Главная достопримечательность
Мои избранники никому кроме меня не нужны. Их имена не
гремели, пока они жили, а когда умерли, то кроме камня на могиле в этом мире
ничего от них не осталось. Девица Екатерина Безсонова 72 лет от роду,
скончавшаяся 1823 года пополунощи в 8-ом часу, и статский советник Гавриил
Степанович Карнович, отлично-добродетельно истинно по-христиански всегда
живший, завораживают меня загадкой своей исчезнувшей жизни. Лаконичнее всего это
ощущение выражено в хайку Игоря Бурдонова «Малоизвестный факт»:
Все они умерли —
Люди, жившие в Российском государстве
В августе 1864 года.
Они и в самом деле все умерли — говевшие, делавшие визиты,
читавшие «Московские губернские ведомости» и ругавшие коварного Дизраэли. Но на
Старом Донском кладбище меня охватывает острое, а стало быть, безошибочное
чувство, что они где-то рядом, до них можно дотянуться, просто я не знаю, как
поймать ускользнувшее время, как зацепить тайну за краешек.
Он, этот краешек, совсем близко — кажется, еще чуть-чуть и
ухватишь. Близок локоть…
И я сочиняю романы про XIX век, стараясь вложить в них самое
главное — ощущение тайны и ускользания времени. Я заселяю свою выдуманную
Россию персонажами, имена и фамилии которых нередко заимствованы с донских
надгробий. Сам не знаю, чего я этим добиваюсь — то ли вытащить из могил тех,
кого больше нет, то ли самому прокрасться в их жизнь.
Губы-раз, Зубы-два
Пару лет назад в Москве пропал человек. Без вести. Дело
небольшое, у нас в столице, согласно статистике, ежегодно исчезает до трех
тысяч граждан обоего пола, но этот был не бомж и не склерозная старушка, а
капитан милиции, слушатель криминологического факультета Правоохранительной
академии МВД. Анкетные данные такие: Николай Виленинович Чухчев, русский, 1970
года рождения, награжден медалью «За отличие в охране общественного порядка».
Когда Чухчев не явился ночевать в общежитие, чего с ним
никогда прежде не бывало, а назавтра без уважительной причины пропустил
занятия, в академии забеспокоились. Все-таки офицер милиции. Мало ли что.
Собирались объявить в розыск, но в это время начальнику поступила секретная
рекомендация Откуда Следует: слушателя Чухчева не искать, шума не поднимать, и
домыслов строить тоже не посоветовали. Потому что Государственная Тайна.
Раз Государственная Тайна, делать нечего: исключили капитана
из списков, место в общежитии отдали другому офицеру, а вещи личного
пользования сложили в чемодан и убрали в кладовку, потому что близких
родственников у Чухчева не имелось.
В общем, жил человек — и, как говорится, ушел под воду без
всплеска, растворился без осадка. А человек, между прочим, был особенный.
То есть, безусловно, все люди особенные. Со стороны оно,
может, и не всегда видно, но это сто процентов. Каждый в глубине души про себя
знает, что он совсем не такой, как другие. Николай это тоже сознавал, но в
отличие от большинства людей были у него на то кое-какие объективные причины.
Возможно, не такие уж объективные, а просто случайность, однако сам он в своей особости
не сомневался и младшему лейтенанту Лисичкиной, которая в последнее время ему
очень нравилась, говорил: «Я верю в свою Звезду».
Особостъ состояла в том, что Чухчев был Человеком, Который
Находит Клады. Правда, пока что клад ему попался всего однажды, но зато в
возрасте, когда формируются ориентиры — в четырнадцать лет.
В городишке, где рос Колька, была заброшенная штольня. Во
время войны немцы там держали склад, а когда отступали, всё к черту
перезаминировали. Нашим потом возиться было лень и незачем — посадили железную
дверь, чтоб пацаны не лазили, навесили щит с черепом и надписью «Посторонним
вход воспрещен», да и забыли. Сорок лет дверь ржавела-ржавела, а потом как-то
утром Колька идет с речки — вдруг видит: замок с петель сам собой свалился, и в
щелку видать черную пустоту.
Парень он был любопытный и не робкого десятка. Полез. Думал,
может, каску немецкую добудет или, если повезет, рожок от «шмайссера». Те же
мины, если их осторожненько вынуть и аккуратненько разобрать, очень могут
пригодиться для рыбалки.
По всему следовало Кольке в этой гиблой штольне подорваться,
но здесь-то и проявилась его Звезда. Это благодаря ей он не зацепился ногой за
усик выпрыгивающей «SMi-35», не наступил на пружину бетоннометаллической
«Шток-мине», а вместо этого нашел в полусгнившем снарядном ящике небольшую, так
примерно тридцать на сорок, коробку, всю набитую золотыми украшениями. Должно
быть, припрятал какой-нибудь полицай до лучших времен, а вернуться за кладом у
гада не получилось.
Будь Колька Чухчев умудренней годами и жизненным опытом, он
никому бы о своей находке не рассказал, попробовал бы толкнуть золотишко без
шума, малыми порциями, но какой с мальчишки спрос? Нахвастал, раззвонил на весь
город.
Короче, коробку забрали в милицию, про героического Кольку
написали в газете, дали ему похвальную грамоту и вознаграждение, согласно
закону: четверть госстоимости по цене золотого лома, 784 рубля с копейками. Он
купил себе мопед «Верховина» и чехословацкий спиннинг, а остальное отдал
матери.
Такой вот уникальный случай произошел с Чухчевым в
подростковом возрасте.
Тогда же определился у него и выбор в плане жизненного пути.
Решил Коля, что станет сотрудником правоохранительных органов. Во-первых,
пускай и дальше у него всё будет по закону. Во-вторых, милиционеру можно туда,
где посторонним вход воспрещен, а клады, как известно, водятся только там, куда
абы кого не пускают. Ну а в-третьих, не в шахтеры же идти.
В дальнейшие годы Чухчев существовал вроде бы обыкновенно:
служил в армии, учился в милицейской школе, женился-развелся, трудился в
паспортном столе, выбился в московскую академию, однако всё это была внешняя
жизнь, неглавная. Суть же состояла в том, что Николай глядел в оба. Нужно было
не облажаться, когда Звезда выведет его к Настоящему Кладу. И Чухчев верил, что
не облажается.
Учиться в академии капитану нравилось. Не только потому, что
через нее открывался путь к служебному повышению и даже, может быть, к переводу
на постоянную работу в столицу либо ближнее Подмосковье, а потому, что академия
располагалась на территории бывшего монастыря, в самой старинной части Москвы.
Судя по увлекательной книжке «Подземные клады Белокаменной», земля тут была
буквально изрыта тайными ходами и схронами, в которых москвичи прятали свое
добро то от татар, то от поляков, то от французов, то от
коллег-предшественников капитана Чухчева. Взять хоть этот самый монастырь имени
отсекновения головы Иоанна Предтечи. До 1918 года здесь квартировали монахини.
Барыни и купчихи ради спасения души дарили им золотые оклады для икон, пудовые
серебряные подсвечники и прочие ценные предметы церковного обихода. Когда
советская власть придумала передать недвижимость, очень кстати огороженную
каменной стеной, в ведение ЧК-ОГПУ, монастырь прикрыли. Пришли за драгметаллами
— а ни черта нет: одни голые стены. Попрятали куда-то монашки всё свое добро.
