* * *
– Па-адъём!!!
Распахнув дверь, в барак шагнул прапорщик Богомазов. Из-за
его спины в помещение, бренча автоматными пряжками, ворвались срочники. Чья-то
рука хлопнула по выключателю, и вспыхнули лампы под потолком.
– Встать возле коек! – надрывался
Богомазов. – Каждый у своей!
Жмурясь с просыпу, бурча под нос матерные проклятия,
заключённые сползали с коек, шлёпали босыми пятками об пол, выбирались в проход
между рядами двухъярусных нар. Стоя напяливали на себя робы. Рты раздирала
зевота, глаза слипались, и некоторые совали руки в рукава и ноги в штанины вслепую,
наощупь.
– Всем оставаться на местах, кому сказал, падлы! Кто
шевельнётся – карцер! Шевелиться будете по моему приказу!
Старший лейтенант Алексей остался возле дверей барака.
Прислонившись к косяку, издали наблюдал за мероприятием под названием обыск.
– Эй, начальник, что за кипеж? – донёсся из
дальнего угла чей-то хриплый басок.
– Кто тут вякает?! – от переполняющей его злобы
Богомазов дал петуха, и собственный ляпсус довёл прапорщика до белого каленья.
Молчать, суки!!! Сгною в ШИЗО! Встать смирно! Руки по швам! Кто дёрнется –
попытка нападения, открываю огонь!
Прапору срочно требовалось выместить на ком-то или на чём-то
злость за недосып, и он, схватив первую подвернувшуюся тумбочку, выволок её в
проход, где перевернул дверцей вниз.
Из тумбочки на пол посыпались предметы нехитрого зэковского
обихода: мыло, металлическая кружка, одноразовые станки, конфеты-«подушечки»,
носки, какое-то вязаное изделие в полиэтиленом пакете, растрёпанные книги.
Пёстрой бабочкой на крашеные «грунтовкой» доски спланировал журнал и лёг кверху
названием «Фор Мен Онли», под которым изображающая бурный оргазм блондинка
сжимала ладонями увесистые груди. На печатное изделие коршуном набросился
Богомазов. Он поднял журнал и затряс им, словно жандарм из советских фильмов
про революционеров, откопавший в доме подпольщика большевистскую газету
«Искра». Только вместо лозунгов к свержению самодержавия в руках российского
прапорщика внутренних войск трепыхались женские задницы и груди.
– Порнографию держим, да! Запрещённую законами! Бордели
устраиваем! – И он рявкнул, пнув пустую тумбочку ногой. – Чья?!
– Моя, начальник, – произнёс, переминавшийся с
ноги на ногу, невысокий плотный мужик лет сорока.
– Чья?! – взревел прапор.
– Орлов Дмитрий Владимирович, статья сто седьмая, прим,
один, – покорно забубнил заключённый.
Богомазов, как чеку из гранаты, выдернул из нагрудного
кармана блокнот, пластмассовой ручкой с изгрызенным колпачком быстро занёс в
него данные нарушителя.
– Будет тебе изолятор, приятель. Марш на выход. Ждать
на построении.
Заключённый Орлов потопал к выходу из барака. Богомазов
блокнот в карман не убрал, сжав его в кулаке, двинулся по проходу сквозь строй
ненавидящих взглядов.
– А ну сдать всё неположенное! Кто сдаст добровольно –
получает амнуху от наказаний. Считаю до пяти, сволочи. Кто не сдаст – виноват
сам. Останется без свиданок. Лишение передач. За особо злостные нарушения –
ШИЗО. Всё. Пять прошло.
Богомазов обернулся к хвостом следующему за ним сержанту.
– Чего ждёшь, Минаков?
Сержант из оперов, деревенского вида паренёк, веснушчатый, с
оттопыренными ушами, в ответ пожал плечами.
– Вперёд! – толчком в плечо вывел его из
нерешительности Богомазов. – Всё осмотреть. Каждый сантиметр. Каждую
заначку вынуть. Простучать полы. Прощупать постели.
Сержант, которому, похоже, как лошади, чтобы сдвинуться с
места, требовалось получить плетью по боку, рванулся тормошить подчинённых,
распределять их по бараку, ставить задачи. И начался тотальный, старательный
шмон. Солдаты сваливали на пол постели, матрасы и подушки, переворачивали тумбочки,
простукивали пол на предмет тайничков… в общем, занимались своим делом. Карташ
стоял в дверях и с ленцой наблюдал за приевшейся за годы суетой. Суета, судя по
всему, приелась и заключённым, вот только виду они не подавали. Богомазов,
постукивая блокнотом по ладони, расхаживал по проходу, в который солдаты
вываливали содержимое тумбочек. Двое срочников расстелили простыню, на которую
бросали вещи, признаваемые Богомазовым как неположенные.
– Кипятильник, вашу мать! Спалить нас задумали,
чифирщики долбаные! А эт-то что такое? Никак вилки! Ресторан открываем? Чтоб
было чем пырять? Не положено! Положено ложки. А это что? Подтяжки. Вешаться на
них удумали? Не положено. Ишь, франты нашлись!
Карташ, разминая пальцами сигарету, наблюдал за действиями
подчинённых. Мимо него к выходу из барака топали заключённые, чьи постели и
тумбочки уже прошли досмотр, топали в одной колонне, и деловые, и мужики, и
блатные. Аки волки с агнцами на водопой… Протопал и Таксист Гриневский, глядючи
исключительно в пол. На выходе их обыскивали двое солдат, после чего выпускали
из барака, чтобы те на освещённом прожекторами плацу дожидались, сколько
потребуется, когда выйдет к ним начальство и объявит результаты проведённого
обыска. То есть выйдет к ним начальство и расскажет, кому выпал карцер, кому –
месяц без свиданок и так далее.
До Карташа доносились глухие зэковские бормотания под нос на
тему: «ну, суки, дождётесь», «беспредел полный», «вертухаи оборзели в корягу,
попомните ещё».
Так, стоп! Что-то такое мелькнуло в воздухе и, Богомазовым
незамеченное, опустилось в кучу сваленного барахла. Сам не зная почему, Алексей
дёрнулся было вперёд, но одумался и притормозил. Потом разберёмся. Но издали
похоже на роспись для «пульки»…
– Бутылка из-под портвейна! Под чьей койкой? – тем
временем свирепствовал в проходе Богомазов, похоже, получавший от своей роли
истинное удовольствие. – Ага, Звягин! Ну, Звягин, ты у меня насидишься в
карцере! Карты, оч-чень интересно. Кто не в курсе, что азартные игры
запрещены?! Можно играть в домино, в крестики-нолики в специально отведённых
для того уголках. Можно играть в города! Звягин, ну-ка назови мне город на
букву «хе»?
Барак всё более напоминал дом врага народа после обыска,
учинённого органами НКВД.
Проход был завален тряпьём, бумагами, какими-то объедками,
посудой…
– Здесь закончили, – подошёл к Карташу
разгорячённый, красный, как после бани. Богомазов. – Строить заключённых?
Карташ кивнул:
– Идите. Я вас догоню.
Богомазов не удивился, не до того ему было сейчас, он
стремился к продолжению банкета, в которым был главным действующим лицом.
Его ещё и устраивало, что какое-то время над ним не будет
командира – не надо опасаться внезапной команды «отставить».
Оставшись один в разворошённом бараке, Карташ двинулся по
проходу, невольно наступая на разбросанные вещи. Под подошвами шуршала бумага,
перекатывались пуговицы, что-то громко хрустнуло. Наклонился над замеченной
«росписью для пульки», поднял, развернул.
