Однако вторая половина, менее прагматичная и более
авантюрная, велела не пороть горячку и чуть погодить. Открыть карты он всегда
успеет.
– Заманчиво, бляха-муха, заманчиво… – вроде бы в
сомнениях протянул он с уркаганскими интонациями, меланхолично жуя
лимончик. – А вот ежели я никого не найду – тогда как быть, гражданин
археолог?
– Помощь следствию зачтётся. Зуб даю, гадом буду, век
воли не видать, – в тон ему ответил супермен.
– Ну смотри, я тебя за язык не тянул… Всё, вроде бы,
так-то оно так, но есть одна махонькая заковыка… Товарищ полковник Топтунов с
завтрашнего дня приказали-с мне отправляться в отпуск, каковой провести в
обществе одной очаровательной мамзели…
– В курсе. Вопрос решу за пару суток.
– Верю. Но предупреждаю: ходят слухи, что на зоне через
несколько дней могут начаться некоторые… беспорядки. И если слухи подтвердятся,
то меня из отпуска отзовут и помогать следствию я не смогу физически.
– Тоже в курсе, – отмахнулся «археолог». –
Топтунов уже вызвал подкрепление – солдат из соседней вэчэ и милицию из
Шантарска, сама Шевчук обещалась быть… Так что на этот счёт опять же не
волнуйся. Хотя это перестраховка: я точно знаю, что Пугач с Баркасом ссориться
не намерен, у него какие-то свои делишки здесь. Выпьют водки, пожмут друг другу
ласты и разойдутся.
«Ого! – встрепенулся Алексей. – Ты и это уже
разнюхал? Оперативно!»
– Иными словами, согласен?
«Знал бы ты, голубь мой милицейский, к кому обратился за
помощью, – подумал Карташ. И тут же поправился: – Хотя – ведь запросто
можешь знать…»
* * *
…Заперев за гостем дверь и занавесив окно, он включил
настольную лампу, нацедил стопочку оставленного коньяку (вот спасибочки за
щедрость, гражданин археолог!) и достал карту. Расстелил на столе. Закурил
«Мальборо» (ещё раз спасибочки!), всмотрелся внимательнее.
Похоже, Лупень не соврал: это была карта, никакого сомнения.
Что на ней было изображено, оставалось тайной Мадридского двора. Но…
Но что-то важное – Алексей чувствовал это печёнкой.
Он допил коньяк («последняя, я сказал!»), бережно спрятал
карту в потайной кармашек, затушил окурок, погасил лампу. Из окна на него
глядела темнота.
Соболиный питомник, говорите?
А как же скелеты? Труп, найденный Гвоздём?
Целенаправленно распространяемые байки? То, что никто в
Парме не видел людей из этого питомника?..
Нет, ребяты, что-то тут не так. Как-то не вяжется история
про питомник со всем, что вокруг него происходит… Значит, суперменоподобный
археолог, мягко говоря, слепил горбатого. Следовательно, можно предположить,
что он и не опер. Кто тогда?..
И ещё Алексей почувствовал, что заступил дорожку силам,
которые могут раздавить тебя, как муравья, и даже не заметят. И от этого
чувства желание докопаться до истины лишь возросло.
Кто ж мог предположить, что Судьба сама приведёт его к
разгадке – да ещё столь заковыристым путём…
Часть 2. Игра навылет
Глава 1
Отпуск: день приезда, день отъезда…
27 июля 200* года, 22.05.
Огромный пурпурный шар солнца завис над тайгой, едва касаясь
верхушек сосен, и, похоже, остановился, будто раздумывая: опускаться ли ему за
горизонт и ещё чуток повременить по эту сторону планеты. Смеркалось, от
лагерных строений протянулись длинные тени, воздух наполнился розовым предзакатным
свечением. Через три дня, если верить Лупню, перемирятся, и тогда вообще тишь
да гладь наступят… А пока заключённые, вернувшиеся от трудов праведных в жилую
зону, закончив перекличку, понемногу угомонились, над ИТУ разлилась тишина –
лишь орал на кого-то по ту сторону колючки пьяный опер, да лязгало какое-то
железо в автопарке, да побрехивали собаки в питомнике за казармами.
Так что если закрыть глаза, то запросто можно представить
себе, что находишься не возле охраняемого со всех сторон лагеря, под завязку
набитого урками, а в мирной сибирской деревушке дворов эдак на десять, тихой и
уютной, которой равно наплевать на землетрясение в Индонезии и на президентские
указы касательно полномочий губернаторов, где ползимы нет электричества,
передвижная лавка приезжает раз в полгода, а самым страшным в мире человеком
считается тракторист Коля, который по пьяни и при посредстве топора страсть как
любит ломиться в избу к незамужней Таньке, и остановить его можно, лишь огрев
оглоблей по черепушке…
Ежели откровенно, то нельзя сказать, что подобные
пасторальные настроения мучили Алексея постоянно, однако сейчас отчего-то
нахлынуло. И не исключено, что причиной тому явилось присутствие рядом дочурки
«хозяина».
Марии Александровны.
Маши…
Таинственный солнечный свет заходящего и никак не могущего
зайти солнца окрашивал её лицо прямо-таки средиземноморским загаром, заставлял
короткие, с рыжиной волосы гореть неким потусторонним, мистическим свечением, а
глазищи… глазищи, блин, были как у Медузы Горгоны: заглянешь в них – и всё,
пиздец…
– Поле, речка, дом с трубою,
Из трубы идёт дымок.
Деревенька притулилась
Вдалеке от всех дорог.
– негромко продекламировал Алексей, глядя на
приближающиеся казарму и хозблок.
– Слышен говор над деревней —
Про соседей, про покос,
Купола церквушки древней,
В скирды собранный овёс…
Маша с улыбкой обернулась с переднего сиденья:
– Удивительно в тему. Если забыть на секунду, где мы
находимся… Неизданный Пушкин? Или сами написали?
– Вот ещё, такую лабудень мы не сочиняем, –
обиделся Карташ за себя и за Александра Сергеича. – Это Серёга Нигматуллин
ко Дню Ракетных войск и Артиллерии накропал… А что тут такого, для здешнего
интеллектуального уровня – сии вирши будут посильней, чем «Фауст» Гёте.
– Ко Дню Ракетных войск – и такая лирика?
– Ну да. Вы, Марь-Санна, просто финала не знаете. А
финал там… э-э… А финал там вот какой:
– Вдалеке закат пылает,
Слышится собачий лай,
Кто-то с песней вечеряет —
Красота, раздолье, рай…
Хорошо глядеть с опушки,
Вороша ногой траву, —
Прислонившись к дулу пушки,
Наведённой на церкву!
– Да уж, – фыркнула Маша, – жизнеутверждающе,
ничего не скажешь. Пушкин на Дне Артиллерии отдыхает… А ваш Серёга,
оказывается, парень с юморком. Он за эту нетленку, случайно, на «губу» не
залетел?
– Не-а, – весело ответил Алексей. – Наоборот.
Заму по воспитработе очень понравилось.
