Никто не понял, что все уже кончилось. Зрители продолжали
орать, даже невозмутимый хан Неджметдин что-то кричал, рубя воздух кулаком, а
Маша просто стояла, опустив руки, и смотрела на противника исподлобья. Стояла
неподвижно и Доширак, в бесконечном изумлении вылупив зенки. Потом издала
булькающий звук, пошатнулась, поднесла руки к перебитому горлу… и грянулась
всеми своими телесами ничком к ногам дочери начальника зоны.
И опять в памяти Алексея случился провал – он вдруг понял,
что уже обнимает Машку, гладит судорожно по волосам, шарит по плечам, спине,
талии – нет ли переломов и вывихов, и шепчет бессвязно и глупо: «Ну, все, все,
все закончилось, умница ты моя…», – а вокруг неистовствует толпа, и хлыщ
яростно вырывается из кольца вооруженных аборигенов, срывая глотку в
проклятиях, а Маша все так и стоит, безучастно глядя на труп Доширак…
.........
– …Скажи, ты уже не хочешь меня убить? –
прищурился Недж.
Они стояли на окраине лагеря, всходило солнце, и от барханов
протянулись длинные черные тени.
– Если бы с Машкой что-то случилось, я бы до тебя
добрался, – честно ответил Карташ. – Сам бы сдох, но добрался.
– Почему-то верю… Что ж, я искренне рад, что все
завершилось именно так. – Он наклонился к открытому окну внедорожника,
спросил у Джумагуль: – Как, ты говоришь, называется эта борьба?
– Гуйч-дженг, – ответила туркменка.
– Никогда не слышал.
– Никто не слышал. Ее забыли. Может быть, только
старики в далеких аулах помнят, что это такое, но сами приемы уже забылись…
Карташ передернулся, вспомнив о старике Ханджаре в плаще с
бритвами, и посмотрел на солнце. Спасибо дедушке Ханджару, что воспитал такую
ученицу... Когда Недж объявил, что на арене будут драться Маша и слоноподобная
Доширак, Джумагуль, способная ученица Ханджара, двое суток, от зари до зари
обучала боевую подругу азам гуйч-дженга, точнее, рукопашному его варианту. И
обучила. Невероятно, но факт. Видать, и в самом деле крутая борьба – ежели
можно овладеть ею за два дня.
Неджметдин выпрямился, хлопнул ладонью по крыше
внедорожника.
– Что ж… Теперь это ваша машина, ваше оружие и ваше
сокровище. Да поможет вам Аллах, до свидания, Яланчы.
– А вот это уж дудки, – подала голос Маша,
полулежащая на заднем сиденье. Она уже оклемалась после вчерашнего боя и теперь
хотела только одного: поскорее убраться из кочевья. – Прощайте… хан.
– Оружие оставьте себе, – сказал Алексей. –
Пригодится, а мы в цивилизованные места едем, там со стволами не очень-то
походишь.
– А что будет с нашими уркаганскими приятелями? –
спросил Гриневский, куря возле открытой водительской дверцы.
– О, на этот счет не беспокойтесь, – сказал
хан. – Мы уже позаботились о них, больше они вас не побеспокоят.
Распрощались. Недж вернулся в кочевье, Карташ сел в машину.
– Куда едем, начальник? – спросил Таксист.
За него ответила Джумагуль:
– Куда и собирались, в Миксату, там на поезд – и к
Дангатару… Бензину хватит?
– Хватит и обратно вернуться, если забыли чего. Тачка
правильная, запасные канистры есть, по песку как по асфальту пойдет. К вечеру
долетим.
И он включил зажигание.
Часть 3. Танцы вокруг трона
Глава 13
У самого синего моря
Двадцать третье арп-арслана 200* года, 10.05
С билетами на вокзале в Миксате им не слишком повезло – не
оказалось полностью свободного купе. Однако вопрос удалось разрулить еще до
отправления. В их распоряжении оказалось собственное купе, в котором хоть пей,
хоть пляши, хоть оборону держи.
Они отсыпались. Они проспали добрых две трети пути.
Остальную часть пути отлеживались и отъедались. То есть поступали совершеннейше
по-солдатски. Оконные занавески отодвигали редко, в окна не глядели почитай до
самого Небит-Дага. Разве что – когда поезд подъезжал к какому-нибудь городу. А
разглядывать окружающие железную дорогу пейзажи после недельного странствия в
«теплушке» – нет уж, увольте, наелись.
Ничего особо экзотического в туркменском поезде не было,
если не считать, что в одежде пассажиров преобладал национальный кутюр. Порядки
же – в точности сохранившиеся с советских железнодорожных времен: и чай подают,
причем в старых добрых подстаканниках, и не забывают будить пассажиров перед
станцией назначения, и подметают вагон два раза в день. Ну, разве что одно
отличие имелось. Карташ, токмо интересу ради, спросил у проводницы про водку,
та ответила, что водка есть в вагоне-ресторане или в буфетах на станциях, а они
сами, видишь ли, не торгуют.
За восемнадцать часов они пересекли Туркменистан с востока
на запад и сошли с поезда в городе Небит-Даг. В Небит-Даге пробыли всего
полчаса, за которые успели добраться на попутке до автовокзала, съесть по
чебуреку (что размером с добрый лаваш, а уж стоит, в рубли переводя, такие
гроши, что слеза прошибает от умиления) и занять места в отправляющемся
автобусе.
До места они добирались на старом добром «львовском»,
которыми в советские времена была укомплектована большая часть маршрутов и
которые нынче в России уже и не встретишь, разве только в совершеннейшей
глухомани. Как и положено «львовским» автобусам, в салоне припахивало бензином,
а в районе заднего сиденья так и просто нещадно воняло. Старое железо
громыхало, как гвозди в ведре, словно заранее предупреждая: «Если я рассыплюсь,
не судите меня строго, о люди».
Смотреть на пески мочи уж не было. А за окном мельтешили в
основном они, проклятые. Это желтоватое однообразие разбавляли лишь аулы и
небольшие города, куда заезжал автобус, не пропускавший ни одного населенного
пункта.
В туркменском автобусе – сколько бы людей не входило,
сколько бы не выходило – стойко держалось молчание. Карташу припомнились
грузинские автобусы с их несмолкаемой многоголосицей, с кочующими по салону
перебранками, с бурной жестикуляцией. Что ж, разная ментальность – разные
автобусы.
Ехали, ехали...
И вдруг увидели Большую Воду.
Как-то так просто без фанфар, без предупреждения водителя по
громкой и какого бы то ни было оживления пассажиров автобус обогнул очередной
бархан, и они увидели лазурную бескрайность Каспия.
И мигом на душе посвежело.
В городе, в котором автобус высадил пассажиров возле
обшарпанного бетонного сарая под большими буквами «Автовокзал», они не задержались
ни на одну лишнюю минуту. Прошли его насквозь быстрым шагом, спустились к морю.
Маша тут же скинула кроссовки, засучила штаны и вошла в воду по щиколотку.
– Как хорошо-то, господи! – она зачерпнула
ладонями воду и вылила на себя, запрокинув лицо. – Как хочется купаться!
