— Ни единой? Вот как… А где б-бочка, в которой сидел Мэйтан?
Я бы хотел на нее взглянуть.
Послушник удивился:
— Как где? Отец настоятель, конечно же, приказал ее сжечь.
Разве можно было оставить в обители этот нечистый предмет?
— Место преступления затоптано, улики уничтожены, свидетелей
нет, — пробормотал вице-консул по-русски и вздохнул.
Араки, покряхтев, робко произнес:
— Если вам будет угодно выслушать мое ничтожное мнение, отец
Мэйтан сам виноват. Как это можно, чтобы гайдзин вознамерился стать буддой?
Немудрено, что Сигумо на него разгневался. Вот и вы, господин, знаете слишком
много для иностранца — даже про то, как медитировать перед изображением Лотоса.
Лучше бы вам уйти отсюда, и чем скорее, тем лучше. Сигумо где-то здесь, он всё
видит, всё слышит…
— Б-благодарю за добрый совет, — слегка поклонился Фандорин.
Наведался на пепелище, побродил по поляне. Задумчиво
пробормотал вслух, опять по-русски:
— Что за странная судьба. Родиться в Петербурге, закончить
Училище п-правоведения, дослужиться до коллежского советника, а потом стать
Мэйтаном и насытить своей кровью японского оборотня…
Присел на корточки, поковырял землю. То же самое проделал у
сточной канавы, но провозился там дольше — минуты этак с три. Покачал головой,
встал.
— Ладно, теперь к п-преподобному.
У порога настоятельского дома топтался детина, плечи
которого служили Эми Тэраде средством передвижения. Вице-консул вспомнил, как
бесцеремонно калека обходится со своим слугой. Слов на него она не тратила:
если нужно было повернуть налево, дергала за одно ухо, если направо — за
другое; когда хотела остановиться, нетерпеливо молотила веером по макушке.
Здоровяк сносил такое обращение самым смиренным образом. Когда он бережно усаживал
свою хозяйку в покоях Согэна, то по оплошности слишком сильно сдавил ее своими
ручищами. Маленькая злюка немедленно впилась ему в запястье мелкими, острыми
зубками — да так, что выступила кровь. Но слуга безропотно стерпел наказание и
еще рассыпался в извинениях.
Послушник Араки поднялся по ступенькам, а Фандорин
задержался подле слуги.
— Как тебя зовут?
— Кэнкити, — грубым и зычным басом ответил здоровяк.
Он был на пару дюймов выше Эраста Петровича, то есть
необычайно высоким для туземца. Грудь — как бочка, широченные плечи, а руки с
хорошую оглоблю. Из-под низкого лба на гайдзина смотрели сонные, припухшие
глазки.
— Тебе, должно быть, очень много платят за твою нелегкую
службу? — спросил Фандорин, с любопытством разглядывая великана.
— Я получаю кров, еду и десять сэнов в неделю, — равнодушно
пророкотал тот.
— Так мало? Но при твоей стати ты мог бы найти куда более
выгодную с-службу!
Слуга молчал.
— Наверное, ты привык к своей госпоже? Привязался к ней? —
не унимался заинтригованный вице-консул.
— Чего?
— Я говорю, ты, вероятно, очень любишь свою г-госпожу?
Кэнкити искренне удивился:
— Да как же ее не любить? Она такая… красивая. Она как
куколка хина-нише, которую ставят на алтарь в Праздник Девочек.
Воистину chacun a son gout
[20]
подумал Эраст
Петрович, поднимаясь на крыльцо.
— Отец настоятель, сударыни, я осмотрел место з-злодеяния и
теперь знаю, как снять с монастыря проклятье, — объявил коллежский асессор
прямо с порога. — Я сделаю это нынче же ночью.
Преподобный Согэн поперхнулся «ведьминым кипятком» и громко
закашлялся. Эми испуганно всплеснула рукавами, а Сатоко быстро обернулась к
вошедшему.
Дипломат обвел всех троих веселым, уверенным взглядом и
опустился на циновки.
— Задачка не из г-головоломных, — обронил он и потянулся к
кувшинчику. — Вы позволите?
— Да-да, конечно. Прошу извинить! Настоятель сам налил гостю
сакэ, причем не совсем удачно — на столик пролилось несколько капель.
— Мы не ослышались? Вы собираетесь прогнать из монастыря
оборотня?
— Не прогнать, а п-поймать. И, уверяю вас, это будет не так
уж трудно, — загадочно улыбнулся Эраст Петрович. — Как известно, оборотни имеют
две природы — призрака и человека. Вот на человека-то я и поохочусь.
Трое остальных переглянулись. Покряхтев, Согэн деликатно
заметил:
— Господин чиновник восьмого ранга, мы наслышаны о ваших
выдающихся способностях… Я знаю, что вы получили орден за расследование
убийства министра Окубо. Известно также, что наше правительство не раз
обращалось к вам за советом в весьма запутанных делах, но… Но это материя
совсем иного рода. Здесь вам не помогут достижения техники и ваш замечательный
ум. Мы ведь имеем дело не с заговорщиком и не с убийцей, а с Сигумо.
Последнее слово настоятель произнес совсем тихо — таким
зловещим шепотом, что у малютки Эми от страха задрожал подбородок.
— Раз убил — значит, убийца, — хладнокровно пожал плечами
Эраст Петрович. — А убийцу оставлять без кары нельзя. Это подрывает устои
общества, не правда ли, святой отец?
Настоятель вздохнул, возвел очи к потолку:
— До чего же вы, люди Запада, ограниченны! Вы верите только
тому, что можно увидеть глазами и пощупать руками. Именно это и погубит вашу
цивилизацию. Умоляю вас, Фандорин-сан, не шутите с нечистой силой. У вас нет
для этого ни достаточных знаний, ни подобающего оружия. Вы погибнете и тем
самым навлечете на нашу обитель еще большие несчастья! И тут Сатоко тихо
сказала:
— Вы зря тратите время, преподобный. Я знаю господина
чиновника восьмого ранга. Если он принял решение, то не отступится. Сегодня
ночью Сигумо будет наказан за смерть моего мужа.
Куда меньше оптимизма проявил начальник Эраста Петровича,
узнав о намерении своего помощника.
— Есть три вероятности, — недовольно объявил консул,
поочередно загибая костлявые остзейские пальцы. — Ты спровоцируешь
дипломатический скандал на почве оскорбления туземных верований. Ты ввяжешься в
уголовщину и получишь удар ножом. Ты ничего не добьешься и лишь выставишь себя,
а заодно и Российскую империю, на посмешище перед всем Сеттльментом. Ни один из
трех вариантов мне не нравится.
— Существует еще ч-четвертый. Я поймаю убийцу.
— Стало быть, три к одному? — уточнил Вебер, заядлый игрок
на скачках. — Идет. Триста против ста? Только ставку внеси заранее. На случай,
если не вернешься.
Эраст Петрович выложил на стол сто серебряных мексиканских
долларов, консул — триста. Пари было скреплено рукопожатием, и Фандорин
отправился готовиться к ночной эскападе.
Поразмыслив, он пришел к выводу, что для встречи с японским
оборотнем будет уместней одеться по-туземному. В гардеробе у коллежского
асессора имелось два японских наряда: белое кимоно с ткаными гербами (подарок
принца императорской крови за консультацию в одном щекотливом деле) и черный
облегающий наряд, какие носят синоби, мастера из клана профессиональных
шпионов. Надев этот костюм да еще прикрыв лицо черной маской, в темноте
становишься почти невидимым.
