– И сразу возникает еще вопрос: а согласится ли он
сам? – сказал Карташ.
– Согласится, – твердо сказал Дангатар. –
Ахмурат не глуп и прекрасно осознает, что если хякимом останется Батыр, то его
часы сочтены. Если не убьют завтра, то уж послезавтра всяко.
– Ну хорошо. А где же она, та реальная сила, способная
помочь Ахмурату взять власть в велаяте? Ну и нам заодно помочь в решении наших
маленьких проблем?
– Я бы не стал об этом и заикаться, Алексей, если бы не
видел выхода. Сегодня ночью сюда приедут люди, за которыми стоит реальная сила.
– И кто эти люди?
– Воры, Алексей. Ашхабадские воры.
Глава 15
Тиха каспийская ночь
Двадцать пятое арп-арслана 200* года, 23.18
Вот же привязалась немного пошловатая, но отвечающая моменту
песенка:
Под солнцем южным, как под грудью у мадам –
немного жарко, но до одури приятно.
И все фланируют под им туда-сюда,
А я фланирую под им туда-обратно…
Карташ сфланировал под имна Каспийское море. Сфланировал в
одиночестве.
Гриневский остался с Дангатаром вспоминать былые дни – им
было что вспомнить и было кого помянуть.
Машу Карташ нашел в отведенной ей комнате. Она спала, а
может, делала вид, что спит. Раз так, Алексей решил оставить ее в покое.
Джумагуль вообще куда-то запропала.
И он отправился на море. А почему бы и нет, собственно?
Когда еще выпадет такая возможность…
Он выкупался и теперь просто лежал на песке, наслаждаясь
теплым вечером, шумом прибоя и хоть временным, но все же покоем. Мгновенный
курорт – вот как можно окрестить его вылазку на пляж. Он лежал навзничь,
раскинув руки, и ему казалось, что если вот так жить в доме на берегу моря, то
ничего уже больше не надо. Никаких авантюр с непредсказуемым финалом, никаких
сокровищ и роковых тайн. Наверное, в таком месте душа и может обрести
долгожданный покой, который во всех прочих местах нам только снится...
Как бывает сплошь и рядом, мысль причудливым образом, этакой
вольной бабочкой перепорхнула на иной предмет. И, повинуясь ее прихоти, старший
лейтенант ВВ (пожалуй, уже бывший, а, господа?) Алексей Карташ призадумался о
том, как же герр Дангатар организовал охрану своей персоны, что ничуть не
беспокоится за свою безопасность.
В общем... при всей своей открытости ветрам это место не
столь уж и легкодоступно. Или морем можно добраться, или посуху – по
единственной, идущей от города дороге. С морскими стежками ясненько: плавает
караульная лодочка, оборудованная мощной оптикой и радиосвязью. Да, наверное, и
не одна такая лодочка плавает. Что же касаемо сухопутья, то при выезде из
города, видимо, какой-то местный житель отрабатывает зарплату наблюдателя. А
поскольку городишко махонький, все друг друга знают, то любое новое лицо, а уж
тем паче группа лиц не может проскочить незаметно. Ежели наблюдатель, простите
за тавтологию, по жизни наблюдательный, то сразу и без труда отличит опасных
гостей от всякой прочей всячины. И вовремя просемафорит.
А то еще, очень может быть, живет в начале приморской
деревни прикормленный человечек, вся задача которого сводится к тому, чтобы не
отходить от дома и не расставаться с рацией. Ну и в случае поступления
условного сигнала выкатить на дорогу какой-нибудь старенький трактор с прицепом
и развернуться в заранее присмотренном месте так, чтобы перекрыть дорогу. А
перекрыв, разумеется, заглохнуть. Пока ругаются, сталкивают, объезжают –
выигрыш времени...
Услышав за спиной шорох, Карташ перевернулся на живот. Ира.
Она шла, зарываясь босыми ступнями в песок, держа в руках туфли, через плечо
было перекинуто полотенце.
– Купаемся?
Она опустилась рядом с ним. Карташ сел, подогнув под себя
ноги. Представился без затей, званий и регалий:
– Алексей. А то как-то неудобно получается, Ира, я вас
знаю – вы меня нет.
Она рассмеялась.
– Я ведь женщина. Имя женщины в наших палестинах не
велика важность. Как и сама женщина... Вы знаете, что туркменская женщина за
свою жизнь может поменять имя три раза? Причем все три раза не по своей воле и
охоте. Сперва она получает чын-ады, то есть имя, данное при рождении. Потом
чын-ады зачастую, если не сказать всегда, вытесняется йоргунли-ады, что в
переводе означает «ходовое имя». Причем прозвище может быть и обидным,
допустим, Худышка. Так и ходят с ним, даже когда из худышки превращаются в...
нехудышку. Во время же бракосочетания, когда невесту приводят в семью жениха,
она называет своей новой семье и свое чын-ады, и свое йоргунли-ады. Если ни то,
ни другое имя не нравится родне жениха, то женщине придумывается новое имя.
– Да уж, легких путей на Востоке не ищут, это я уже
понял… Но ваше имя после бракосочетания, как я понимаю, уцелело?
– Имя-то уцелело... – произнесла она с непонятной
интонацией. Потом со свойственной женщинам последовательностью сказала: – А
знаете, я и купаться-то хожу по ночам потому, что честной женщине показывать
свои прелести в неприкрытом виде строго воспрещается. Ну, кроме как законному
мужу. Только я сказала мужу, что жить у моря и не плавать в нем – это все равно
что жить с женщиной и не... спать с ней. – Она снова рассмеялась. –
Представьте, добилась своего – дал согласие на купания. Но исключительно
ночные.
Она скинула платье. Карташ невольно залюбовался ее сильным,
пышущим здоровьем, налитым телом. «В нашем велаяте девочки што надо». Почему-то
сегодняшним вечером в голову лез один шансон…
– Не хотите со мной? Или вы уже наплавались?
– За последние дни я так соскучился по воде, –
сказал Карташ, поднимаясь с песка, – что наплаваюсь нескоро.
Вслед за Ириной, невольницей ночных купаний, Алексей с
разбегу бултыхнулся в прибойную волну. «Нет, как хорошо жить у моря!» –
невольно повторился он в своих восторгах, скользя дельфином под водой. Ну, в
общем, Карташ не был оригинален – тоже самое восклицают все белопузые
курортники в первые два дня отпуска на море. Правда, те же курортники, когда
отпуск переваливает за экватор, уже и на море-то не каждый день выбираются, уже
высчитывают по календарику, сколько дней осталось до отъезда.
Они плыли рядом, не торопясь – куда и зачем
торопиться? – наслаждаясь теплой приветливостью каспийской воды. Над
Туркменией утвердилась ночь, на небо выкатилась луна и достаточно неплохо
справлялась с подсветкой моря и его берегов.
– А вас не беспокоит, как выражались в ранешниевремена,
что своим обществом я могу вас скомпрометировать...
Выговаривая столь длинное слово, Алексей хлебнул «огурчика»
и вынужден был отплевываться.
– Не боюсь, – она перевернулась на спину,
разбросала руки, отдыхая на легкой, едва заметной волне. – За годы
безупречной службы в звании жены могу себе позволить, чтобы меня разок и
скомпрометировали.
