Бизнес, мозгом и руководителем которого был Паша Леньков,
процветал.
А начиналось так.
Девять лет назад, в самый мрачный период буйных девяностых,
аспирант Института всемирной литературы окончательно понял, что светилом
филологии он не станет — не от дефицита способностей, а потому что скоро
загнется от стипендии в шесть у. е. и полной невозможности дополнительного
заработка. Соученики один за другим переквалифицировались в челноков,
банковских охранников, продавцов на мелкооптовом рынке, но Паша последовать их
примеру не мог: физические данные не позволяли ему таскать мешки и ящики или
часами торчать под снегом и дождем у дверей офиса. А еще было обидно. Без
малого десятилетие потрачено на обучение профессии — заметьте, горячо любимой
профессии. Что ж теперь, все знания в унитаз?
С утра до вечера, сидя в неотапливаемой институтской
библиотеке, Паша ломал голову над тем, как соединить свое ремесло, полностью
утратившее всякую актуальность, с хорошими деньгами. Где сегодня нужен
специалист по истории литературы? Разве что в каких-нибудь зарубежных
славистских кущах, но там и своих умников хватает.
Идея пришла в голову, когда аспиранта бросила невеста Мила.
Сказала на прощанье: «Достало твое нытье», но Паша-то знал, что на самом деле
ее достали паршивая комнатенка в коммунальной квартире и чай, завариваемый по
два, а то и по три раза.
В первый момент Леньков хотел выброситься из окна, но не
хватило сил отодрать рассохшуюся раму. Во второй момент, когда, всхлипывая, он
представлял свои унылые похороны и мрак могилы, у него произошло сатори.
За минувшие с тех пор годы Пашина жизнь радикально
переменилась. Теперь он обитал в двухсотметровом лофте с технодизайном на
Тверской, ездил на спортивном «альфа-ромео», останавливался в первоклассных
гостиницах, а путешествовал исключительно бизнес-классом (мог бы и первым,
просто не хотел привлекать к себе лишнего внимания).
Жениться не женился, ибо рано и вообще незачем, но женской
лаской обделен не был, причем все Пашины подруги красотой существенно
превосходили очкастую Милу, не сумевшую разглядеть в бедном аспиранте
потенциал.
Леньков всё еще числился на службе в своем полураспавшемся
институте, где по-прежнему ничего не платили, но зато и работы никакой не
требовали. Научный статус позволял работать в архивах и профессорских залах
библиотек. Лет пять назад Паша защитил диссертацию — с блеском, ему даже
предложили переработать текст в научно-популярную книжку, но он благоразумно
отказался. Тема была такая: «Текстологический анализ предсмертных
волеизъявлений литераторов пушкинской эпохи».
Диссертация написалась сама собой, между делом — в период,
когда Леньков работал с питерскими кладбищами.
Первый этап производственного цикла был самым приятным и
совершенно непредосудительным, стопроцентно травоядным. Сидишь себе в
хранилище, изучаешь жизнь давно исчезнувших людей. Но мозг настороже, под
ложечкой посасывает от предвкушения — особенно, если предмет изучения вдруг
обнаружит задатки «спонсора» (этот термин Паша придумал сам и находил его
остроумным).
Он любил воображать себя ловцом жемчуга на коралловых рифах.
Скользишь в акваланге над прекрасными, плавно покачивающимися джунглями,
любуешься переливами голубой воды, экзотическими рыбами — но вдруг блеснет
перламутром раковина, и заколотится сердце. Метнешься вниз, чуть подрагивающей
рукой, в которой зажат нож, откроешь створки. А что если внутри матово блеснет
бесценная жемчужина?
Вряд ли жемчуг так добывают на самом деле — это Паша
понимал. Разве что какие-нибудь любители-джентльмены, для которых это хобби.
Леньков же в своем деле был настоящим профи. И не был джентльменом.
Он называл себя «Некрофорус» — по латинскому наименованию
жука-могильщика, славного представителя семейства сильфид, они же «мертвоеды».
Подобно некрофорусу, Паша существовал за счет покойников —
и, как уже было сказано, существовал совсем недурно.
Идея, позволившая ему выгодно обналичить багаж
историко-филологических знаний, которые в условиях зарождающейся рыночной
экономики принято считать абсолютно неликвидными, была гениально проста: искать
в старых документах и мемуарах (желательно никогда не публиковавшихся)
упоминания о ценных предметах, которые клали в гроб перед похоронами. В
сентиментальном 19 столетии это было весьма распространено. Удобнее было начать
с писателей, потому что на каждого из них в Литературном архиве был заведен
отдельный фонд. Впоследствии, освоив и другие архивы, Паша расширил круг
потенциальных «спонсоров». Среди «артефактов», прошедших через Леньковские
руки, были перстни, медальоны, несколько усыпанных каменьями шпаг, алмазные
орденские звезды. Иногда попадалось что-нибудь более экзотическое — например,
упоминание о связке любовных писем, которую завещал положить в гроб один поэт
пушкинского круга. Некрофорус взял пробу грунта на могиле, убедился, что с
влажностью всё в порядке. Судя по сохранившемуся описанию похорон, гроб был
дубовый, а значит, письма наверняка в приличной сохранности. На страничку с
архивным штемпелем Паша капнул раствором кислоты, а ценную информацию, отныне
известную одному ему, поместил в свой «каталог». Товар был уникальный, но
требующий штучного покупателя, которого еще предстояло найти. За годы
жемчужного лова у Ленькова в «каталоге» каких только сокровищ не накопилось.
Но обнаружение Артефакта, как уже было сказано, это лишь
начало производственного процесса. Далее требовалось найти клиента. Теперь-то
Паша оброс связями, приобрел авторитет у посредников и коллекционеров по всему
миру, а в первые годы приходилось ого-го как побегать.
О'кей, вот клиент определился, цена обговорена. Наступает
фаза Извлечения, или собственно Операция. И тут без Крота никуда.
Они работали вместе уже четвертый год, но личных, то есть внеслужебных
отношений не поддерживали — Паша решил, что так будет спокойнее. Звонок по
телефону — мол, с такого-то по такое-то предстоит командировка, рейс такой-то.
Крот буркнет «угу» и вешает трубку, даже не спросит, куда лететь. Идеальный
партнер.
Паша долго такого искал.
В какой-то момент понял, что всякий раз связываться с
кладбищенскими ханыгами, которые за ящик водки вскроют могилу и обшарят бренные
останки, — лишний риск. Сам Леньков эту работу исполнить не мог: не хватило бы
силенки, да и жутко.
Прямо чудо, что никто из случайных помощников его спьяну не
заложил. С дилетантизмом пора было завязывать. Требовался профессионал —
непьющий, неболтливый, с хорошей физической и технической подготовкой.
Тут дело было еще и в том, что Паша созрел для выхода на
международную арену. Там и клиент побогаче, и поле деятельности шире.
Российские кладбища — депозитарий малонадежный. Слишком много за последние сто
лет было войн, революций и периодов разрухи, а, как известно, в эпохи
социальных катаклизмов сакральная значимость всевозможных табу (в том числе
осквернения могил) девальвируется. Несколько раз случалось, что захоронение,
вскрытое с немалыми затратами денег, времени и невосстановимых нервных клеток,
оказывалось давным-давно выпотрошенным — может, еще в Гражданскую войну.
