И тут жахнуло. Внушительно, надо признать.
Взрыв прогремел в лесу, прямо за шатровой палаткой с
движком. Посыпались сбитые гранатными осколками ветви – если быть точнее, то
осколками двух гранат, связанных друг с другом.
Ещё бы Алексею было не знать, сколько там гранат, когда
именно при нём Геннадий инструктировал Машу, как правильно привести в действие
опасную игрушку и произвести бросок по условленному сигналу – поднятый автомат!
И теперь, как чаще всего и случается в реальных
противостояниях, а не в киношных, служащих единственно для увеселения зрителей
схватках, всё решали мгновения.
Взрыв заставил урок повернуть головы, заставил инстинктивно
пригнуться. То есть – на мгновенье отвлечься… А как уже было сказано, решали
именно мгновения.
И эти мгновения вдруг растянулись в бесконечность, застыли…
Только потом Карташ вдруг с удивлением обнаружил, что на весь бой ушло не
больше двадцати секунд…
* * *
…Когда Гриневский поднял автомат, Алексей скинул верёвки,
обвивавшие его запястья в чисто декоративных целях, и выхватил заткнутый сзади
за брюки пистолет. А когда шарахнули гранаты, поднял оружие, намереваясь первым
выстрелом снять Пугача.
Однако Пугача за столом уже не было. Волчара не клюнул на
отвлекалово. Верхним чутьём или чем-то там ещё он сходу, на лету, почуял беду.
И вместо того чтобы вращать головой и пригибаться, бросился под стол.
И Алексей тут же сменил цель. В его секторе обстрела, помимо
Пугача, находились ещё двое, и один из этих двоих, черноволосый, похожий на
кавказца, совсем близко от Карташа. Когда взорвались гранаты, кавказец двигался
аккурат к Гриневскому – видимо, чтобы подобрать автомат, который тот грозился
бросить на землю. Так что Карташу, от нечего делать частенько тренировавшемуся
на пустыре за собачьим питомником в стрельбе по бутылкам, снять неподвижную
цель одним выстрелом особого труда не составило. А вот на поражение второго
уголовника, увы, ушло три пули. Мишень превратилась в движущуюся – зэк
заметался в поисках укрытия, какового поблизости не обнаруживалось. Сперва
помчался к дому, потом сменил направление, побежал, петляя, к ящикам с
платиной… Его ошибкой стало то, что он пытался укрыться, а не вести ответный
огонь. Третья пуля, выпущенная Карташем, достала-таки и его.
Карташ стрелял, понимая, что и сам превратился в идеальную,
открытую, как на ладони, мишень, понимая, что Пугач должен, уже должен стрелять
по нему, и не понимая, почему этого не происходит.
Гриневский, едва прогрохотал взрыв, опустил автомат к плечу
и вдавил спуск. Короткой очередью он срезал того зэка, что больше других
удивился явлению Гриневского, – и зэк повалился на землю. А Гриневский
отпрыгнул в сторону, продолжая давить на спуск, упал, перекатился, уходя от
очереди, выпущенной уголовником по кличке Грибник, и стрелял уже лёжа.
Последняя, агоническая очередь Грибника прошила воздух над головой Таксиста.
А Карташ уже увидел, почему Пугач до сих пор не сделал ни
одного выстрела в его сторону. Из-за нужника, едва завязалась перестрелка, вылетел
заслуженный «археолог» и, вмиг оценив расстановку, понёсся на Пугача, на ходу
стреляя из короткоствольного автомата. Он просто лупил очередями по столу и
около, отвлекая Пугача на себя, заставляя того вжиматься под лавку. Закончив с
двумя своими противниками, Карташ тоже метнулся к столу… но опоздал. Там всё
уже было кончено.
Не раздумывая, Алексей подальше отбросил ногой пистолет,
выпавший из рук Пугача, потом склонился над паханом, приложил пальцы к его шее.
Жив авторитет! Он, расстегнув пряжку, выдернул из петель поясной ремень Пугача,
связал ему руки. Уж чему-чему, а вязать узлы на руках их хорошо обучали в своё
время. Полезное, знаете ли, для вэвэшника умение. А этот пахан, хоть и валяется
сейчас в отключке, но по-прежнему опасен, как загнанный в угол волк.
Управившись с Пугачом, Алексей в пять шагов одолел
расстояние до распластавшегося на земле «аспиранта». Присел рядом на корточки.
Проверил – хотя видел, что смысла в этом нет.
– Ну? – раздалось за спиной.
– Гену насмерть, – мёртвым голосом произнёс
Карташ. – Пугач жив, но ранен всерьёз, в пузо… Никто из них не
промахнулся, но… по-разному не промахнулся. – И добавил под нос:
– А хорошо умер археолог. С оружием в руках. Прямая
дорога ему в Валгаллу…
– Надо утащить жмуров со двора, – сказал Гриневский,
не услышав.
– Надо. – Карташ выпрямился. – Пошли.
– Слушай… Я тебя не больно пнул?
– В следующий раз убью… урка проклятая.
Они затащили покойников (и тех, которых не успели убрать
нападающие, и новых) в бревенчатый дом. Входить в барак, где и без того было
тесно от трупов, почему-то не хотелось.
Жути и без того хватало. Карташ лишь на секунду глянул – и
тут же выскочил наружу, яростно борясь с рвотными позывами. В бараке было
человек пятьдесят. Разного возраста, разного пола. Дети, женщины, старики. В
драных серых робишках. Измождённые до предела. И мёртвые. Все мёртвые. Пахло
пороховой гарью. Над мёртвыми телами громко гудели довольные мухи…
Подошла Маша, села за стол, глядя сверху вниз на валяющегося
на земле лицом вниз Пугача.
– Это он? – спросила она у Карташа, Который вместе
с Гриневским только что убрали с глаз долой последнего покойника. – Это…
из-за него?
Алексей понял, что она имеет в виду и кивнул.
– Он жив?
– Пока без сознания. Может, и не очухается…
Гриневский тяжело опустился на лавку, бросил «Калашников» на
стол.
– Вертолёт будет садиться вон за тем сараем, что толем
крыт. Там у них что-то вроде вертолётной площадки. – Он устало накрыл лицо
ладонями. И из-под ладоней спросил:
– Ну? Кто хочет взглянуть на добычу?
На этот вопрос-предложение никто не отреагировал.
Раздался стон. Пугач зашевелился, перевернулся на спину, на
его защитного цвета куртке в области живота расплылось тёмное пятно, в этом
месте к ткани прилипли сухие травинки, завиток стружки. Пугач задёргал связанными
руками. Бешено завращал глазами. Его взгляд заметался от одного человека к
другому, пока наконец во взгляде не появилась осмысленность.
– Вот как… Поймали фарт, фраера, – пахан вывернул
голову и презрительно сплюнул. – Вскарабкались по чужому горбу. Ну-ну… И
как дальше жить намерены?
– А тебе не всё равно? – отозвался Гриневский. Он
отвёл ладони от лица, но на своего давнего знакомого не глядел.
– Мне-то ништяк, я своё отпрыгал, отдыхать еду. А тебе
я скажу, сука мусорская, что тебя ждёт. И твоих корешей. И бабу, которую вы
втянули. Вы, по тупости своей дубоголовой и жадности фраерской, даже не
задумались, на кого замахнулись. Думаешь, это моё? – он мотнул головой в
сторону ящиков. – Теперь это общаковое. Ты, Таксист, должен врубаться, что
такое общак. Это значит, что вас найдут везде. Везде. В каждом городе, в каждой
деревне будет глаз. Не один. Сотни и тысячи глаз. В «крокодилах», на вокзалах,
в аэропортах. На кораблях. В подвалах, на чердаках, на дачах, в сараях,
пансионатах. Везде, где может человек схорониться. У каждого беспризорника
будет описание ваших морд. Каждый нищий на панели будет сечь прохожих, каждый
уличный торговец будет предупреждён. Мы не менты, и ты знаешь, Таксист, как мы
умеем искать. Но вас будут искать и менты. Мы и их натравим на вас. За границу
смоетесь? Там найдут ещё быстрее. Там не осталось щелей, куда можно забиться
никем не замеченным. Здесь ещё сможете найти такую щёлку, но продержитесь
недолго. До тех пор просидите и протрясетесь, пока не вытянут и не распнут. А
ты знаешь, что будут тогда с вами делать. По кусочкам, на лоскутья…
