– Удивляюсь, как столь очаровательная юная дама
путешествует без почётного эскорта… и даже без багажа, – мигом нашёлся
Алексей, прогоняя из головы образ убитого Дорофеева.
И тут, как по заказу, в диалог вмешался чей-то насмешливый
голос:
Я встретил красавицу. Россыпь хрустела,
Брусника меж кедров цвела.
Она ничего от меня не хотела,
Но самой желанной была…
В дверном проёме нарисовался ещё один доселе незнакомый
Карташу персонаж – высокий белобрысый тип, примерно ровесник Алексея, с
холодными, цепкими глазами. Одет он был по-туристски: в джинсы и брезентовую
куртку. За плечами рюкзак – надо думать, его собственный, а в каждой руке по
объёмистой сумке – надо думать, набитой вечерними платьями дочурки.
– А вот и эскорт, и багаж. Познакомьтесь: Алексей. А
это Геннадий, аспирант исторического факультета Шантарского универа. Гена – мой
счастливый попутчик, уж не знаю, как бы я без него управилась со всеми этими
тяжестями. И в дороге было веселее. Мы же подбросим его до посёлка,
правда? – И прибавила, чертовка, с лёгкой примесью лукавства:
– Надеюсь, вы подружитесь.
Геннадий освободил правую руку от сумки, нисколько не
покачнувшись от двойной тяжести в руке левой. Ладонь у историка оказалась
железной. Силён, однако, кабинетный жук…
– Поражены крепости каменной моей десницы? –
усмехнулся аспирант, как бы между прочим, но с явным интересом разглядывая
посиневшую после вчерашней драчки губу Карташа и обильно смоченную свинцовой
примочкой припухлость на скуле. – Я ж археолог, с лопатой дружу уж сколько
лет… Который год полное лето в поле, а поскольку всего лишь аспирант, а не
доцент, то копать приходится от утренней зорьки и до самой аж до вечерней…
Да и в городе не запускаю себя – за бумагомарательскими-то
обязанностями… Кстати говоря, к вам тоже откомандирован на предмет проведения
раскопок.
– Вы в одиночку копать будете, да? Али экспедиции уже
не в моде? – невинно спросил Карташ.
И вдруг поймал себя на том, что этот турист-супермен его
раздражает. И нет никакого желания подвозить его до посёлка, нехай сам
добирается, вот взять бы и сказать: мол, не положено брать попутчиков на
служебной машине… Но как тут откажешь, когда он дорогу помог скоротать самой
дочери «хозяина»!
– Я всего лишь должен провести археологическую
разведку, – аспирант расплылся в улыбке, продемонстрировав ровный строй
прямо-таки американских зубов. – Где, что. Наметить место под разбивку
лагеря. В первую очередь мне поручено определиться в целесообразности
проведения раскопок.
– А у нас что-то закопано? – искренне, честное
слово, заинтересовался Карташ. – Типа могил незаконно расстрелянных в годы
культа личности?
– Возьми на дорожку, доча. – Из-за широкой спины
аспиранта появилась кассирша Макаровна со свёртком из шуршащей бумаги. –
Дай-ка я тебе в сумку положу. Пирожки с яблочками лучше меня в Парме никто не
печёт. А в вашем-то Шантарске так просто забыли, что такое пироги из настоящей
печи…
Ну-ну, девочка завоёвывает Парму, сказал себе Карташ,
мысленно тряхнув головой. Выходит, папашина дочь, помимо землекопа, успела
очаровать ещё и старушку, которая мало того что дозволила дожидаться машины в
служебном помещении, так ещё, конечно, и чаем поила, и пирожков в дорогу дала…
(Та ещё старушка, между прочим и к слову говоря. Этого,
разумеется, он юной студенточке из Шантарска рассказывать не станет… хотя мог
бы – чтобы получила представление об обманчивости видимости. Макаровна, которая
сейчас в платочке с цветочками, в вязаной кофте и с очочками на носу,
Макаровна, которая смотрится доброй бабушкой, просто-таки обязанной баловать
внуков леденцами и баюкать сказками… Так вот именно Макаровна была в молодости
более чем удачливой наводчицей, известной по всему Шантарскому краю.
Симпатичная, с хорошо подвешенным языком, богато одетая, она ходила по дорогим
столичным парикмахерским и домам мод, где убивали дневное время спутницы жизни
своих обеспеченных мужей. Она знакомилась с ними – сиречь со спутницами –
входила, как говорится, в доверие, под тем или иным предлогом попадала в
богатые дома, узнавала распорядок жизни в оных домах, иной раз ей даже
удавалось сделать слепки с ключей…
Ну а «работу» по избавлению жилищ от денег и ценностей
доделывали её подельники.
Дальше всё просто, как мексиканский сериал.
Две судимости. Вторую отбывала в здешних краях. В лагере у
неё случилась настоящая любовь с конвоиром-срочником. За пять месяцев до
освобождения забеременела. Срочника перевели куда-то на Брянщину. А его
возлюбленная вышла на свободу с чистой совестью – и на сносях. Приехала в Парму
– чтобы собраться с мыслями, переждать… и в результате осталась навсегда.
Сперва здесь родила, потом устроилась на дорогу, вышла замуж за путейца, родила
ещё одного, состарилась. Всё как у людей. И Макаровна – далеко не самая
легендарная из местных бабушек. Контингент тут такой, что кого ни возьми – есть
свой заворот в биографии…) Прогуливался возле вверенного ему в попечение транспортного
средства, обстукивал колёса носком кирзача заключённый Гриневский по кличке
Таксист (шофёр уазика и по совместительству спаситель старших лейтенантов от
убивцев на Лысом овраге).
Археолог играючи, как депутат словами, погрузил оба баула в
брезентовое нутро уазика, а Маша вздохнула, забираясь в кабину:
– Трудно представить, что творится тут дождливым
осенним сезоном и в весеннюю слякоть…
Карташ, рыпнувшийся было ей помочь – руку там подать,
цветочки подержать или подсадить аккуратненько за талию, – с этим делом
опоздал, проклял себя за то, что совсем одичал в этой глухомани, и увидел, как
шофёр оглянулся – не к нему ли относится столь специальная реплика. Но реплика
относилась не к нему, а вообще… к неразрешимой, как теорема Ферма, проблеме
российских дорог, которая здесь, в Сибири-матушке обострена, словно хроническое
заболевание в плохом климате.
– Зато классикам есть о чём писать, – по
возможности весело сказал Карташ, заглаживая собственный промах. –
Представьте, враз исчезли бы дураки и дороги – где темы брать?..
…Уазик мчался по плавным, как и вообще течение жизни в
сибирской глуши, изгибам дороги посреди тайги. Дорога то сужалась так, что двум
машинам уж точно не разъехаться, то раздавалась вширь, будто ей вдруг тесен
становился лес и подавай сейчас и немедленно бескрайность степных просторов. То
подворачивался крутой извилистый спуск, то пологий подъём, то под колёсами
прогрохочет бревенчатый мостик через белый ручей, то приходится сбрасывать
скорость до самой осторожной, потому как овраг подобрался уже к самой дороге и
даже подмыл край. Археолог Гена занял место рядом с водителем, Карташ с вновь
прибывшей дочуркой расположились сзади – что Алексея устраивало более чем: с
его места открывался чудный вид на точёный профиль дочурки, на её коленки, едва
прикрытые лёгкой тканью и на два небольших полушария, очаровательно
подрагивающих на каждой неровности дороги… Девчушка смотрела в окно и взглядов
старлея как будто бы не замечала, однако Алексей прекрасно знал все эти женские
уловки.
