в голову, никто и не заметил –
когда), но добраться до верткой соперницы не могла. Она уже вымоталась – с
самого начала, уверенная в быстрой победе, взяла слишком большой темп, и теперь
постепенно выдыхалась. Толпа ревела. Джумагуль время от времени выкрикивала
непонятные слова, адресованные несомненно Маше. «Мочи ее, мочи!!!» – вопил
хлыщ… А Маша молчала. Молчала и танцевалапо арене. Карташ понял, чего она
добивается, и восхитился – ну да, все правильно, уголовная корова весит не
меньше сотни кэгэ, она должна быстро уставать, значит, надо навязать затяжной
бой. И корова купилась, купилась!
И теперь настал черед Маши. Крутанувшись на одной ноге в
полуприседе, она непонятно каким макаром вдруг переместилась почти вплотную к
Доширак, резко выпрямилась... Бендерша не преминула воспользоваться моментом, с
реакцией у нее было неплохо, и ткнула растопыренными пальцами Маше в глаза – но
вот беда, не попала, лишь чиркнула по щеке: Маша успела отклониться, а потом
сложенными лодочкой ладонями резко ударила Доширак в горло, сделала шаг назад…
