Полтора года понадобилось операм, чтобы нащупать, только
нащупать – даже не ниточку, а так, невесомую паутинку, которая, впрочем, и
привела их в окрестности исправительно-трудового учреждения номер **. Где-то
здесь, в радиусе восьмидесяти-ста километров и располагался один из подпольных
соболиных питомников. Некий охотник из Пармы, пойманный за руку за
браконьерство, в обмен на прекращение дела согласился добровольно сотрудничать
с органами – походить по тайге, приглядеться…
И судя по всему, кое-что он углядел. Потому как успел
послать весточку в Шантарск, но более ничего не успел – по причине
скоропостижной смерти от злокачественной опухоли под названием «заточка».
Звали охотника Егор Дорофеев.
* * *
– …Собственно, поэтому я и здесь, – сказал
археолог. – Выяснить, что узнал Дорофеев. На что набрёл в тайге, где
находится питомник… А ты как человек, который последним разговаривал с ним, как
человек неглупый, столичный, можешь мне помочь. – Он остановился напротив
Алексея, посмотрел тому в глаза:
– Вот и весь расклад. Теперь думай.
– Уж не подозреваешь ли ты, что это я охотника
мочканул? – бесцветным голосом спросил Алексей после долгой паузы.
…Сказать, что Карташ чувствовал пустоту в душе, значит
ничего не сказать. В душе был абсолютный вакуум, чёрная дыра, куда со свистом
всасывались все чувства, эмоции, мысли и желания.
И не оставалось ничего. Лишь звенящая, ледяная пустота.
Питомник…
Блядь, всего лишь грёбаный питомник по разведению сраных
млекопитающих семейства долбаных куньих! А он-то, дурак, губу раскатал: не
правительственный секретный объект, какое-нибудь кладбище радиационных отходов,
тренировочный лагерь террористов – да с такими сведениями, выложенными в нужное
время нужным людям – в погонах или в наколках, не суть важно, – с такими
сведениями он и без помощи всяких там археологов в Москву вернётся, на белом
коне и со щитом в руках!
А тут – вонючий питомник…
Дорофеев, сука, ни словечком ведь о ментах не обмолвился!
Хотел, чтоб и нашим, и вашим…
– Конечно, не ты мочканул, – сказал Гена, вновь
садясь напротив. – Тебя-то я проверил в первую голову… Но ведь кто-то это
сделал? И я должен узнать – кто. Чтобы через него выйти на производителей.
– И я тут причём?
– О чём вы разговаривали с Дорофеевым? – быстро
спросил Гена.
Карташ на мгновенье запнулся.
Теперь, когда его высокоумные заключения лопнули как мыльные
пузыри и развалились как замок на песке, скрывать свой интерес к Шаманкиной
мари не было никакого резона. И он уже открыл было рот, чтобы рассказать всё,
но что-то – то ли инстинкт, то ли ещё какое восемнадцатое, неведомое чувство –
заставило ответить иначе, выпалить первое, что пришло на язык:
– О соболях говорили, Гена, о соболях…
– О чём?!
– О них, родимых… – вздохнул Карташ.
Что характерно, сущую правду сказал – их знакомство с
Дорофеевым аккурат со шкурок и началось. Это уже потом, годик спустя, Алексей
решил задействовать охотника в поисках объекта. И начни археолог копать,
простите за каламбур, в его сторону, то многие пармовчане подтвердят: да,
начальник, Егорка Дорофеев многим шкурки продавал, и цирикам, и цивильным,
мобуть, и этому, Карташу, тоже…
И Остапа, как говаривали классики, понесло. Алексей
откинулся на спинку шаткого стула, сцепил пальцы на животе и принялся вещать
почти ласково:
– Да, друг Гена, такое вот совпадение. Ты со мной
откровенен – и я отплачу той же монетой. Покойный Дорофеев мне как раз
шкурки-то соболиные и приносил иногда, а я их в Шантарск переправлял, за толику
малую. Тем и жил… На старлеевскую зарплату разве проживёшь? То-то. Вот и
приходится крутиться помаленьку. Вот в тот вечер мы с ним и обговаривали –
когда, сколько и за сколько. Сошлись, потом в Салун вернулись, он, вроде, ушёл
с кем-то встречаться, я ещё малость посидел и тоже свалил. А вот с кем он
виделся – сие мне неведомо, гражданин археолог, можешь не спрашивать, я в чужие
дела нос не сую, есть такой грешок…
«Со своими бы делами разобраться…» добавил он мысленно.
Гена молчал, и Карташ, мысленно же переведя дух, закончил с
затаённой усмешкой триумфатора:
– Нет, конечно, если мои две-три шкурки и подорвали
весь пушной рынок, то я готов понести наказание – по всей строгости, как
говорится…
Гена молчал. То ли не заметил усмешки, то ли решил не
обращать на неё внимания. Что происходило в недрах его черепной коробки, было
неведомо: лицо было бесстрастным, как у викинга.
– И за что Дорофеев получил пику в живот, ты,
разумеется, не знаешь, – наконец произнёс он. Не вопросительно, а
утвердительно.
– Разумеется! – охотно сказал Карташ. – Но
предположений могу накидать пачку…
– Не надо, – жёстко перебил Гена. – Я и сам
могу… – И добавил негромко, проникновенно – Лёша, мне необходимо знать, на
что он набрёл в тайге. Точнее – где то место.
– Ага, ага, понятно, – закивал Карташ. –
Дошло. Значит, я вызываю дух невинно убиенного Егорки и воспрошаю у него: где,
дескать, то место, которое ты, ещё будучи среди нас, нашёл для нашей доблестной
милиции? Ответствуй, дух, повелеваю!.. Ежели ответит – я возвращаюсь в Москву.
Правильно?
Опер разлил ещё по одной («последняя», – твёрдо решил
про себя Алексей), промялся и сказал:
– Я не влюблённая восьмиклассница, а ты не герой моего
романа, так что мои слова воспринимай как констатацию факта, а не как лесть,
договорились?.. Короче, у Топтунова я прошерстил данные на всех здешних
вэвэшников. И выбрал тебя. Ты не пролетарий, каких большинство и которые только
водку пить и умеют, и не интеллигент, который умеет только языком болтать. Ты
знаешь людей в Парме. Ты знаешь людей с зоны. И те, и те к тебе, в общем-то,
лояльны…
– Я тебя тоже люблю, дорогая, – буркнул Алексей,
но Гена пропустил сию плоскую шутку мимо ушей:
– В Парме есть человек – или люди – от туда из
питомника. Они-то и убрали Дорофеева. И я должен выйти на них. Но я тут человек
чужой, мне не доверяют – в отличие от тебя…
– Вербуешь, да? – Алексей протянул стопку, чтобы
чокнуться с опером – впервые за всё время сих весёлых посиделок.
– Вербую, – просто согласился Гена,
чокаясь. – Но, заметь, не в стукачи, не в «барабаны». Тут всё очень
просто: помогаешь следствию найти убийцу – возвращаешься в Москву… Ну, за
победу.
– За нашу победу, – закончил цитату Алексей.
Опер улыбнулся чуть шире: оценил.
Выпили.
С полминуты Карташ боролся сам с собой: одна половинка его Я
требовала немедля выложить всё суперменистому Гене – раз за колючкой скрывается
примитивный питомник, то искать выгоды в том направлении смысла нету, по
крайней мере ему, Алексею Карташу. Зато, помогая следствию, он и в самом деле
сумеет одним махом прыгнуть в дамки. Гене – звёздочку на погон, генералам –
благодарность из Москвы, бедному опальному старлею – возвращение в столицу…
